— И ты ошибаешься. Пойдя к ним, мы покажем, что мы, как и всегда — всего лишь друзья. Что мы не прячемся, не скрываемся — потому что скрывать нам нечего.

— Что же, тебе лучше знать местный менталитет. Если думаешь, что так будет лучше, то я подготовлю свой костюм и кипу.

— Спасибо — сдержанно сказал он.

Мы долго не засиживались, и, заказав счёт, разошлись по своим пятничным делам.

К дому его сестры я подошёл один — мы не условились о времени встречи, и я спохватился слишком поздно, когда звонить было уже нельзя.

Постучал в знакомую дверь, и мне открыла Мория.

— Проходи, Янон. Авшалом с Гиллелем скоро подойдут, они ещё не вернулись с молитвы — она провела меня вовнутрь, оставив входную дверь приоткрытой.

Я сел в кресло, которое она мне указала, и задумался о том, как она вообще воспринимает мою ситуацию. Увидев, что я даже не собирался присутствовать на вечерней молитве, она наверняка понимала, что утверждение, что я якобы укрепляюсь в вере — туфта. Так что же, по ее мнению, происходит?

— Я живу сейчас недалеко от вас — наконец нарушил я затянувшееся молчание.

— Знаю, брат сказал мне, что тебе пришлось съехать из-за неприятных сплетен — ее голос был абсолютно нейтральным.

— Вы ведь понимаете, что никакой почвы по этими слухами нет?

— Да, но в нашем обществе это, к сожалению, абсолютно неважно. Репутация — это то, что мы бережем как зеницу ока, с юности и до самой смерти. Я не знаю, почему Авшалом пренебрег всеми приличиями ради того, чтобы принимать тебя в гостях. Но, зная характер моего брата, если он сделал это — на то была очень веская причина.

Я не нашелся, что ответить.

— Я верю, что между вами ничего не было — слегка улыбнувшись, добавила Мория — мой брат всегда был оплотом самых строгих моральных устоев. И уж никогда за ним не замечалось подобных…странностей.

— Я рад, что вы это понимаете — пробормотал я.

В комнату вошла ещё одна женщина, миловидная и чем-то похожая на Авшалома.

— Привет, Рахели. Янон, познакомься, это моя младшая сестра. Они с мужем будут присутствовать сегодня на ужине с нами. Больше мы никого не приглашали.

Я хотел спросить, не является ли такое изменение в их обычных субботних застольях следствием сплетен (я догадывался, что зачинщиком слухов был кто-то из их окружения), но прикусил язык. Уж это точно было не мое дело.

— Мужчины уже под домом, сейчас подойдут — сообщила Рахели.

— Прекрасно. Когда они зайдут, поможешь мне накрыть на стол. Я не хочу оставлять Янона здесь одного — Мория улыбнулась мне немного теплее, чем до этого.

Ужин был, как и в прошлый раз, очень неплохим. Блюда были простыми, но по-настоящему вкусными, и я, после целой недели питания всухомятку, наслаждался вовсю.

— Авшалом, спасибо за хорошего работника — сказал Гиллель — Янон меня просто спасает в последнее время. В ближайшие полгода мы сотрудничаем с немцами, и я надеюсь, что он сможет работать с нами до самого окончания проекта. После этого мы начнем новые проекты, не уверен, что с немцами, но я что-нибудь придумаю, чтобы удержать его у себя в компании.

— Я рад — Лерер коротко кивнул. Он, как и я, с недавнего времени воздерживался от разговоров о более-менее далёком будущем.

— Может быть, кто-то скажет Двар Тора? — спросила Рахели ангельским голосом.

Гиллель откашлялся, и я привычно отключил слух, только лишь услышав унылые термины, типа: «мудрецы», «смирение», «гордыня», «божественное присутствие» и тому подобную муть. Пару раз мое ухо уловило слово «мессия», но я все равно не был готов к выслушиванию очередной религиозной проповеди.

Авшалом посмотрел на меня, видимо понял, что я думаю о совершенно посторонних вещах в то время, как остальные почтительно внимают, но только покачал головой.

После ужина мы посидели ещё какое-то время, но потом религиозные дискуссии дошли до критической массы (по крайней мере, для меня), и я поспешил откланяться.

К моему удивлению, Лерер тоже поднялся вслед за мной.

— Мне тоже надо идти. Увидимся завтра на утренней, и спасибо за ужин.

— Спасибо. Спокойной субботы — вразнобой ответили остальные.

Я надеялся, что за нашей спиной наш совместный уход не обсудят. До боли обидно быть предметом грязной сплетни, зная, на самом деле мне ничего никогда не обломится.

Я вышел и с удовольствием вдохнул холодный воздух. Уже не было таких промозгло-холодных ночей, как недели три назад, но на улице все ещё было очень свежо и приятно. Март набирал свои права, и я вспомнил, что через три недели должен буду идти на тягостную повинность — свадьбу двоих коллег, которых совсем не жаждал видеть.

— Зря ты пропустил лекцию Гиллеля мимо ушей — услышал я голос Лерера.

— Что?

— Говорю, что зря ты не слушал Гиллеля. Он говорил очень интересные вещи.

— Я не люблю проповеди.

— В проповеди не обязательно говорят про религию. Например, сегодня он коснулся темы, которая была бы тебе интересна: смирение, как основная черта характера Машиаха.

Я зевнул. Не специально, это был уже банальный условный рефлекс.

— Кто тебе так отбил интерес к традиции? — спросил он сердито.

— Вы и отбили. Точнее, такие зануды, как ты и твои родственники.

— Мне очень жаль. Что же, я не имею права на тебя давить в этом плане.

— Точно.

— Хочешь пойти домой, или прогуляться, как обычно?

— Прогуляться…- я вспомнил нашу последнюю прогулку, и мой голос сразу охрип. Он, видимо, тоже подумал о том вечере.

— Что же, рискнем. Надеюсь, в этот раз ты не собираешься на меня накидываться?

— Я же обещал…

— Тогда пошли.

И мы неторопливо двинулись по уже привычному маршруту, огибающему все соседние улицы, вдоль пустынных бульваров, глухих витрин, домов и магазинов.

— Как ты справляешься один с мальчишками? — спросил я его.

— Без тебя труднее, и они все ещё злятся, особенно старший.

— Кто именно начал этот слух? — задал я животрепещущий вопрос.

— Теперь уже и не узнаешь. Я думаю, что не кто иной, как Эзра. Но мои зять и сестра активно сопротивляются этой версии. Да и важно ли это?

— Поэтому они в этот раз пригласили так мало людей?

— Да, они решили немного внимательнее относиться к тому, кого приглашают к себе домой. Я лично думаю, что это лишнее. Слухи будут всегда. Когда мой отец повесился… можешь представить, что тогда было. Только его диагноз позволил нам похоронить его как следует — если человек убил себя из-за болезни, на это у нас смотрят немного более лояльно.

— Вот как — как и всегда, когда речь заходила об Альберте, я внутренне сжимался от сильнейшего чувства вины.

— А ты как справляешься? Тебе хватает денег?

— Пока что немного сложно, но со следующего месяца, когда начну получать сразу две зарплаты, будет легче.

— Я хочу тебе помочь. В воскресенье занесу тебе чек, а ты потом вернёшь мне, когда сможешь.

— Не надо, Авшалом — я покачал головой.

— Чего ты стесняешься?

— Не хочу брать твои деньги.

— Ты три недели жил у меня дома и тебе это не мешало.

— Тогда я был твоим гостем. И старался хоть как-то тебе за это отплатить.

— Отплати мне и сейчас.

— Чем?

— Не знаю. Скажем, помогай моим сыновьям с математикой. У меня большие проблемы по этой части.

Я засмеялся.

— С удовольствием. Но помогать я могу и бесплатно.

Мы дошли до того моста, где стояли несколько недель назад, и он облокотился о перила, смотря вниз на шоссе.

— Ты видел кого-то из тех раввинов после того дня? — спросил я осторожно.

— Нет. Ты их не знаешь, но тот, кто говорил больше всех — один из самых уважаемых равов в городе. Остальные приблизительно его ранга или чуть ниже.

— Ну и что?

Он вздохнул.

— То, что они провернули такой трюк, означает, что тобой очень сильно интересуются. И, скорее всего, они тоже признают твой…статус.