— Не считаю, — устало сказал я.

— Я не всегда действую по учебнику, но я не пытаю, не мучаю и не убиваю без нужды, — отчеканил он.

— А другие из взвода о твоей философии знают? И что по нужде ты убьешь и будешь пытать кого угодно? — спросил я зло.

— Ты стал одним из этих? — спросил он. — Прекраснодушных жителей северного Тель Авива?

— Нет. — сказал я, — но ты лезешь на рожон. Двир заметил. Не сегодня-завтра увидят и остальные.

— Так ты заботишься о том, чтобы меня не поймали? — уточнил он.

— Не только, — ответил я.

— Волнуешься о несчастных, которые пристрелили Арона? Или о том бедненьком парне, что кинул в Томера бетонный блок?

— Нет. Просто не хочу, чтобы ты повторил свой подвиг десятилетней давности.

— Это мне говорит потомок нацистского офицера, у которого руки по локоть в крови, — усмехнулся он.

— У кого именно? — уточнил я, внутренне сжимаясь и понимая, что этот разговор надо было закончить ещё десять минут назад.

— У вас обоих, — ответил он, смотря мне прямо в глаза, — будто ты сам не знаешь.

Меня будто ослепило злостью, которая, как лава, выплеснулась из моего сердца и ударила в голову. Не в силах больше сдерживаться, я со всего маху ударил его кулаком в челюсть.

Он упал, но откатился, прежде чем я успел пнуть его в бок, сразу же вскочил на ноги и сгруппировался, встав в боевую стойку.

Я покачал головой.

— Не собираюсь с тобой драться, — сдёрнул со стула свою рабочую сумку и вышел из его дома.

========== Глава 13 ==========

Глава 13

Со стороны наш с Дори конфликт был практически незаметен: на работе мы и так не пересекались, а теперь вообще постарались свести все контакты к нулю. Я в очередной раз поверил в мудрость тех, кто запрещает романы на рабочем месте. Как же мне было трудно…

В отличие от прошлого раза, с Гаем, когда мне было всего лишь немного досадно и неприятно, и я в основном опасался продолжения его расследования, теперь все было куда тяжелее. Я с трудом выносил его присутствие, в то же время глуша в душе тоску и беспокойство. Он же в свою очередь всячески старался меня избегать — как и его брат до этого. Наверное, судьбой мне было написано не ладить с Зелигами.

Первого декабря я взял на работе отгул и поехал на годовщину смерти Арона на кладбище. Вспомнил, как год назад стоял на этом же месте, а Дори маячил за моим плечом, и в рюкзаке его уже тогда был пистолет, которым он расправился с убийцей Арона — без суда и без следствия.

Я подумал, что все, по сути, началось с того пистолета. Не с Гая, не со смерти их отца. В тот момент, когда я вновь согласился прикрыть его очередное самоуправство — я открыл ящик Пандоры, который был закрыт добрых десять лет.

Я вспомнил ту весну, мне ещё не было и двадцати двух. Это был мой последний год в армии, и я просто хотел дослужить его как можно спокойнее. Но мне не довелось, как и всем, кто находился в армии в то время.

Именно тогда я в первый раз убил человека. Вооруженного, опасного. Я помнил все — до последней мелочи. Не могу сказать, что мучился этими воспоминаниями — иначе не смог бы служить в боевых частях. И потом мне пришлось убить ещё не раз.

Но это была какая-никакая, но всё-таки война, и нас готовили к этому — и физически и морально.

То, во что нас ввязал Дори немногим позже этого, было совсем иным.

Да, он сделал то же самое для меня — шесть лет назад. И может быть, я до сих пор должен был быть обязанным ему за это.

Но я не хотел больше повторения того, что было почти десять лет назад. И не хотел вспоминать об этом. Не сейчас, не на могиле друга.

— Миха? — услышал я за спиной полузабытый голос и вздрогнул от неожиданности. Обернулся и увидел Зоара Паита, своего первого… партнера по экспериментам.

Он повзрослел. Казалось, что ещё больше вырос и раздался в плечах за десять лет. Его зелёно-серые глаза были такими же, как и тогда, но лицо перестало быть мальчишеским, приобретя черты, которые мы обычно называем «волевыми» и «орлиными»; одет он был в прекрасно сидящий на нем костюм, который предполагал работу в какой-нибудь элитной компании в одном из небоскребов Азриэли.

Если говорить образно, перед мной стоял человек, на которого наверняка вешались гроздями представители обоих полов.

— Привет — поздоровался я, стараясь не показать, что он застал меня врасплох.

— Давно не виделись — он смотрел на меня так, что меня бросило в жар. Его глаза обежали мою фигуру, лицо, на миг остановились на моих губах, потом он спохватился и пожал мне руку.

— Жаль, что смог увидеть тебя только по такому поводу.

— Скоро увидишь и по другому — ответил я.

— Это как? — спросил он.

— В марте я призываюсь на сборы — сказал я. Прозвучало это невесело, но он не заметил.

— Ты решил вернуться? — удивился он — Почему?

«Хороший вопрос», подумал я. Теперь, когда мы с Дори наконец послали друг друга подальше, никакого резона я для своего глупого решения не видел. К сожалению, армии было плевать на такие тонкости. Я уже был в списке резервистов, запланированных на мартовский сбор, и звонить Дори, чтобы тот меня отмазал, было невозможно.

Вслух я сказал:

— Сложно объяснить.

— Я понимаю — тихо сказал он — после смерти Арона?

Я слегка опешил от такого предположения, но не стал возражать. Люди часто сами вкладывают в наши уста вранье, которое хотят услышать. Впрочем, это не было ложью — в общих чертах.

— И это тоже — уклончиво сказал я.

— Подвезти тебя? — спросил он — мне тоже надо в Тель Авив.

— Я на своей машине. Скоро поеду обратно на работу в Рамат Ган, так что нам не по пути.

— Жаль. Можно было бы перекусить где-нибудь по-быстрому — его взгляд буквально обжигал, но я просто хотел смотаться поскорее, пока здесь не появился Дори.

— Сегодня не получится, давай как-нибудь в другой раз — сказал я торопливо.

Он хотел что-то сказать, но посмотрел за мою спину и осекся.

Я обернулся.

Разумеется, командир Зелиг собственной персоной.

На меня он даже не взглянул.

— Привет, Паит — сухо поздоровался с моим собеседником.

— Привет, командир — нехотя ответил тот.

Я посмотрел на часы. Если выеду прямо сейчас, успею добраться до пробок, и поработать часов до девяти. Дори вряд ли вернётся сегодня в офис, и я смогу немного расслабиться.

— Мне пора — сказал я Зоару — увидимся на сборах.

— Погоди — остановил он меня — до марта ещё дожить надо. Дай мне свой номер, я тебе перезвоню.

Я пожал плечами, продиктовал свой номер телефона и поспешил к машине.

За окном уже был поздний вечер, но я не торопился выходить с работы.

Слова Дори до сих пор звенели в моих ушах, дома я теперь бывал еще реже, чем раньше, лишь бы не встречаться лишний раз с Куртом.

Почти пятнадцать лет я прятал голову в песок, закрывая глаза на явное: мой дед не был из тех немецких офицеров, которые смогли выйти из войны с относительно чистыми руками.

Нюрнбергский процесс не преследовал всех германских офицеров без исключения. Среди них были и обычные солдаты, которые просто воевали — просто не на той стороне.

Моссад охотился в первую очередь за теми, чьи руки были в крови, причем в крови немалой. А мой дед как-то проговорился, что за ним после окончания войны шла охота.

Я знал это все — но пятнадцать лет отказывался сложить два и два, убеждая себя, что он был простым военным. Я должен был понять, что он не оставил бы в живых хотя бы одного человека — того моэля, который делал ему обрезание под дулом пистолета. Это был бы слишком опасный свидетель.

Я бы сам его убил, если был бы на месте Курта.

Дори был прав — и мой дед, и я — чем мы, по сути, отличались друг от друга?

Мой отец и братья никогда не служили в боевых частях. Отец чинил армейский транспорт, старший брат отслужил в штабе, а младший и вовсе не призвался.