Дверь вдруг распахнулась, и на пороге в негодовании застыла уборщица.

– Опять зал закрыт на ключ! – заверещала она. – Гарик! Когда я там уберусь? Мне уходить пора! Дети позвонили, просят внука забрать из садика. Самое позднее через час я должна уходить. А зал закрыт!

– Потом уберете, Зина Петровна… – отмахнулся он. – Не видите, я с клиенткой разговариваю?

– Там уже пылищи, наверное, с палец толщиной накопилось, – продолжала гундосить уборщица. – И проветрить надо!

– Идите, Зина Петровна! Не мешайте!

– Дайте мне ключ, и я уйду.

– Нет у меня ключа. Искал, не нашел.

– Как же теперь быть-то?

– Потом разберемся! – отрезал менеджер. – Потом!

Она неожиданно смирилась и кивнула:

– Ладно, Гарик, я тогда пойду… за внуком. А вы ключ поищите. Нехорошо без ключа-то! В зал не попадешь, грязь накапливается… с кого за беспорядок спросят? Зина Петровна будет отдуваться! Я, Гарик, уже не в том возрасте, чтобы замечания от начальства выслушивать.

– Валите все на меня. Я ключ потерял, мне и ответ держать.

– Ладно… – огорченно повторила уборщица. – Так вы меня отпускаете?

– Сказал же, идите с богом.

Зина Петровна скрылась за дверью, в коридоре раздались ее торопливые шаги. Гарик набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, успокаиваясь. На его впалых щеках чернела модная, аккуратно выбритая местами щетина.

– Простите. Технический персонал у нас невоспитанный.

– Ничего, – улыбнулась Астра. – Бывает… Я, пожалуй, пойду.

– Почему? – опешил парень. – Вы же еще не выбрали товар!

– Я забыла снять размеры.

– Ну, хоть приблизительно…

– В следующий раз.

Он уже понял, что заказчица «срывается с крючка», и делал отчаянные попытки заинтересовать ее скидками. Но Астра не слушала. Она думала, как бы ей успеть выйти на улицу, перехватить по дороге уборщицу и завести с той знакомство.

Отделавшись от разочарованного Гарика, она на ходу попрощалась с секретаршей и выскочила из офиса. Зина Петровна, по ее расчетам, должны была появиться с минуты на минуту…

Матвей вышел из диетического ресторана в скверном расположении духа. Трудно было определить, что сильнее испортило ему настроение – безвкусная пища или щекотливая просьба Ларисы. Возможно, им вообще не стоило встречаться. Она поцеловала его на прощание, на мгновение тесно прижавшись к нему в полумраке гардеробной. Старик-гардеробщик, подававший ей легкое манто из меха шиншиллы, деликатно отвел глаза.

Матвей ощутил горячий внутренний всплеск – не то проснувшегося желания, не то вины перед Астрой. Ужасно глупо!

– Я по-дружески, – усмехнулась Лариса, отстраняясь. – Не пугайся!

Для дружеского поцелуя прикосновение ее губ было слишком страстным, слишком горячим.

«Должен ли я помогать ей? – спрашивал он себя. – Тем более, впутывать в это Астру? У ее мужа появилась любовница… Эка невидаль! Лариса сама меняет бойфрендов, как перчатки… Чего же она ждала от Калмыкова? Безответной верности?»

Матвей отвез Ларису в салон красоты. Они ехали в полном молчании.

– У меня нет ни одного искреннего друга, – сказала она, когда «Пассат» притормозил у салона. – Кроме тебя. Я поздно поняла, насколько ты мне дорог.

– Как же твои молодые мужчины?

– Им нужны от меня только деньги и секс. Я все еще хороша в постели.

– Получается, Калмыков субсидирует молодых плейбоев, которые ублажают твою чувственность? И ты удивляешься, что он решил развлечься на стороне?

– Там что-то другое… Его серьезно взяли в оборот, понимаешь? Кахлмыков испытывает оргазм от еды, а не от женского тела! Поверь мне. Я живу с ним не первый год.

– Но…

– Хватит талдычить про «второе дыхание», – разозлилась она. – Скажи еще про «беса в ребро»! Это к Калмыкову не относится.

– Он у тебя особенный?

– Знаешь, да! Мы оба особенные. Каждый по-своему.

Она разъяренно хлопнула дверцей и зашагала к салону. В ее походке, в напряженном наклоне головы ощущался немой упрек. Вот, мол, какой ты подлец, Карелин! Отказываешь в помощи женщине, которая когда-то дарила тебе нежность и наслаждение… Ты такой же неблагодарный самец, как все мужчины!

Его проняло. Он и без того был на взводе. Возможно, на него повлияли ночные кошмары, возможно, обида на Астру. Она занималась чем угодно, только не их отношениями. Ей наплевать, что творится у него в душе! Она с головой погружается в чужие проблемы. Разгадывает чужие загадки! Рискует его и своей жизнью из-за каких-то чертовых тайн! Она – азартный игрок, готовый поставить на кон все ради сомнительного триумфа…

– В чем же состоит ее выигрыш? – пробормотал Матвей, выезжая с тихой улочки на проспект и встраиваясь в поток машин. – Все мы – участники заранее предопределенного процесса, тщетно следящие за безумным вращением рулетки. Но шарик уже занял свое положение! Все уже так или иначе свершилось…

Оказавшись в пробке на Кутузовском, он получил время для размышлений. Заторы на дороге не всегда тебя задерживают. Порой они позволяют человеку остановиться и словно бы выпасть из суеты, оглянуться вокруг, осмыслить, куда он мчится. И стоит ли ему продолжать путь?..

Матвей вдруг вспомнил, что отец одного из его подопечных – близкий приятель Калмыкова. Именно по просьбе Ларисы подросток попал в группу Карелина и начал посещать военно-спортивный клуб. Отец парня недавно звонил, рассыпался в благодарностях. Что, если поговорить с ним?

Он прямо из машины попробовал связаться с господином Аврамовым. Тот почти сразу ответил:

– Рад слышать вас, Матвей. Вы по поводу моего балбеса?

– Нет…

– Слава богу! Я уж думал, опять сорвался мой недоросль!

– С ним все в порядке. Я по другому вопросу…

– Хорошо. Долг платежом красен, – грохотал в трубке Аврамов. – Чем могу служить?

– Надо бы встретиться…

– Понял. Давайте через пару часов в бильярдной «Черный конь».

Ольшевскому пришлось поломать голову, прежде чем он привел содержание «писем из шкатулки», – как он окрестил свое приобретение, – в соответствие с современным стилем изложения. Все языки с течением времени претерпевают определенные изменения. Английский – не исключение.

Он не сразу смог сделать точный перевод эпистолярных откровений неизвестной дамы, которая подписывалась «Swarthy». – Что сие означало? Имя? Фамилию? Прозвище? Лексику писем можно было отнести приблизительно к семнадцатому веку, посему далеко не все слова и обороты оказались понятными. Но сию трудность быстро удалось преодолеть. Чем глубже пытливый ум исследователя проникал в смысл этих необычный посланий, тем сильнее они интриговали. На поверхностный взгляд можно было бы подумать, что некая дама сообщает своему благодетелю – то ли наставнику, то ли родственнику, то ли опекуну – о жизни в чужой стране, о новых для нее обычаях и правилах, о душевных порывах и сердечных переживаниях. Однако за всеми перечисленными обыденностями жизни крылась некая сокровенная суть, которую Swarthy, Сьюзи, старательно вуалировала. Казалось, она нарочно облекает свои послания в такую форму, дабы придать им вид банальной переписки. А на самом деле за строчками, рисующими быт и нравы той среды, куда забросила автора писем судьба, прятался подтекст. Тем более серьезный, чем тщательней он маскировался. Подразумевалось, что адресат должен был уловить сей подтекст как именно ту информацию, которую истинно желала донести до него неизвестная Сьюзи…

– Впрочем, я могу ошибаться, – бормотал ученый, потягиваясь и разминая затекшие члены. – У меня с детства бойкое воображение, от коего родители мои и товарищи по играм имели множество неприятностей и впадали в заблуждения.

У Ольшевского сложилось мнение, будто переписка велась между мужчиной и женщиной, которых связывали отнюдь не родственные и не любовные отношения. Однако же они, несомненно, являлись единомышленниками и людьми, духовно близкими между собою. Собственно, писала дама… а дошли ли ее послания по адресу? Кстати, адреса сего указано не было. Можно догадаться, что отправлять письма намеревались с нарочным, сначала сухопутным, а потом морским путем в Англию. Нарочный сей должен был знать, кому доставить корреспонденцию. Но вот доставил ли он ее? Вопрос!