(*Мрой – дух похороненного заживо человека. Подробнее см. «Записки провинциального некроманта»)

– А может, там что-то старое?

– А может быть, вспомнишь, что мэтр Йоганн никогда не повторяется? – фыркнул Оливер.

Ханна вздохнула и покачала головой. Вот уж этого она точно не могла припомнить.

– Ты хочешь сказать, вы перед каждой лекцией все эти годы торчали под дверью и пытались войти? – Изольда добивалась полной ясности.

– Практически да. Первые две седмицы, когда нам только начали читать курс нежитеведения, мы входили беспрепятственно, а потом однажды – ба-бах! – и подсадили шумного духа. И с тех пор мэтр ни разу не повторился.

– Но это невозможно! Где он берет столько видов нежити?

– Он еще и нечисть использует, – мрачно буркнул Оливер. – И иногда нелюдей тоже. Вампира вот в прошлом году запер. Голодного.

– Бедненький, – вздохнула Ханна.

– Кто? Вампир? – изумилась Изольда. – Ты этих тварей жалеешь? Они же уроды! Чудовища! Мутанты! Мы для них – еда. Они не способны на чувства, не могут…

– Они – больные люди! – кинулась в бой Ханна. – Они не виноваты, что заболели! И если эта болезнь неизлечима, это еще не повод, чтобы делать человека изгоем! Это не вампиры сами по себе жестоки – жестоки люди, которые выбрасывают своих заболевших родственников на улицу вместо того, чтобы хоть как-то им помочь! Хотя бы поддержать морально и попытаться облегчить им существование! А жестокость порождает только жестокость! – она почти кричала, но – странное дело! – никто из студентов не пытался попросить Ханну Руге говорить потише.

– Чего ты разошлась-то, подруга? – воскликнула Изольда. – Подумаешь, вампиры!

– У нее мама от вампиризма умерла, – Оливер обнял подругу за плечи. – Заразилась, стала вампиром, а родные взяли и выгнали ее из дома. Даже с Ханной попрощаться не дали. Она потом умерла. От голода и… болезни. Вампиризм же не лечится, от него рано или поздно умирают. Можно только продлить существование на какое-то время – с помощью донорской крови. Но конец все равно один…

Ханна обняла друга за шею и расплакалась.

– Зачем они… так? – всхлипывала она. – Я бы за нею ухаживала…Она бы…мы бы вместе что-нибудь придумали… А папа… зачем он…Почему-у-у…

– Он боялся. Люди боятся вампиров, путая их с упырями.

– И те, и другие пьют кровь, – высказалась Изольда. – И те, и другие порой ради этого убивают. И те, и другие, по сути дела, мертвы. И, между прочим, из тех, кто умер от вампиризма, самые жуткие упыри и получаются! Потому что после смерти у них все инстинкты высвобождаются!

– Зачем ты так? – воскликнул Оливер. – А если бы это была твоя мама?

Блондинка поджала губы.

– Ой… ну, это… извини, мне жаль твою маму, но…

– Ничего, – Ханна с усилием выпрямилась, ладонью вытерла слезы. – Я в порядке… Я потому сюда и поступила. Хотела стать целительницей и найти лекарство от вампиризма, чтобы и другие не заражались, а если заражались, то чтобы можно было вылечить. Не хватило одного балла… А сюда как раз прошла. И осталась, – она вздохнула. – Здесь интересно…

– И можно спокойно уничтожать вампиров, чтобы они не заражали остальных, – подхватила Изольда. – А что такого? Месть – это тоже благородно!

– Смотря, кому и за что мстить! – рассудительно промолвил Оливер. – Да что они там копаются? Неужели мэтр на сей раз какую-нибудь новую тварь для нас отловил?

Студенты так и не смогли пока попасть внутрь аудитории – несмотря на то, что уже минуту назад прозвучал колокол, призывающий на занятия. Дискуссия у порога разгоралась нешуточная. Одни считали, что пора звать на помощь преподавателя. Другие стояли за то, что стоит продолжать попытки – мол, на работе не к кому будет бежать за помощью. Нашлись и такие, кто предлагал подождать еще немного, а потом просто уйти – мол, занятие сорвано и не по вине учеников.

– Что будем делать?

Ханна задала этот вопрос вроде как сразу всем, но откликнулась на него только Изольда.

– Что делать? Действовать! Эх, мужчины!

Тряхнув светлой косой, она решительно протолкалась к дверям. Спихнула чью-то руку, попытавшуюся цапнуть за локоть:

– Отвали!

– Куда лезешь? – девушка узнала Рихарда Вагнера и смерила его презрительным взглядом:

– Тебя не спросила!

– Именно что не спросила. Мы не знаем, что там притаилось…

– Вот я сейчас это и выясню. Эх, вы! А еще некроманты!

С этими словами Изольда решительно распахнула дверь и переступила порог.

Секунда… другая…

Тишина.

– Ну, и нашли, чего бояться! – студенты хором выдохнули, услышав сердитый шепот Изольды. – Тут никого и ничего… Ой! А это что за-а-а-а…

Студенты сорвались с места с такой скоростью, что первые двое застряли в дверях.

– Назад!

Сорванный хриплый голос приковал всех к месту. Образовался небольшой водоворот – кто спешил подчиниться, кто – наоборот. В результате толпа кое-как расступилась, пропуская в аудиторию преподавателя – рыхлого высокого лысеющего мужчину лет пятидесяти со слегка опухшим лицом в заляпанной чем-то мантии. Разминая пальцы, он пошел внутрь. Изольды не было видно, но из аудитории доносился достаточно красноречивый хрип.

– Свет! – короткий приказ был подкреплен яркой вспышкой – загорелись выставленные на кафедре свечи. Резко запахло цветами и ладаном, после чего послышался громкий стук распахнутого окна и пронзительные, на грани слуха, тоскливые вопли, от которых у многих заныли зубы, а кто-то схватился за голову и даже за сердце.

– Все, можно заходить!

Студенты один за другим, толкаясь и озираясь, протиснулись в дверь.

– Смотрите под ноги!

Пол между партами и перед кафедрой был присыпан тонким слоем не то пыли, не то пепла. То есть, должен был быть присыпан, но в некоторых местах его уже затоптали и стерли. Два из четырех окон были распахнуты настежь, впуская холодный осенний воздух.

– Плохо, очень плохо, господа студиозусы, – преподаватель нежитеведения мэтр Йоганн распахнул третье окно и помахал перед носом ладонью. – В боевых условиях мы имели бы труп. А может, даже не один. Но у вас есть возможность реабилитироваться… если кто-то сообразит, с кем или чем вам пришлось столкнуться, и что вы сделали не так… Жижка, молчать!

Уже поднявший руку и открывший рот Оливер так и застыл. В глазах его мелькнула боль.

– Кто-нибудь кроме студиозуса Жижки знает ответ на этот вопрос?

– Следы, – один из парней присел на корточки перед незатоптанным участком пола. На ровном слое белесой то ли пыли, то ли пепла выделялись крестообразные отпечатки.

– Хорошо, студиозус Крамер. Что вы можете сказать об этих следах?

– Это навьё, – не вставая, парень поднял голову.

– Правильно. А что такое навьё?

Стоявшая рядом с Крамером девушка подняла руку:

– Навьё или навь, если в единственном числе – посланцы мира мертвых. По сути дела, это – переродившиеся души умерших. Их появление, как правило, ничего хорошего не означает… Чаще всего навьё являются провозвестником каких-либо несчастий, могут переносить моровые поветрия и эпидемии. В летописях некоторых городов можно найти упоминания о том, что навьё бьет людей.

– Хорошо, студиозус Крамерова, – кивнул преподаватель. – А как справиться с навьём?

– Э-э… – юноша и девушка переглянулись.

– Понятно, – тот отвернулся от парочки, обвел остальных взглядом. – Что, у всех память отшибло?.. Жижка, молчать! Я и так знаю, что вы все знаете!

На Оливера было жалко смотреть. Прячась от взгляда преподавателя, он спрятался за чужими спинами и стал жестами и мимикой показывать правильный ответ в надежде, что хотя бы кто-нибудь сообразит, что надо сказать.

– Э-э, – Рихард первым разгадал, что хотел показать приятель, – навьё боится свечей… То есть, света!

– Именно, студиозус Вагнер. Как любое порождение мрака, оно боится света. А еще?

– Тепла?

– Если вы имеете в виду огонь, как источник тепла, то близко. Но сам огонь чье порождение?