– А мне не нужны гувернантки, – буркнула девочка и оттолкнула руки как раз пухленькой и розовощекой служанки. – Я сама… – она принялась завязывать ленточки на поясе, и получалось это у нее довольно ловко. Для ребенка она была слишком самостоятельной.

– Ну, твой папа считает иначе, – улыбнулась я, разглядывая серьезное личико. – Да и должен же кто-то тебя учить.

– Чему? – воинственно спросила девочка, резко поворачиваясь ко мне.

Вот тут я растерялась. Вопрос прозвучал так, словно малышка уже итак все знала, и ничему новому я не могла ее научить.

– Наукам разным, – пожала плечами я, чувствуя как непрофессионально сейчас выгляжу. Но этот ребенок сбивал меня с толку. – А давай об этом поговорим завтра. А то твой папа будет сердиться, если мы опоздаем к ужину.

Последняя фраза произвела поистине волшебный эффект. Девочка сразу подобралась и подскочила к двери. А потом взяла меня за руку и сказала:

– Папу нельзя сердить. Пойдем.

– Ну пойдем, – вывела я ее из комнаты, вопросительно глядя на Кити. Куда дальше идти понятия не имела.

– Я знаю дорогу, – прикрикнула девочка на служанку. – Мы сами дойдем.

– Можешь, кстати, звать меня мисс Мэри. А как зовут тебя?

– Серина. Дурацкое имя, – снова не по-детски скривилась она.

Как удалось узнать у серьезной малышки, ужинают они обычно в малой гостиной – одной из самых теплых комнат. Но это в такие дни, как сегодня, когда не приглашают гостей. Для званных вечеров служит большая гостиная, которую еще называют торжественной. Оставалось надеяться, что мне на таких вечерах присутствовать не придется. Все же, у гувернантки должна быть своя жизнь, продиктованная хоть отчасти ее желаниями. Во всяком случае, именно такую я здесь планировала построить.

– А почему ты сказала, что папу нельзя сердить? – вспомнила, что хотела спросить. Да и молча петлять по коридорам уже надоело. – Он болен?

– С чего ты взяла?! – девочка замерла на месте и повернулась в мою сторону, сильнее сжимая руку, словно хотела раздавить ее.

– Ну просто… я подумала. Возможно, его нельзя расстраивать… потому что болен…

– Он здоров! – выкрикнула Серина. – Я не позволю ему заболеть!

В ее глазах сейчас читался нездоровый блеск, и смотрела она словно я вдруг стала прозрачной – через меня. И снова посетила мысль, что ребенок не может так смотреть. Кроме того, моей руке уже было больно в ее. И это тоже показалось странным. Откуда у ребенка такая сила?

Я осторожно разжала ее пальцы и высвободила руку, тайком потирая ее.

– Прости меня, Серина. Я не подумала, когда сказала…

– Так думай в следующий раз! – зло процедила она. И сейчас лицо этого ребенка напомнило гротескную маску злого персонажа.

Мы двинулись дальше, и больше я не рискнула нарушить молчание. Непростой ребенок мне достался в воспитанники. Что там говорила матушка, что я ДОЛЖНА любить детей? Сдается мне, что для начала нужно хотя бы научиться понимать друг друга.

Странно, но я волновалась перед встречей с герцогом Хопсом. Конечно же, мне хотелось о многом расспросить девочку, но больше на эту тему я заговаривать не рискнула. Реакция на упоминание отца этого ребенка меня тоже настораживала. Придется во всем разбираться самой, как подсказывала интуиция. А еще она не умолкала на тему, что с герцогом отношения у меня не сложатся. Матушка всегда внушала нам с сестрой, что многое зависит от настроя. Как мы заранее настраиваем себя по отношению к тому или иному событию, так оно, как правило, и развивается в последствии. И тут она считала самым главным ухватить положительные эмоции и не изменять им ни под каким предлогом. «И тогда, дорогие мои, событие ответит вам тем же. У него просто не останется выбора», – говаривала матушка. И я всегда старалась следовать ее наставлениям. Только вот, сейчас отчего-то это не срабатывало. Чем ближе мы подходили к гостиной, тем больший душевный трепет я испытывала.

Гостиная называлась малой не просто так. Из всей мебели тут только и помещался большой овальный стол с шестью стульями вокруг и два кресла, примыкающие к камину, который сейчас ярко пылал. Комнату заливало тепло и после продуваемых коридоров и лестниц оно приятно окутало тело.

Стол уже был накрыт к ужину, и вышколенный лакей застыл возле блюда с напитками, даже не повернув голову в нашу сторону.

Герцог стоял спиной к нам, глядя в окно. Он не мог не слышать, как мы вошли, но упорно делал вид, что не замечает этого. Я не знала, как вести себя дальше. Примерно то же испытывала и Серина, неуверенно топчась рядом со мной. Положение спас лакей, выдвинув сначала один стул и пригласив меня взглядом занять его, а потом проделав то же со стулом Серины. Во главе стола, места по правую и левую руки от которого мы заняли с девочкой, стул по-прежнему пустовал. Герцог продолжал делать вид, что находится в комнате один. Ну и я не смогла отказать себе в любопытстве, разглядывая его со спины. Конечно же, многое рассмотреть не получилось, но кое-какое мнение все же я составила.

На вид милорду можно было дать от тридцати до сорока лет. Высокий, статный, широкоплечий. Фрак на нем сидел как влитой. Волосы темные, но не черные. Скорее, темно-русые. Отросшие сильнее, чем того требовала мода, они мягкими кольцами спускались на шею…

– Вам нравится то, что вы видите, мисс Свейн, – прозвучал в гостиной низкий голос, заставивший меня вздрогнуть.

Не сразу сообразила, что говорил герцог. И далеко не сразу до меня дошло, что обращается он ко мне. Видя мою растерянность, Серина хихикнула, зажимая рот ладошкой. И на этот раз получилось у нее это очень по-детски, чему я даже обрадовалась.

А вот герцог повел себя странно. Смех дочери заставил его резко развернуться. Я невольно подметила, как девочка вся сжалась под его колким взглядом. На меня он по-прежнему не смотрел.

– Прошу прощенья, сэр, – пролепетала малышка, и я заметила, как дрожат ее ручки, которые она быстро спрятала под стол.

Понять не могла, что такого сделал ребенок, чтобы заслужить гнев отца. Наверное, потому и взглянула на герцога Хопса слишком сурово. Он уже не смотрел на дочь. Взгляд его очень светлых глаз был устремлен на меня. И в первый момент я растерялась, сразу же забыв об инциденте. Ни разу до этого мне не приходилось сталкиваться с таким явным противоречием. Глаза герцога были очень красивы, какой-то, я бы сказала, даже не мужской красотой. А еще безумно выразительными. Даже с такого расстояния я видела, как загибаются длинные пушистые ресницы, как красиво они очерчены… Но взгляд… он замораживал. Казалось, все эмоции, кроме холодного любопытства, покинули эти глаза. В какой-то момент мне даже почудилось, что они не настоящие, что я разглядываю восковую фигуру в музее, скульптор которой превзошел себя в мастерстве.

– Что же вы молчите, мисс Свейн? – вновь заговорил герцог.

– Простите, сэр? – не поняла я.

– Я спросил вас, что такого вы увидели в моей спине, что так пристально ее разглядывали?

– Ничего, сэр, – смутилась, конечно, я, но виду старалась не подать. – Излишнее любопытство, скорее всего, было вызвано вашим явным нежеланием нашего присутствия в этой комнате.

Ну что у меня за язык! Сколько раз влетало от матушки, когда ляпала что-то, не подумав? А все одно… наступаю на те же грабли. Вот и сейчас, ну зачем я это сказала?

Герцог не спешил с ответом. Приблизился к столу и занял свое место во главе. У меня была возможность рассмотреть его получше, коей я и воспользовалась. В отличии от глаз, остальные черты его лица не показались мне привлекательными. Нос великоват, а губы слишком тонкие. Да и выступающий вперед подбородок мог говорить лишь об излишнем упрямстве. И лет ему было ближе к тридцати, чем к сорока.

– Что заставило сделать вас такой вывод? – снова обратился он ко мне, расстилая салфетку на коленях.

Сирена, пользуясь тем, что отец не наблюдает за ней, принялась активно поглощать закуски. Мне же пришлось повременить с ответом, потому что к столу приблизился лакей и разлил по бокалам бордовую жидкость, судя по запаху, вино. Это дало мне возможность обдумать дальнейшие слова.