Младший администратор кивнул.
— Значит, много крови потеряла… — протянул Крыс, спрятав руки в карманы куртки. — Слышишь, Александров?
— Слышу.
— Что думаешь по этому поводу?
— Пять километров отсюда до Нового Иерусалима, пять — обратно. Многовато.
— Да, и еще она смогла убить троих… Могла? — Крыс искоса взглянул на Ивана.
Иван покачал головой.
— Вот и я так думаю…
— Вы хотите сказать?.. — Свенсон снова оглянулся на своего помощника, потом растерянно и испуганно посмотрел на старика. — Кто-то ей помог?
— У вас тут нового транспорта не прибавилось? — спросил Крыс.
— Н-нет… Вы же знаете, нам не положено даже лошадей… У нас даже велосипеда нет…
— То есть кто-то принес ребенка, ей осталось только… — Крыс перевел дух. — Только выполнить ритуал. У меня для тебя плохая новость, Альфред. Очень плохая новость. У вас появились желающие вызвать Дьявола в этот мир. Начнешь искать. Тебе поможет Брат Старший Инквизитор… Поможет?
— Да, — сказал Иван, — конечно.
— Я тоже потом подключусь, как вернусь из интерната…
— Я съезжу с вами, — Иван одернул куртку, поправил зачем-то воротник. — Я съезжу в интернат, а потом вернусь…
— Ладно, — сказал Крыс. — А если кто-то из деревни исчезнет, то я буду разговаривать со Старшим Администратором. Понятно, Альфред?
Альфреду было понятно.
Крыс вышел со двора, так и не оглянувшись на открытую дверь сарая.
— Мать хороните сами, — сказал Иван.
— К столбу, — ответил Свенсон. — Преступников — птицам на корм. Или вы прикажете…
— Ладно, к столбу. — Иван поморщился и снова поправил воротник куртки. — А за ребенком я пришлю солдат. Прямо сейчас пришлю…
Во двор вошли два мужика. Охотничьи ружья висели у них за спинами.
— Где детенок? — спросил один из них, кажется, тот, у которого вечность назад Иван спрашивал дорогу.
— Там. — Младший администратор указал на сарай.
Знакомый Ивана развернул мешок, встряхнул его за края и пошел к сараю.
— Я потом заеду, — торопливо сказал Иван Свенсону. — Из интерната — прямо сюда.
И быстро вышел на улицу.
Крыс сидел на лавочке перед калиткой и курил. Иван сел рядом.
— Ничего спросить не хочешь? — Крыс подвинулся, освобождая место.
— Что тут спрашивать… Она бы все равно никого из соучастников не выдала бы…
— Не выдала бы…
— Зачем беременных в интернат везти? Почему не в больницу?
— Можно и в больницу. Обставить все здание часовыми. Только зачем? В интернате тоже есть больница. Поменьше, но неплохая. Зато охрана интерната — это штука особая. Сам понимаешь, дети — это для нас все. Все. Интернат — почти крепость. Ты возле Нового Иерусалима бункера видел?
— Один видел.
— Там таких больше. Гораздо больше. Мы не можем рисковать, там почти целая рота на постоянном дежурстве. Стараемся, чтобы наши, из интерната, там охраняли… Если кто-то даже и сунется отсюда или из какого другого поселка предавшихся… Или если галаты вдруг объявятся или бродячие проповедники — ни хрена у них не получится. Отвезем туда будущих мам… — Крыс скрипнул зубами. — Они там недельку полежат, родят, и все, уедут к мужьям. И все будут живы… Все.
Из-за угла выехал автобус, раскачиваясь на ухабах. Остановился возле лавочки. Крыс встал. За ним — Иван. Оглянулся — калитки во дворах были приоткрыты, в щели выглядывали люди.
Не люди, поправил себя Иван. Предавшиеся.
На улицу вышли мужики с ружьями, держа мешок за углы. С него капало что-то черное, падало в пыль и превращалось в бурые комочки.
— Поехали. — Крыс поднялся в автобус.
Мужики, положив мешок на землю, сели на освободившуюся лавочку и закурили.
— Ты скоро там? — позвал из автобуса Тепа.
— Иду. — Иван еще раз оглянулся на мешок. — Уже иду.
Беременные сидели молча. Смотрели перед собой или в пол. Они знали, что рано или поздно это произойдет, готовились к этому девять месяцев.
Четверо ополченцев сидели в салоне, двое недалеко от двери, двое — в глубине, возле заднего окна.
Место, на котором сюда приехал Иван, было свободно, будто мужики брезговали. Или это Иван себя просто накручивал?
До интерната далеко, вспомнил Иван. Тепа говорил тогда еще, возле вокзала, но Иван не запомнил. Помнил, что они поехали заправляться. И это было сто лет назад.
Никак не меньше.
Главное сейчас — не заснуть. Иначе он снова увидит кошмары. Снова перед его глазами будет прокручиваться запись чего-то, что покажется демону важным. Или то, чем демону захочется помучить Инквизитора. Не каждый день этим тварям выпадает удовольствие терзать Инквизитора. Пусть даже такого нелепого, как Иван Александров.
Автобус ехал долго, Тепа не разгонял его, и, судя по тому, какие виноватые взгляды он бросал на беременных, когда автобус влетал колесом в выбоину, больше всего беспокоило Тепу состояние женщин.
Для него они все еще женщины, а не предавшиеся. А может, его волнуют не они, а то, что в них пока спрятано.
Дети — это самое важное. Это оружие против дьявола. Неотразимое оружие.
И если правду сказал Крыс — Иван бросил быстрый взгляд на старика — если не соврал, то дети — единственное средство вызвать дьявола. Настоящего дьявола выдернуть из преисподней. И… Что?
Что произойдет тогда?
Он уничтожит все вокруг? Станет убивать, и тогда начнется апокалипсис? Господь обязательно вступится за своих чад. Произойдет битва? Падет звезда, вострубят ангелы — что там написано в Откровении? И дракон будет повержен, и небо развернется как свиток, и…
Только вот понять бы, кто написал это самое Откровение. Тутошний патриарх или Иоанн? Кстати, а ведь в Библии Сигизмунда Откровение также приписывается Иоанну. Не патриарху, якобы автору вставки, а Иоанну, так же как и в сгоревшей книге.
И это значит, что там описано будущее?
Предсказанию — тысячи лет или всего двадцать?
— Здравствуй, — сказал кто-то.
Иван оглянулся.
— Здравствуй, Марк!
— Смешно! — улыбнулся Марк. — Ты желаешь здоровья покойнику, да еще тому, который живет в твоем воображении.
— Я все-таки уснул. — Иван огляделся.
Они сидели на самом краю обрыва над морем. Волны с ревом бились о камни внизу, хотя ветра не было. Ветра не было, но облака стремительно неслись по небу куда-то за море.
— Ты уснул, — подтвердил Марк. — Но это даже к лучшему. Мы сможем поболтать.
Волны вдруг замерли внизу, превратились в темно-зеленое стекло. Следующий ряд накатился на них и тоже застыл. И следующий…
Стеклянная стена поднималась все выше и выше. Несколько капель долетели до Ивана, застыли у него на коже. Иван торопливо стряхнул холодные бусинки с руки.
— Красиво? — спросил Марк.
— Прибой был красивее, — сказал Иван. — Когда волны далеко внизу…
— Хорошо.
Глыба застывшей воды рухнула в бездну, скалы вздрогнули, по небу пробежала трещинка.
— Скажи, Марк… — Иван поднял руку, пытаясь поймать пальцами ветер. — Зачем я приехал сюда?
— В Новый Иерусалим? — переспросил Марк. — Ты снова пытаешься меня спрашивать о том, чего не знаешь сам. Я не могу этого знать, Ваня, а потому не могу тебе ответить. Говорят, правильный вопрос на три четверти состоит из ответа. В нашем случае — на сто процентов.
Небольшое облако зацепилось за пальцы Ивана и заполоскалось на ветру, как тонкая гардина.
— Это сон, понимаешь? Всего лишь сон, — сказал Марк.
Облако разорвалось на отдельные пряди, растаяло, не оставив на руке ничего.
— Сон, — сказал Иван. — Господи, ну почему даже здесь меня принимают за идиота! Почему даже демон полагает, что может меня обманывать?
— А разве не может?
Небо и море вдруг сплелись тугой спиралью — ярко-голубое с изумрудно-зеленым.
— Ты же мне прошлый раз поверил? Помнишь наш первый разговор? Поверил, что разговариваешь сам с собой. И поверил в то, что сам придумал, сам понял… Что-то придумал и что-то понял… — Марк исчез, но голос продолжал звучать из пустоты: — А что ты понял на самом деле? Ровно то же, что и остальные. Те, кто посылал тебя сюда, кто пытался не допустить тебя сюда, и те, кому было наплевать, попадешь ли ты сюда. Все они думают, что… Они уверены, что точно знают, зачем отправили тебя сюда и почему не пускали, отчего пытались тебя убить и из-за чего защищали. Только никто из них не знает, что все они — ВСЕ — ошибаются. Каждый по-своему. Но если их маленькие ошибки сложить вместе, то получится одна громадная ошибка, включающая в себя все на свете. И Бога в том числе.
