Шествие, сопровождавшее священный корабль, уже само по себе представляло великолепное зрелище. В нем принимали участие все государственные мужи, высшие должностные лица, жрецы, прочие знаменитые гости. Украшением шествия служили смуглые юноши, скакавшие верхом на гордых конях, а также совсем юные девушки с цветами в тонких и нежных руках, в венках на изящно убранных их волосах.

Впрочем, все участники этой процессии выглядели великолепно, и все они богатые несли богатые дары богине.

После надевания пеплоса – богине Афине приносились жертвы, а затем – устраивался всеобщий пир. На нем веселились все люди.

Надо заметить также, что именно при царе Эрихтонии храм богини Афины обрел уже довольно великолепный внешний вид.

Когда же сам Эрихтоний состарился и отправился в подземное царство мертвых, – он был похоронен возле облагороженного им и чрезвычайно ухоженного этого храма.

Эрихтонию наследовал его сын Пандион. Молодой и энергичный, новый царь владычествовал над подданными по заветам своего покойного уже отца.

Очевидно, все аттическое государство крепло и богатело уже не только из-за того, что ими умело правил живущий на Акрополе царь и что все, подчиненные ему обыватели, от простых хлопов до богачей, весьма твердо и рачительно вели свое хозяйство, что все они лелеяли и обихаживали свои благодатные оливковые рощи.

Всего этого было еще маловато.

При Пандионе в Аттику явилась богиня плодородия Деметра, которая как раз тогда посещала все эллинские, удаленные слишком от ее центра земли.

Среди всех афинян с тех пор осталось предание, будто бы в Аттике Деметра начала свое посещение с тамошнего храма Элевсина, где она провела довольно длительное время, пребывая в печали после того, как ее единственную дочь Кору похитил бог подземного царства Гадес, или Аид.

А произошло все сказанное в то далекое время, когда Элевсин считался еще отдельным государством, которым управлял такой же мифический царь Келей. Он тоже рожден землей, а супругой у него была мифическая Метанира.

Великая богиня будто бы осталась в его доме в качестве какой-то подневольной служанки. Там она воспитала всех царских детей. Особым ее вниманием пользовался сын Келея Демофонт, однако не забывала она и о другом царском сыне – о Триптолеме.

Кора же, став супругой подземного бога Гадеса, уже под новым именем Персефона, – стала периодически возвращаться к матери волею Зевса. Ее ежегодное возвращение на землю знаменовалось к тому же оживлением всей земной зелени и сил природы, – довольная Деметра не позабыла гостеприимство довольно щедрой элевсинской земли.

Однажды, представ перед сыном царя Триптолемом, она повелела ему созвать жителей всего Элевсина[4].

Как только они явились, шумно толкуя, что бы все это могло означать, – богиня приказала Триптолему вспахать обозримый ею участок земли.

Она лично засеяла пашню. На глазах удивленных землян, брошенные в почву золотистые комочки проросли побегами буйной пшеницы, которые покрыли ниву сплошным зеленым ковром. Побеги вытянулись прямо на глазах у собравшихся граждан. На них мигом завязались колосья, а потом в колосьях также явно поспешно созрели зерна.

Тут же в руках у богини появился сверкающий на солнце серп. Она сама сжала колосья и разбросала их на утоптанной плотно площадке, где копыта тяжеленных быков выщелочили же из них крутобокие зерна. Богиня так же лично размолола урожай на жерновах и испекла из них мягкий душистый хлеб.

Жители Элевсина, вкусив полученные дары природы, не могли не убедиться, насколько доступно им тщательное возделыванье пашни и насколько полезно употреблять в пищу готовый печеный хлеб, вдобавок к поедаемому одному только мясу. Они единодушно решили, что земледелие отныне станет их постоянным и неуклонным занятием.

Как бы там ни было, но оливковые рощи на аттической земле с тех пор стали соседствовать с золотистыми хлебными нивами. Привычные к мотыгам руки довольно легко усвоили и какую-то призрачную легкость сверкающих на солнце серпа и вил.

Затем люди так же быстро научились обращаться с плугом, веялками и так легко доступными им жерновами…[5]

Когда же, вслед за Деметрой, как уже говорилось, в сопровождении шумной кампании в Аттику вторично явился пьяный и вечно веселый бог виноделия Дионис, – он научил всех местных жителей разводить виноград, научил выращивать их живительные сочные гроздья, обучил возделывать терпкое веселящее вино.

Подданные царя Пандиона также старались использовать каждый клочок своего надела. Еще не занятая оливковой рощей земля отходила под пашню, если же она не годилась под пашню, – там разбивали какой- то многоступенчато-ярусный виноградник.

Оказалось, виноградная лоза прекрасно плодоносит на солнечных склонах, на которых, прежде того у них выпасались вечные, как мир, бодливые козы со своими многочисленными козлятами.

Малоплодородная почва в засушливом климате давала продукты, которые можно было уже вывозить за пределы собственного государства.

О растущем благополучии жителей Аттики позволительно было судить по щедрым дарам, которые приносились к жертвенным алтарям Афины, Зевса, Диониса, Посейдона. Как только наступала пора сбора нового урожая – так постоянно веселые комосы, то есть, толпы вечно танцующего и поющего люда. Они славили богов, саму эту землю, за труд на ней, за саму свою счастливую жизнь.

Крестьянские комосы торопились от селения к селению, от одного храма к другому, от одного жилища – к соседнему.

Казалось, у аттического царя появилось достаточно причин для законных радостей всех своих поселян, – однако простое человеческое счастье обходило царский дворец почти всегда стороною.

Беды подстерегали афинского правителя все чаще и все неумолимей.

Начались же эти несчастья сразу после того, как подросли и шумно загомонили все царские дети. А детей у царя Пандиона и его супруги Зевксиппы было в завидном количестве: два сына и две дочери.

Дочерей Пандиона звали Прокна и Филомела. То были на удивление красивые девушки, о которых, пусть и впоследствии, заговорила чуть ли не вся Эллада.

Здесь нам лучше сослаться на фантазию римского поэта Овидия, жившего в промежутке между 43 годом до новой эры и 17 годом уже новой эры. Приведенный ниже сюжет взят нами из его знаменитой книги «Метаморфозы» (превращения)[6].

Влюбленный в седую древность, отлично знавший соответствующие литературные источники – Овидий, несомненно, гораздо тоньше чувствовал весь дух патриархальной эллинской жизни.

На основании всего известного ему – удалось выстроить очень красивую, даже слишком, просто красочную картинку, похожую на те многочисленные и многообразные мозаики, которые украшали полы и стены богатейших римских вилл. Наверняка чеканные строки Овидия с восторгом читались любителями высокой латинской (римской) поэзии…

Так вот, если верить Овидию, то многим личным царским бедам предшествовали несчастья и беды вполне уже государственного масштаба. Афины не раз подвергались нападениям варварских племен, которые как-то незаметно просачивались по материковой Греции. Афинским царям тоже не раз приходилось обращаться за помощью к дружественным им государям.

В этот раз на призыв афинского правителя откликнулся фракийский царь Терей, сам приходившийся сыном свирепому богу войны Аресу. Терей и привел с собою горластых воинов в высоких медных шлемах, украшенных пучками длинных перьев. В основном, то были статные конники, вооруженные очень длинными копьями и чрезвычайно острыми мечами.

Фракийцы ударили настолько напористо, что враги все вмиг побежали, спасая собственную жизнь. Афинскому царю оставалось лишь исполнить просьбу своего невольного благодетеля. А счастливому победителю очень уж глянулась старшая царская дочь – красавица Прокна.