– Мег, пожалуйста… – робко канючила Екатерина.

Несколько раз она пыталась обсыпать поцелуями холодные руки ведьмы. Но та отстранялась с легкой усмешкой.

Когда Екатерина Дмитриевна разодетая в изысканное платье, шляпку в тон, с уложенными в локоны черными волосами, стояла возле ворот дома Махнева, она услышала за оградой странный рык и шипение.

– Мег, вернемся. Там, за оградой, сидят чудовища. Сквозь узкий просвет я увидела одного из них. Они разорвут меня.

– Горгульи? – усмехнулась Мег.

И не говоря лишних слов, она как-то странно свистнула. От этого свиста у Екатерины заложило уши. А когда заложенность прошла, то она услышала, как невидимые монстры пришли в состояние паники и порскнули в глубину обширного двора. Входная дверь со скрипом отворилась, и в свете луны на крыльце показалась мужская фигура.

Махнев был одет в легкие штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги. Тонкая батистовая сорочка с расстегнутым кружевным воротом открывала пленительной красоты торс. Владимир Иванович выглядел сонным – всклоченная шевелюра русых волос была не причесана, легкая небритость покрывала красивые скулы, серые глаза припухли ото сна. Он вышел на крыльцо и сладко зевнул. Растерянный взгляд уставился на ворота, в которые робко стучала Екатерина Дмитриевна. Владимир сбежал по ступеням и распахнул калитку.

Екатерина посмотрела вокруг себя – Мег исчезла. Екатерина одна стояла пред калиткой дома Владимира и бессмысленно смотрела на нашего героя.

– Катенька, вы? – обрадовался Владимир. – Вот не ждал, не гадал. Какими судьбами? Вы и у меня?

Было видно, что Владимир Иванович жутко рад. Раз от разу тамбовская мещанка Худова все больше хорошела. Сейчас она стояла возле дома Владимира в великолепном платье. Такие платья можно было встретить лишь на балу, в Екатерининском дворце, или на выставке, в Париже. Тонкий стан был затянут в изысканную ткань лилового оттенка. Белоснежное кружево слегка люминесцировало при лунном свете. Узкий овал хорошенького лица казался таинственно прекрасным. Екатерина мило смущалась и теребила ажурными пальчиками, одетыми в тонкие перчатки, ручку кожаного ридикюля.

«Господи, в этом мире каждая фемина настолько божественна, что я всякий раз теряю дар речи», – подумал наш герой.

– Катенька, как я рад! Что мы тут стоим? Пойдемте в дом! Вы тогда так неожиданно исчезли, испарились в каком-то вихре. Я все время думал: что с вами сталось?

– Вы, правда, думали обо мне? – севшим голосом поинтересовалась Екатерина.

– Вы еще спрашиваете! То, странное поле… Наша прогулка, и ваше таинственное исчезновение. Я даже спать нормально не мог.

Он взял ее под руку и провел в дом. Пока Екатерина Дмитриевна оглядывала убранство уютного жилища Махнева, сам собой разгорелся камин. Дрова по-домашнему потрескивали.

– Вы, наверное, спали, а я вот так, как снег на голову… Без приглашения.

– Что вы, Катенька! Я безумно рад. И готов ради вас и вовсе не спать. Проходите и чувствуйте себя как дома. Садитесь. Он пригласил Екатерину Дмитриевну за длинный обеденный стол, располагавшийся подле камина.

Махнев страшно удивился тому, что как только он четко подумал о бутылке хорошего вина, как она тут же материализовалась. Всполохи огня отражались на ее темном, чуть запотевшем боку. Серая этикетка с сургучом говорила о том, что вино довольно старое. Радужным светом играли грани двух высоких хрустальных бокалов.

«Неплохое начало», – едва подумал он, как рядом с бутылкой появилось огромная ваза со спелыми фруктами, горячие булочки, масленка с желтым кругом свежего масла, икорница, полная черной, с бурым отливом, серебристой икрой. Тут же, словно из воздуха, появись пряженцы с мясом, тарелка с сыром и два судка с галантиром из дичи.

– Екатерина Дмитриевна, – обрадовался хозяин, – чем богаты, тем и рады. Прошу вас к столу-с!

– Благодарю, Владимир Иванович! Но право, я не голодна. Я буквально недавно обедала, – невнятно пролепетала Худова.

– Даже если вы не голодны, то хотя бы за компанию. Я прошу вас отведать моих угощений. Хоть немного…

Екатерину не пришлось долго уговаривать. В плену этикета она безбожно лгала о том, что сыта. На самом деле, ей казалось, что она не ела целую вечность. Она с удовольствием присела на уютный деревянный стул и придвинулась ближе к столу.

«Патрон, я могу вас мысленно поблагодарить! – подумал про себя Владимир. – Вы сегодня щедры, как никогда. Надо мне почаще дамочек приглашать. Глядишь, и самому голодать не придется».

Владимир налил бокал душистого вина и поднес его к носу.

– Какой, однако, прекрасный букет! Вы не находите?

Он наблюдал за тем, как Екатерина Дмитриевна, опустив долу длинные черные ресницы и сделав сосредоточенную мину, уже отпивала вино большими глотками. Токая шея с выпущенным на волю темным завитком нежно шевелилась.

«Как жадно она пьет! Я помню, как она ела пирожные… Должно быть она ненасытна всюду. Ненасытна и жадна до плотских утех».

Небольшой жизненный опыт подсказывал ему, что женщины с хорошим аппетитом, как правило, были неистовы и в постели. Если женщина умела вкусно есть, она была и необыкновенно страстной. Он искоса поглядывал на Екатерину Дмитриевну и с наслаждением наблюдал за тем, как пахучий кусочек пышной булки, щедро смазанный маслом и икрой, проследовал в небольшой, но жадный рот. Он видел, как Екатерина Дмитриевна жмурится от удовольствия. А ее маленький и розовый язычок слизывает с губ несколько икорных зерен.

«Мой бог, она чертовски привлекательна! Какие глаза, тонкий нос… Кружево лифа скрывает маленькие трепетные груди. Я посажу ее прямо на себя. На свой вздыбленный х*й. До конца. Я хочу, чтобы она вскрикнула и закатила в истоме карие глаза. Она будет брыкаться, а я стану удерживать ее…»

Екатерина Дмитриевна действительно ела с большим аппетитом, презрев все словесные реверансы, приличествующие длительной трапезе и светской беседе, сопровождающей оную трапезу. Она была настолько голодна, что ее собственный организм заставил ее забыть на время о приличиях. С таким же аппетитом она проглотила румяный пряженец, промакнув губы платком, вновь глотнула вина и приступила к галантиру.

– Екатерина Дмитриевна, я безумно рад, что вы, вот так вот запросто, пришли-таки ко мне в гости. Я так давно мечтал об этом… – он не готов был признаться самому себе, что внезапный приход Худовой вырвал его из глубокого сна.

Гостья на время перестала есть. Она отодвинула от себя судок с начатым галантиром.

– Понимаете, Владимир Иванович, я собственно, вовсе не собиралась к вам идти … Вот так. Ночью.

– Помилуйте, дорогая Катрин. Да, если мы будем придерживаться законов местных суток, то непременно одичаем. Вы знаете, ночи тут длятся порой неделями, а то и дольше. Так что же: все это время мы должны лишь спать? При такой-то чудной луне как раз самое время гулять, общаться, встречаться, любить друг друга.

При упоминании о любви, Худова вздрогнула.

– Вы знаете, Владимир Иванович, я уже вполне сыта. У вас очень вкусная кухня, и уютный дом. Я, право, зашла к вам лишь потому, что вы тогда настойчиво меня приглашали. Но я побуду у вас еще немного и, пожалуй, пойду домой. На самом деле, уже поздно!

– Да, полно вам. Расскажите, где вы были все это время? Куда исчезли так внезапно? Мне вообще кажется, что с вами здесь произошло нечто таинственное, отличное от всех нас. Не стесняйтесь меня, доверьтесь. Я прошу вас, – Владимир взял женщину за руку.

Она невольно напряглась и опустила голову. В душе Екатерины Дмитриевны шла невидимая борьба: с одной стороны, она ужасно хотела довериться Владимиру. Он был настолько хорош собой, и глаза его смотрели ласково и доверительно. Екатерине казалось, что если он обнимет ее, она выложит ему все начистоту. Ей хотелось крепкого мужского плеча. Плеча такого же земного человека, какой была она. С другой стороны, она помнила наказ Мегиллы о том, что в этом царстве нельзя доверять ни одной душе. Помнила она и том, что Мег обещала быть рядом, рядом всегда. И сейчас она наверняка слышит не только их с Махневым диалог, но и сами мысли взбалмошной Катьки.