Всем без исключения, находящимся здесь, в Смерти, всегда хотелось хоть на пять минут очутиться по ту сторону этой вялотекущей речки мироздания, там, где было так тепло, светло, красиво и ярко, но переплыть речку было невозможно, а летать никто не умел. Но он знал, что точно когда-нибудь сможет взлететь и покинуть это место, ведь он волшебник. Тогда он еще не знал, как ошибается.
Лили тоже была волшебницей. Он понял это сразу. Обычная девочка не смогла бы так легко протянуть ему руку и забрать к себе, в Жизнь. И у него было счастье. Недолго, но было. И он был благодарен девочке с рыжими волосами за возможность подобное чувствовать. Чувствовать себя живым. Но Смерть неизбежно тянула обратно, соблазняя все новыми и новыми темными гранями. Одна ошибка, вторая, третья… И все. Он снова дома, привычно один, и пути обратно нет. Потому что больше нет той девочки, и некому больше подать руку. Но есть ее сын. С такими же зелеными глазами. Мальчишка, которого он поклялся защищать. Ради нее, не только из чувства долга и вины, которым успешно не дает увядать Директор, но и в благодарность за яркое, теплое, короткое счастье, за одну лишь тень которого можно было без сожаления отдать что угодно.
Сын Лили тоже живет там, на противоположном берегу мироздания, куда Северусу заказан путь, но он выполнит обещание и отсюда. Издалека это даже проще. Проще жить здесь, одному, не чувствовать, не привязываться, не дорожить, не любить… Потому что все это не может длиться вечно, а привычка рождается быстро. Он никогда не сможет забыть, как больно выворачивает наизнанку душу никому больше не нужное чувство, навсегда запомнит удушье от безразличия дорогого человека и ломку, которая ощущается на физическом уровне от понимания невозможности больше видеть ее, слышать, касаться… Пережить такое снова Северус не пожелал бы даже врагу… Хотя, это смотря, какому. Волдеморту— запросто. Раз так пять для пущего эффекта. Больше не выдержать даже такому чудовищу.
Существовать в мире, где нет тепла и привязанностей гораздо легче, потому что привычнее. Здесь намного проще было отгородиться от всего, что может быть однажды потеряно, спрятавшись за высоким забором злости, цинизма и презрения, для верности еще окружив душу толстым хитиновым панцирем и застегнувшись на все свои сто тысяч маленьких пуговиц. Во всех смыслах. И много, много долгих лет он жил в абсолютной уверенности в неуязвимости, прочности, недосягаемости собственной защиты, радуясь только одному: что никогда больше не сможет чувствовать совсем ничего. Особенно тепло.
Тепло— это жизнь, радость, свет… Наркотик, который только кажется, что убивает мгновенно, но на самом деле предпочитает переваривать жертву медленно, методично ковыряя душу чайной ложечкой. Нет, больше нельзя позволять никому делать с собой подобное. В разы предпочтительнее слепая ненависть окружающих. Он привык к ней с детства, она гуманнее этого лицемерного тепла, и точно, исчезнув, не причинит ему боли…
Поэтому когда его хитиновый панцирь вдруг начал давать трещину, Северус сильно запаниковал. Тепло… Снова? Лили больше нет. Его солнце погасло много лет назад, но даже при своей жизни оно не было настолько теплым. Оно было ярким и просто ослепляющим, сея свет и тепло повсюду и для всех, и Северусу доставалась умеренно равная с другими часть. Но доставалась ведь!
А это, новое тепло, такое уютное и мягкое, излучала другая звезда, которая,— он точно знал, хотя и не желал признавать ни в каком виде, свято веря в свою недостойность подобного,— дарила свет и тепло только ему.
Пэнси… Он помнил, как она переживала за него, как держала его за руку, беспокойно заглядывая в глаза и как плакала от его неосторожных слов, хотя и старалась этого не показывать, тогда, когда он был маленьким. Как давно это было… Хотя в действительности— совсем недавно. Теперь он понимал, что сорвался еще тогда. Ей удалось добиться доверия еще не такого сильного и осторожного ребенка. Именно тогда его защита дала трещину. Тогда, когда он был наиболее слаб и уязвим.
И в эту тонкую трещину засветило извне такое непрошеное, отвергаемое им тепло. Позволять ему согревать себя, проникая все глубже, и рушить создаваемую годами защиту было очень опасно и невероятно глупо, но сопротивляться он почему-то не мог. После тех лет, проведенных во тьме и стуже, греться в лучах света и тепла было приятно. Приятно ощущать себя нужным и ценным чисто по-человечески, без уловок и корысти, принимаемым таким, какой он есть без попыток изменить, перевоспитать, сломать… Приятно ощущать ее прикосновения и хочется также естественно и непринужденно прикасаться в ответ, просто чтобы почувствовать снова все теплое, светлое, живое и по-настоящему человеческое. И в такие моменты он старательно отгонял от себя перепуганную стаю мыслей-птиц, что встревоженно щебетали что-то о прошлом опыте, недолговечности и невозможности,.
Северус снова перевел взгляд на спящую девушку и настороженно покосился на Метку. Пока порядок. Пусть спит. Ей это нужно. А ему нужно срочно переключить внимание на более насущные проблемы, а не тратить время на противостояние соблазну снова подойти к ней, прикоснуться, согреться… Нет. Его место здесь, на своем собственном берегу мироздания. Тепло противоположной стороны, на которой жила Пэнси, сулило ему только боль от разочарования и новые потери. Но, судя по всему, пока он собирался с мыслями, Пэнси успела выспаться, и стянув одеяло с растрепанной головы, растерянно оглянулась, вероятно, вспоминая обстоятельства своего здесь нахождения. Внимательный взгляд бегло ощупал комнату и остановился на Снейпе. Девочка вздрогнула и сразу отвела глаза в сторону.
-Доброе утро, мисс Паркинсон,— прозвучал в тишине спокойный голос профессора Снейпа.— Как вы себя сегодня чувствуете?
-Спасибо, все нормально, сэр,— нерешительно подняла на него смущенный взгляд Пэнси.— Я заняла ваше место, простите…
-Ничего страшного, мисс Паркинсон,— прервал ее Северус.— Оно не было мне нужным сегодня. Мне необходимо было решить одну проблему, о которой мы с вами имели возможность говорить не далее, как вчера.
Пэнси молча наблюдала за ним, не решаясь перебивать и задавать вопросы, вероятно, справедливо предположив, что если профессор посчитает нужным, то расскажет все сам. Удовлетворенно кивнув и усмехнувшись одними уголками губ, Северус продолжил:
-Похоже, я нашел решение. Мисс Паркинсон, мне нужна какая-либо ваша личная вещь, желательно небольшого размера.
На секунду задумавшись, Пэнси сняла с шеи простой медный кулон на цепочке и протянула ему. Подойдя ближе и взяв вещицу в руки, Северус увидел, что она имела форму сердца. Самого настоящего человеческого сердца в миниатюре, на котором была выгравирована змейка, извивающаяся буквой S— символ факультета. Задумчиво кивнув, профессор зелий убрал кулон в карман и провел пальцем по губам. Семейная реликвия? Он помнил, что этот кулон подарил ей отец, когда Пэнси поступила на Слизерин. И понимал, что она чувствует, отдавая эту вещицу ему. Обида на отца, страх расставания с этой связью между поколениями и безграничное доверие своему учителю смешались в болотно-зеленых глазах девушки, которыми она старалась не встречать его взгляд.
-Благодарю вас,— произнес он, прикладывая Мерлин знает сколько усилий, чтобы говорить спокойно и сухо, ничем не выдавая непонятного волнения.— Завтрак начнется только через пару часов, поэтому вы еще успеете заглянуть в свою комнату, подготовить учебники и привести себя в порядок. После занятий я буду ждать вас у себя в лаборатории. Нам нужно закрепить навыки окклюменции, которые, к сожалению, мы вынуждены были начинать вырабатывать в несколько экстремальных условиях, и более детально обсудить способ сокрытия от Темного Лорда некоторых вещей, которые он знать не должен.
Пэнси кивнула, и ощущая себя довольно неловко от нахождения в покоях собственного преподавателя в одной пижаме, поспешным легким шагом вышла из комнаты. С некоторой долей сожаления взглянув на закрывшуюся за девушкой дверь, Северус быстро принял холодный душ, чтобы отогнать навязчиво прилипающий к тяжелым векам сон, применил бреющее заклинание, сменил свою обычную черную мантию на еще более черную, влил в себя чашку горячего чая с бергамотом и, по традиции проигнорировав тосты, бодрым шагом вышел в коридор. Рабочие будни начались…
