Но, подождите-ка… Ощущал?! Он ощущает! Теперь к спокойствию присоединилась радость. Да, действительно, в ощущениях он, оказывается, нуждается больше, чем в дыхании…
Что это? Звуки? Он слабо помнил, что означает это слово. Он просто слышал. То, что звучало в его душе, было тихим, легким, практически невесомым… Неощутимым. А ощущать хотелось.
Ой! Больно. Было совершенно неясно, что может болеть у того, у кого ничего нет, но факт оставался фактом. Было больно. И снова. Та же боль, резкая, похожая на укол. Северус сердито открыл глаза и, приложив просто титанические усилия, вдохнул окружающее ничто.
Свет. Яркий, до режущей боли в глазах, и звуки, такие громкие, что он удивился, что не оглох сразу же. Но… Глаза? Уши? Удивление? У него получилось! Он вернул себе все то, чего был лишен, казалось, целую вечность. Но какой ценой!
Чувства вернулись дикой, резкой, неимоверной и невообразимой болью просто на грани человеческого сознания. Сознание? Северус больше не сознавал самого себя. Он был другим. Совсем не тем, кем себя помнил. При попытке отделить свое собственное “я” от чьего-то еще стало гораздо больнее, хотя казалось, что большей боли испытать просто невозможно. Это было больно так, словно ему сломали одновременно все кости, потом залили в горло кипящий свинец, а теперь делают харакири.
Что такое “харакири” Северус не знал. Как не знал и того, откуда в его памяти вдруг взялось это слово. Оно словно просочилось из того, другого сознания, поток которого он всеми правдами и неправдами старался удержать, ни в коем случае не позволив ему прорвать ту хлипкую, шаткую дамбу собственной силы воли, которую он с таким трудом устанавливал, защищая собственное “я”.
Но чем больше усилий он прилагал, тем больнее ему становилось, словно он пытался удержать в руках раскаленную добела сталь. Сил сражаться больше не было. Барьер рухнул, и хрупкие бревнышки его собственной силы воли уносил бушующий поток чужого сознания…
Северус задыхался в нем, захлебывался чужими мыслями, чувствами, ощущениями, воспоминаниями…
Он умирал. Это осознание пришло неожиданно и неотвратимо. Он умирал, и изменить ничего не мог. Невероятно ярко и четко ощущая всю тщетность борьбы со стихией за собственную жизнь, Северус расслабился и, обреченно вздохнув, позволил горячей лаве чужеродной памяти затопить себя до краев, поглотить с головой, пройти сквозь себя…
Его больше не было.
Была только залитая солнцем поляна и большая старая яблоня в ее центре. На ветке яблони сидела темноволосая девочка лет девяти. Легкое розовое платьице было порвано в нескольких местах, руки и лицо запачканы чем-то липким, вроде смолы, а в волосах запутались несколько сухих листиков. Под деревом стоял домовой эльф в цветастой наволочке, и заламывая руки, противным писклявым голоском умолял ее спуститься. Когда же девочка, звонко смеясь, откусила внушительный кусок от большого красного яблока в своих руках, у эьфа, казалось, и вовсе случился припадок. “Мисс Пэнси, что вы делаете? Оно же немытое! Вы испортите свой желудок, и Дилли придется себя наказать!”— причитал домовик, но девочке вовсе не было до этого дела.
Она помнила все так ясно, словно пережила это непередаваемое ощущение веселья, радости и ошеломляюще дерзкой свободы только что, буквально полчаса назад. Кстати, Дилли зря так беспокоился. Желудок ее перенес такое бесцеремонное с собой обращение вполне благополучно, а родители даже не ругались.
Ее вообще ругали очень редко. Братьев и сестер у нее не было, поэтому мама и папа любили единственную дочь больше жизни и просто души в ней не чаяли, позволяя если не все, то многое. Наверное именно благодаря этому, а может и вопреки, девочка рано научилась отвечать за свои поступки, контролировать их и принимать самостоятельные решения. Но тот приступ безумства, накативший на нее в тот момент, когда она позволила себе безрассудно влезть за понравившимся яблоком на старое, сучковатое дерево, изорвав в клочья новое платье и с ног до головы перепачкавшись в смоле и листьях, она почему-то запомнила как самое счастливое событие своего детства.
А еще в тот день она впервые встретила Драко. Невысокий светленький мальчишка изрядно ее повеселил. Он тщательно старался копировать манеры взрослых, и это было настолько комично, что Пэнси не смогла сдержать смех. А мальчик, похоже, обиделся. Поэтому когда на вокзале, отправляясь первый раз в школу, она снова увидела этого мальчишку, то уверенно и даже несколько нагло заняла место в купе с ним, Крэббом и Гойлом, даже не спросив на то позволения ребят, которые, между прочим, заняли купе гораздо раньше нее.
Она сама не знала почему ее так тянуло к этому надменному сероглазому блондину. Чувство вины за свою над ним насмешку? Вроде нет. Мало ли, кому она и что в свое время ляпала. Может, хотелось общения с кем-то из сверстников в порядке компенсации за почти полное отсутствие оного раньше? Ведь все дети родительских знакомых были либо совсем маленькими, либо взрослыми настолько, что совсем не горели желанием общаться с активной любознательной малышкой. Эта причина была ближе к истине, но не объясняла того, что выбор ее пал именно на Драко.
В тот день, когда она его встретила впервые, она отметила, что мальчик очень красив и воспитан. Только слегка занудлив. Вот если бы он был ее братом, уж она бы позаботилась о том, чтобы не оставить и следа от его холодности и чопорности! Лазил бы с ней по деревьям и играл бы в прятки в траве. И пусть бы только попробовал отказаться! Вот это наверное и была та самая причина, по которой она выбрала именно его. Да, именно так. Она выбрала себе брата, о котором всегда мечтала, но которого у нее никогда не было.
Первый ужин в Хогвартсе и знакомство с одноклассниками. Крэбб и Гойл как приклеенные всюду ходили за Драко. Скорее всего, были знакомы еще до школы. Они его очень уважали и просто заглядывали в рот, ловя каждое его слово, что раздражало Пэнси. Ей не хотелось бы, чтобы Драко дружил с такими безголовыми орангутангами, но они хотя бы были ему верны. И она смирилась. С его длинным языком и невероятно высокомерным поведением телохранители были ему просто необходимы.
Сразу было ясно, что Драко— негласный лидер их курса. Всех это устраивало, ведь о семье Малфоев ходили легенды. Всех, кроме Блейза Забини. Высокий темнокожий мальчик был умен и собран. Но такое внимание однокурсников к Драко ему явно не нравилось. Теодор Нотт. Симпатичный мальчик, довольно-таки умный и способный, но никогда не имеющий своего мнения и просто плывущий по течению. Пэнси его даже не замечала.
Из девочек на их курсе кроме нее учились еще Дафна Гринграсс и Миллисента Булстроуд. Дафна была девочкой спокойной, тихой, по большей части молчаливой и рассудительной, полной противоположностью Пэнси, а Миллисенту она видела просто как женский вариант Крэбба.
В тот же первый вечер в школе она с удовлетворением отметила правильность собственного выбора, и ни разу не пожалела, что подружилась только с Драко. Пэнси с детства предпочитала качество количеству. А Драко был единственным, по-настоящему ей интересным. Он был очень красив, умен, воспитан, богат и влиятелен, и Пэнси с течением времени все чаще замечала, что Дафна с интересом к нему присматривается. Именно тогда она перестала воспринимать его только как брата и друга. Мальчик ей откровенно нравился. А он просто позволял ей находиться рядом и как само собой разумеющееся принимал ее помощь и поддержку в трудные времена. Она помнила тот отчаянный страх, стекавший по спине ледяными струями, когда над ним стоял взбесившийся гиппогриф. Тогда она отдала бы что угодно, лишь бы остановить это чудовище и не раздумывая поменялась бы с Драко местами, если бы только смогла. Но она могла только помогать ему зализывать раны, надеясь, что когда-нибудь он тоже будет в ней нуждаться также, как и она в нем.
Первый поцелуй. Убежала в спальню сразу, чтобы не упасть на пол от волнения тут же, прямо при нем. Голова кружилась, а сердце колотилось как бешеное. Миллисента сразу начала приставать с вопросами, а Дафна лишь смотрела молча и задумчиво. Даже если бы захотела, Пэнси никому не смогла бы объяснить причину охватившей ее эйфории и яркого румянца на горячих щеках. Уснуть тогда так и не вышло. Единственное, что она смогла сделать— это уговорить саму себя быть максимально спокойной и постараться ни в коем случае больше не выдавать своего волнения, когда он касается ее волос. Странно… Это было всего лишь в прошлом апреле, а казалось, что с того момента прошла уже целая жизнь.
