В первом классе Ника начала считать, читать она уже умела, а писать научилась позднее. Многое для развития ей дала учительница младших классов Алла Евдокимовна Каменская, с которой дружила Майя. Училась Ника плохо, грамотой так и не овладела, да и не дописывала слов до конца, будто боялась не успеть записать последующие. По словам Карповой, Ника говорила: «Какая разница, если я вместо одной буквы напишу другую, – смысл-то не изменится». – «Ну, как же, Никушечка, есть же правила». – «Да, есть, но я не могу их проглотить». Просматривая ее школьные тетради и листы со стихами, могу засвидетельствовать, что безграмотна Ника была в той же мере, что и талантлива. Специально сделать такие ошибки, которые делала она, по-моему, невозможно. Приведу несколько примеров ее безграмотности: «Есле ты даже очень много кричал это тебе непаможет душэ», «скальзила лошать», «нозаним идут по его следа пережытого», «нет вить штота останится после меня», «дедушка, он – учясник виликой отечиственной войны», «зделал дащечки», «расходувал», «скворечнегов» и т. д. А вот несколько стихотворных строк:

Ника ничем не отличалась от своих сверстников в средней школе № 5, которая с конца XIX века была женской гимназией, а спустя век стала ялтинской гимназией имени А.П. Чехова. Символично, что ее здание находится в сотне метров от собора Благоверного князя Александра Невского, который посещала крещеная Ника. Здание построено по проекту выдающегося архитектора Николая Краснова (1964−1929), выполненно им в возрасте 27 лет. Жемчужиной его творения является всемирно известный Ливадийский дворец (1912).

В начале ХХ века гимназию посещали И. Бунин, А. Куприн, М. Волошин, С. Рахманинов, Ф. Шаляпин и другие именитые гости. Для них директор гимназии Варвара Харкевич устраивала прием, накрывая стол белой скатертью, на которой они оставляли свои автографы. Пример тому – поэтический экспромт, родившийся в пасхальные дни в гимназической квартире Харкевич, куда Иван Бунин наведался с Александром Куприным. Несмотря на отсутствие хозяйки, стол с угощеньями и напитками ждал знаменитостей. После трапезы Бунин, очевидно, из камина достал уголек и написал им на скатерти:

Харкевич не поленилась, вышила все буквы бунинского экспромта и передала в таком виде скатерть в музей Чехова, из которого ее впоследствии украли.

Гимназия славна многими именами своих воспитанников[26], прежде всего, сестер Цветаевых, Марины и Анастасии, которые поступили в нее в 1905 году, а в 1906-м сдали испытания и получили свидетельства в знании курса соответственно третьего и первого классов. На самом деле сестры не посещали занятий в гимназии, а изучали различные дисциплины с частными преподавателями; в гимназию же они приходили для сдачи экзаменов. Поэтому когда авторы ряда статей пишут, будто Ника сидела за той же партой, что и Марина Цветаева, остается лишь удивляться их неосведомленности.

Но больше удивляет сама гимназия, ее широкие коридоры с высокими сводами, уютный двор с огромной, до небес, сосной, несколько стволов которой расходятся от земли, мемориальная доска, извещающая: «В этой школе (бывш. женская гимназия) в 1898–1904 гг. А.П. Чехов был членом Попечительского совета». Вот только о пребывании здесь двух юных поэтов можно узнать по фотографиям Ники и Марины в школьном музее, директором которого в свое время работала Светлана Николаевна Барская, сестра Татьяны Барской, в прошлом учитель русского языка и литературы.

О встрече с Никушей-первоклассницей вспоминает Валентина Николаева, журналистка «Комсомольской правды», приезжавшая в Ялту по заданию редакции в феврале 1983 года: «Чтобы собрать о Нике материал, у меня были нормальные журналистские средства. Например, я сходила в школу. Там особых впечатлений не получила, учительница рассказала о Нике как об обычной успешной ученице. А из школы шли мы уже с Никушей, она в красной курточке. И подружка с нами шла. Они толкались, перепихивались портфелями, без причины хохотали. Хулиганили, как обычно дети. Ника, по-моему, меня полюбила: все время ловила мою руку и за руку шла. Сейчас думаю: может, истинного тепла и сердца ей все же не хватало тогда на этой земле (семью не имею в виду)?

Я попросила у Майи разрешения сходить вдвоем с Никой погулять после школы по городу. Никуша согласилась. Но погода выдалась неприятная, слякотная, пасмурная, с жутким ветром. Февраль. И я предложила ей зайти и посидеть в кафе. Сели за дальний столик, что-то заказали. Сидели раздетые, друг против друга, грелись. Помнится, Ника вдруг говорит: “А я умею танцевать глазами”. – “Как это? Покажи!” Ну она стала корчить мордочки. А потом взяла в руки шарфик и пошла танцевать между столиков, не обращая внимания, что на нее смотрят… Меня тогда потрясла ее отрешенность, способность совсем не замечать вокруг людей».

Одно время по русскому языку с Никой занималась Светлана Барская, у которой в 2003 году я взял интервью. Вот что она рассказала: «Так случилось, что я общалась с Никой в силу того, что ей не хватало грамотности. Она натолкнулась на то, что не могла передать свои мысли от недостатка элементарных знаний грамматики. И ее родные попросили меня с ней позаниматься. Она ко мне пришла. Девочка обаятельная, улыбка, родинка, такое очень милое существо. Мы написали первые строчки, и я увидела, что у нее действительно трагедия в смысле написания. Она была тогда где-то в третьем-четвертом классе. Было немного странно – в этом возрасте дети уже нормально пишут слова. А у Ники то выпадает буква, то она перевернута, то девочка спешит, то, наоборот, отстает, когда ей диктуешь.

Я составила Нике такую программку, чтобы она от начала до конца начала изучать правила, и натолкнулась на такую вещь – ей нужен был какой-то эмоциональный заряд. Я заметила, что эта эмоциональная сторона у нее на первом месте. Она только то воспринимает, что почувствовала.

Есть такая дурацкая фраза: “Степка фэш хочет щес”, в которую входят все согласные буквы, необходимые для прохождения приставок. Я ей сказала эту фразу и попросила: “А теперь запиши ее и посчитай, сколько там согласных глухих, перед которыми пишется “с”. Она посчитала. Потом, когда мы писали маленькие диктовочки, она сразу говорила: “А мне помог Степка”, то есть она нашла эту букву. Периодически Ника вставала и смотрела в окно. Спрашиваю: “Что ж там такое?” А она и говорит: “Там приехал мальчик на велосипеде. Он меня привез. Он очень хороший и будет меня ждать”. Вы представляете, какой это был урок, когда человек ждал, что ее должны отвезти на велосипеде домой. И я тогда поняла, что это – детское, если хотите, увлечение. Но вот это внимание: он здесь или нет, ездит вокруг дома или не ездит. Я посмотрела в окно – он ездил вокруг дома. Не бросил. Он был здесь».

По словам Леры Борисовны Загудаевой, москвички, близкой подруги Майи, в школе Ника плохо училась и не хотела учиться. Это было насилие над ней.

Из рассказа Людмилы Карповой: «Когда Ника училась в первом классе, мы ходили с ней в Массандровский парк. Нас тянуло туда. Рано утром в субботу или в воскресенье мы собирались, брали еду, ракетки для бадминтона и нашего любимого пуделя Златочку. Ника играла, не проронив ни одного слова. Состояние у нас было какое-то неземное. Вокруг редкие породы деревьев – ведь парк был разбит еще при Николае Втором. И вдруг там она пишет стихотворение “Воспоминанье”, совершенно не отвечающее той ситуации, в которой мы находились в парке: