Речь идет не об ограниченности инакомыслящих, хотя люди этого сорта предпочитают жить замкнуто, уединившись в своей собственной башне из слоновой кости. Речь идет о современном освещении извечных вопросов, всегда не дававших покоя человечеству. К тому же тем, кто задает подобные вопросы, сегодня живется несравненно легче, чем во времена их предков. В самом деле, ведь сегодня нет ни грозных папских булл об отлучении от церкви, ни охоты за ведьмами, и современные средства массовой коммуникации позволяют быстро и легко распространять невероятное многообразие самых смелых теорий. Я даже отчасти понимаю отставных ветеранов науки, которые с непреодолимым упорством пытаются возвести преграды на пути новых духовных течений. Им остается лишь высказывать негодование по поводу очередной новой теории, но они, к счастью, не располагают возможностями насмерть заблокировать пути познания будущего. И то, что в одной стране запрещено по соображениям религиозной или идеологической цензуры, преспокойно процветает и развивается в другой.

Критики всех мастей не раз задавали мне вопрос: а что же, ради всего святого, заставляет меня быть настолько уверенным в том, что я двигаюсь в правильном направлении? В конце концов мои интеллектуальные построения могут показаться идеей фикс, ибо у них пока что нет никаких доказательств. К тому же я действую очень и очень избирательно, выбирая из преданий только те фрагменты, которые говорят в пользу моей теории, а прочие попросту опускаю.

Ради чего, собственно, я обременяю себя штудированием груд книг для пущей полноты материала? Ведь любая книга, которую я читаю, — это прежде всего выборка мнений, которые отстаивает ее автор. Утверждение, будто к научной литературе это не относится, — не более чем миф, в который верят разве что наивные студенты.

За последние четыре года я проштудировал не менее трехсот богословских трудов и всякий раз убеждался в том, что их авторы в итоге приходили именно к тем выводам, которые им были нужны. Бесчисленное множество ссылок на другие источники, обилие которых особенно поражает в докторских диссертациях, представляет собой в лучшем случае пример стремления доказать, что оппонент в том или другом пункте заблуждается. Этот всемирный потоп литературы по всем областям знаний настолько всепоглощающ, что обозреть и проанализировать его не в силах никакой автор на свете. Он просто вынужден ограничивать круг поисков, отправляя за борт весь излишний словесный балласт. Наконец, оценить противоположные мнения способен только специалист, а профану разобраться в них явно не по плечу. Еще менее по плечу это издателям и книготорговцам. На мой взгляд, критерием оценки при выборе той или иной книги должны быть честность и прямота. Автор должен честно сказать, чего он хочет, что ищет и по каким соображениям отправляет в корзину все прочие материалы.

Религиозные тексты полны рассуждений о морали и этике, что меня нисколько не интересует. Тем не менее мне пришлось пропустить через себя многие сотни страниц толкований изречений пророка, содержащих в себе всевозможные предостережения, запреты, наставления и предписания. В конце концов это не мое дело — подробно разъяснять читателю, почему не следует есть свинину и при каких обстоятельствах позволительно разводиться с женой. Более того, как хорошо известно любому специалисту по библеистике, ответы пророка в очень и очень многих случаях не принадлежат ему и не имеют никакого отношения к тексту оригинала. Более поздние поколения по собственному вкусу дополняли, сокращали и меняли древний текст. Никаких определенных критериев отбора не существовало. Второй по значимости вопрос — это вопрос о датировке. Но что пользы от изречений типа «…Фарра родил Авраама[35], Авраам родил Исаака…»[36], если Авраама, по всей вероятности, никогда не существовало?

Что-что-о? Но ведь существуют же тексты об Аврааме, о нем написано множество историй, а свидетельства, изложенные в так называемом «Апокалипсисе Авраама»[37], содержат вполне конкретные подробности. Что ж, верно. Такие тексты действительно существуют, более того, они представляют особую ценность для моих исследований. Однако это отнюдь не означает, что это — оригинальные тексты, написанные рукой самого Авраама или кем-то из его ближайшего окружения. В «Хронике Иерамиила», апокрифическом тексте, основанном на гораздо более ранних источниках, говорится, что Авраам был великим магом и астрологом. Свои обширные познания он получал непосредственно от ангелов. Нам, христианам, постоянно внушали мысль о том, что Авраам был прародителем человечества; на самом же деле специалисты не уверены даже в том, существовал ли он на самом деле и что, собственно, означает его имя.

Франц М. Бёль, профессор Лейденского университета, констатирует:

«Имя Ав-рам, которое, за исключением одного фрагмента в Книге Бытия (Быт. 11, 26–17,5), не встречается более нигде в Библии, означает возвышенный отец или отец возвысился. Более того, слово патриарх вполне можно считать переводом этого имени… по всей вероятности, форма «Ав-раам» представляет собой всего лишь один из диалектных вариантов более частого имени Аврам»[38].

Эти слова были написаны в 1930 г., однако ученые более позднего времени приходят практически к тем же выводам. Так, например, спустя пять лет после выхода работы профессора Бёля в одной из статей, опубликованных на страницах «Journal of Biblical Literature», появилось лапидарное высказывание:

«Первоначально имя Авраам было не личным именем, а именем некоего божества».

С тех пор прошло более шестидесяти лет, исследования, посвященные Аврааму, продолжаются, но ясности в этот вопрос они пока что не принесли. В одной из публикаций Йельского университета мне довелось прочесть следующее утверждение:

«По всей видимости, мы никогда не сможем с полной определенностью доказать, что Авраам действительно существовал».

Так как же, принимая во внимание всю эту богословскую неразбериху, мне быть с моими изысканиями в области датировки некоторых пророческих изречений? И, что самое важное, как отразились те или иные темы у других пророков? Так, восприятие пророка Иезекииля, одного из столпов ФИЛОСОФИИ ПАЛЕОКОНТАКТА, на протяжении XX в. претерпело ряд существенных переоценок. В одной из работ, опубликованной в 1981 г., перечислено ни много ни мало двести семьдесят статей и исследований, посвященных пророку. Итак, получается, что только в нашем веке двести семьдесят два ученых мужа посвятили годы и годы своей жизни изучению книги Иезекииля. В ходе этих исследований образ и восприятие пророка многократно менялись. Первоначально для него не существовало эффектного определения, затем появились такие термины, как «визионер», затем — «мечтатель» и «фантаст», и наконец в одной из недавних публикаций пророка окрестили «каталептиком» (каталепсия — это особая форма шизофрении, сопровождающаяся судорогами). Разумеется, тексты Иезекииля удостаивались внимания и со стороны богословов. Специалисты по семантике со всей определенностью заявили, что стиль и выбор слов свидетельствуют о том, что у книги было как минимум несколько авторов. Некоторые провозгласили бедного пророка «Псевдо-Иезекиилем», книга которого была скомпилирована около 200 г. до н. э. на основании нескольких более ранних текстов.

Любопытно, что профессор богословия Рудольф Сменд еще сто лет назад писал:

«Вряд ли можно оспаривать тот факт, что повествование в книге основано на некоем реально пережитом видении и что видение это ни в коей мере не являлось чисто литературным приемом».

А что же сегодня? Сегодня большинство богословов сходятся во мнении, что книга Иезекииля представляет собой плод усилий многих редакторов плюс тексты самого пророка, перемежающиеся позднейшими вставками и интерполяциями.