- Прощайте, браты!.. - сказал сержант Абрамов, парторг нашей батареи, первым бросая в окоп ком земли.
Потом прозвучал троекратный залп из карабинов.
Погиб Канаев Георгий Васильевич, наводчик четвертого...
Ну какой из него дуэлянт? Канаев никак не вписывался в образ этакого горделивого дуэлянта, бросающего перчатку...
Почему не остановили Канаева, когда орудие было взято в вилку? Ах, если бы ты был рядом с орудием своего взвода, если бы...
Что сказать теперь детишкам Канаева, что написать? Разве поймут они, что уберечь их отца было нельзя, невозможно, разве поймут? А может быть, можно было уберечь, командир?
По почерневшему полю группами и вразброс лежали тела поверженных воинов. Кто-то из них, может быть, жив, находится в шоке, без сознания.
Мы не останавливались. Сзади идет медицина, трофейная команда, наконец, те, которые подберут, что осталось после боя, предадут земле тела погибших.
Календарь сделал отсчет 28 дня июля месяца.
Нам предстояло пройти еще многие сотни и тысячи километров фронтовых дорог, из них полторы тысячи - летом и осенью сорок третьего.
* * *
В начале августа дивизия вышла к Орлу.
Город лежал в пяти километрах перед нами, но входить в него не нужно. Он освобожден.
Мы круто повернули направо - на запад.
Пятого августа Москва салютовала освободителям городов Орла и Белгорода - первый в истории Великой Отечественной войны салют в честь победы советских войск. Частям и соединениям, участвовавшим в штурме и освобождении этих городов, были присвоены наименования Орловских и Белгородских.
Мы не получили почетного наименования, но гордились косвенным своим участием и вкладом в достижение этой победы.
II. На главной магистрали
Под Витебском
Около Орла дивизия повернула на запад. А затем - на северо-запад для захвата железнодорожной станции и районного центра Хотынец. После Хотынца мы дрались за Карачев, получили благодарность от его освобожденных жителей, вошли в брянские леса, знаменитые уже тогда партизанскими делами. В лесах переловили добровольных полицаев и передали их военному трибуналу. Затем прошли по Брянску, только что освобожденному, полуразрушенному, но сохранившему облик города.
Начались ночные переходы по рокадным{4} дорогам на север по 30-35 километров в ночь с дневками в лесах. Марш продолжался около месяца. В такой дальний путь была отправлена артиллерия одиннадцатой гвардейской армии, а стрелковые части после отдыха перебазировались по железной дороге туда же, в район Великих Лук. Строжайшие меры маскировки и предосторожности сделали этот маневр неожиданным для противника.
Под Брянском мне приказали принять четвертую батарею полка взамен раненого комбата-4. Там уже не было прежних напряженных боев - центр усилия отодвинулся в сторону. Это оказалось удобным для стажировки.
В осеннюю распутицу мы уже на Псковщине. В одну из ночей прошли через Великие Луки, остановились под Невелём - готовились сменить части, обескровленные боями. Но обстановка изменилась, и нас направили на другой участок.
Наступали. Лишь распутица притормозила неуклонное стремление войск к продвижению. Транспорт, подвозящий к фронту боеприпасы и другие грузы, застревал в непролазной грязи раскисших дорог. Он разгружался там, где застревал. Снаряды и мины, ящики с патронами и продовольственные мешки пехотинцы и артиллеристы гуськом доставляли на себе к позициям. Это походило на муравьиную работу.
Первые заморозки встречены вздохом облегчения. Грязь перестала цепляться за колеса, удерживать фронт на месте. Немцы не ждали нашей готовности наступать. Однако в конце ноября наступление возобновилось.
Теперь декабрь сорок третьего. Мы под Витебском, южнее Невеля. Впереди Городок - районный центр Витебской области.
Маленький город не виден, он скрыт от нас возвышенностью, занимаемой противником.
Наш НП - несколько ячеек, вырытых в песчаной почве на голом месте. Справа - мелколесье, скрывающее окопавшуюся в снегу пехоту и наших людей из взводов управления, курсирующих между НП и огневыми позициями.
Командир второго дивизиона майор Ширгазин рядом, в одном метре от моей ячейке. У него стереотруба, у меня - бинокль.
- Ты видишь, комбат, ишачий выводок? - спрашивает Ширгазин. - Это шестиствольные минометы. Подготовь-ка по ним данные.
Я смотрю в бинокль на сизые силуэты четырех шестистволок, определяю их положение. Почему они выпятились, не прячась, или жить надоело? Предупреждаю телефониста в трех метрах от меня о готовности, уже предвкушая добычу.
Но шестистволки заговорили раньше.
- Ы-ы-ы... ы-ы-ы... ы-ы-ы...
Мины летели на нас. Мы осели в окопчики, прижались к непрочным стенкам. Разрывы одновременно во многих местах неистовствовали вокруг разгребая снег, ища живую цель, рассекая паутину телефонных проводов, обрубая ветки кустарника.
- Только бы не в окоп, только бы... - неотвязно билась одна мысль в голове.
Раздался сильный взрыв рядом. Обвалился песок, придавил ноги, попал за воротник полушубка. Неужели в Ширгазина? Я ждал еще.
- Ты жив, комбат? - кричит Ширгазин.
Я поднимаюсь, вызволяюсь из-под оседающего песка.
- Вроде жив, товарищ майор.
- Думал, в тебя попал, - смеется Ширгазин. - А он, шайтан, угодил в перемычку. Посмотри-ка!
Метровая перемычка между нами осела, на ней осталась широкая воронка.
- Я материл фрица: уходи отсюда! - улыбается комдив. - Ты гнал его тоже? Сознавайся, комбат. Вот он и лег между нами. Ну, давай-ка координаты этого шайтана. Пока связь восстанавливают, подготовим ему ответ всем дивизионом.
* * *
Дивизия наступала с севера на юг.
Городок маленький, а для немцев важен - перекрывает шоссе, ведущее к Витебску. Это стратегический пункт, на нем железнодорожная станция поважнее, чем шоссе. Немцы отчаянно дерутся, не хотят уступать наживу, стараются выбить нас контратаками.
Защищая Городок и дальние подступы к Витебску (до него оставалось 30 километров), противник опирался на реку Горожанка, занимая ее высокий южный берег, и на озеро Кошо. В систему обороны, как опорные пункты, входили деревни Сыровня и Большой Прудок. Оборона состояла из проволочных заграждений в один кол и траншей полного профиля с открытыми пулеметными площадками. Местность перед проволокой сильно заминирована и хорошо пристреляна артиллерией. Населенные пункты обнесены проволокой и прикрыты дзотами.
23 декабря в 20.00 один батальон нашей пехоты выдвинулся на южный берег озера, где закрепился, обеспечивая переправу по тонкому льду еще двух батальонов.
Другой полк нашей пехоты в это время наводил вторую переправу (одна была готова) через Горожанку и закреплялся на ее южном берегу.
Решением командира дивизии один батальон оставался на южном берегу Горожанки, два других, переправившись через озеро, соединялись с ранее подошедшими туда батальонами и заходили во фланг противнику. Через лесные массивы ударом на деревню Сыровня и отметку 203.6 они сминали оборону гитлеровцев.
Опасаясь неблагоприятного исхода, немцы бросили в контратаку до двух своих батальонов, поддержанных восемью танками и двумя самоходными орудиями. Артиллеристы помогли отбить контратаку: на поле боя остались два танка и до 200 солдат и офицеров врага.
В ночь на 24 декабря и утром противник еще дважды контратаковал: в 3.15 из деревни Сыровня сил.ой до батальона, а в 9.00 - из Городка на отметку 203.6 двумя батальонами с восемью танками - немцы выводили в это время главные силы и технику из Городка. Обе контратаки отбиты.
В 10.15 24 декабря специально выделенная группа овладела деревней Сыровня и ликвидировала ее гарнизон.
Преследуя отходящего врага, к 12 часам 24 декабря дивизия овладела районным центром Городок и вышла на его южную окраину.
83-я гвардейская стрелковая дивизия за прорыв обороны южнее Невеля получила орден Красного Знамени, а теперь и почетное наименование "Городокская".
