Высокий держался за колено, рыжий неловко поднимался. Без Зои я ушел бы от них без проблем.

  Впрочем, и сейчас шансы были. Против двоих - были, вполне можно было поиграть.

  Но только против двоих. Гоша вспомнил, кто он теперь, шагнул и толкнул меня в плечо - он не умел драться, Гоша Вторник, на Песчанке ему вечно доставалось. Но драться и не пришлось, этот неумелый толчок переломил расклад; длинный справился с коленом и пробил боковым с левой - голову как ошпарили.

  А следующий удар выбил из легких воздух и стало темно.

   ***

   В кабинете висел портрет Пушкина. Вдоль стены тянулся шкаф, забитый книгами - так плотно, что, казалось, их утрамбовывали молотком. Вот и оказались мы с Александром Сергеевичем по разные стороны баррикад. Смешно? Смешно.

  Уписаться можно от смеха.

  И плакат во всю стену: "Возрождение родины начинается с языка".

  В камере били лениво и неумело, больше пугали. Хуже было с рукой, длинный гранец еще тогда, на набережной, прошелся каблуком по пальцам.

  У следователя было брезгливо-усталое выражение лица, словно он только что позавтракал лимонами. Лысина, очки, лет за полтинник. Устал, бедняга, грамотность проповедовать. Пожалеть бы его, да не жалеется что-то.

  - Напрасно ты так, Коротин, - сказал он. - Ребята при исполнении были. Зря.

  Нет, кисломордый, не зря. Зря я Вторнику не впаял. Выйду отсюда - покалечу суку.

  - Ладно, - сказал следователь. - По русскому у тебя четыре, в интернете над орфографией не издевался, как некоторые. Наш человек. Запудрили мозги - с кем не бывает. А что на Песчанке бывал, так это прощаемо. Homo homini lupus est - человеку свойственно ошибаться. Бери ручку, пиши - "работа над ошибками".

  Хотя нет, хрен с ним, с Гошей. Мараться ещё. Эх, прав Спица, пацифист я долбанный.

  - Над какими ошибками, начальник? Грамматическими или пунктуационными?

  Губы распухли, длинные слова давались с трудом.

  Следователь усмехнулся, положил передо мной лист бумаги.

  - Ты, сынок, лишних вопросов не задавай. Ты слушай и пиши.

  - А если на "отлично" напишу? Отпустите, гражданин начальник?

  Улыбнуться бы, да хрен улыбнешься такими губищами.

  - Не напишешь ты на "отлично", сынок. Ты вчерашние изменения в правила русского языка читал? Вот видишь - не читал. Но ты не боись. Напишешь про Виктора Зубова, которого вы Спицей кличете, про друганов своих с Песчанки. Вот и будет тебе "отлично".

  Ну да, всё так и должно быть. А мы еще думали - откуда столько быдла к гранцам набежало. А всё просто. Не нравятся правила - меняем правила. Свой в доску - за ошибки можно не дрожать. До поры, до времени. Пока свой.

  - Короче, Коротин. Из-за таких, как ты, я тут сутками в кабинете торчу. Пиши, что продиктую, и в камеру. И не в ту, где тебе хлебальник разрисовали, усёк? К своим пойдешь.

  - Рука болит, - сказал я.

  Фраза далась тяжело. Слова короткие, а говорить труднее, чем всякую там "пунктуацию".

  - Тут и зубами писали - неплохо получалось, - хохотнул следователь. - Левой пиши. Ну, чего застыл?

  Пушкин с портрета смотрел недоуменно, только что по сторонам не озирался. А ты как думал, Александр Сергеевич - мой дядя самых честных правил? Да он всех правил, и честных, и нечестных. Правильный был дядя.

  - Нет, начальник. Я диктанты в детстве отлюбил.

   ***

  Парни с раскрасневшимися лицами сорвали вывеску с надписью "Городское управление грамотности" и исполняли на ней какой-то незамысловатый танец. Где-то это я уже видел. Какие детали с завода не тащи, всё одно, пулемет получается.

  Принцип маятника. Отклони в одну сторону, будет тянуть в другую. Чем сильнее отклоняешь, тем больше.

  А с серединой пока плохо.

  Рядом тормознула машина, хлопнула дверь. А вот и Спица.

  Спица весь состоял из каких-то острых углов. И взгляд был такой же; острый, ввинчивающийся в тебя, как шуруп.

  Пара свежих шрамов на лице, на левую ногу припадать начал. Парни при виде шефа перестали топтать вывеску, изобразили что-то вроде стойки смирно. Как они его зовут, интересно?

  - Здорово, брат, - сказал Спица.

  - Здорово.

  Мы обнялись - как два мафиози.

  - Как к тебе обращаться-то? - спросил я. - Ты же, как я понял, теперь тут главный.

  Спица иронии не принял.

  - Тебе гранцы память отшибли? - участливо спросил он. - Для тебя я Спица, понял? Был и останусь.

  Я кивнул. Понимал уже, что скажет Спица, что скажу я - от этого понимания было муторно.

  Молодняк смотрел опасливо и уважительно. А как же. Герои революции.