Даг держался в стороне от всего этого, внимательно наблюдая, дабы убедиться, что, в конце концов ему будет предоставлено уединение, столь необходимое для его дела. Нужно было сделать еще кое-что, единственное, что сделает эту победу действительно принадлежащей ему.

Когда обсидианово-черное ночное небо обрело цвета сапфира, когда рассвет вот-вот должен был подкрасться, а крепость погрузилась в тишину, нарушаемую лишь несколькими пьяными храпящими, Даг вошел в часовню, и закрыл за собою тяжелые двери.

На алтаре все еще горело несколько коротких свечей. Еще несколько оставалось в подсвечниках, установленных в стенах. Пламя мерцало или становилось размыто синим, утопая в сальных лужах. Это были необыкновенно красивые свечи. Даг уже заметил, что в мастерской у свечника находился запас высоких, толстых свечей, достаточно больших, чтобы гореть весь день или всю ночь. Как жаль, размышлял Даг, что талантливый мастер был столь предан делу праведников. Прояви человек большую гибкость и он, возможно, смог бы жить, чтобы украшать алтарь Цирика. Даг мог представить себе часовню, освещенную множеством огромных, темно-фиолетовых конусов.

Но, быть может, есть лучший вариант. Даг прошел по широкой лестнице, ведущей к алтарю, и некоторое время постоял, глядя на деревянные весы правосудия, символ сурового Тира, а затем закрыл глаза и начал скандировать.

Сила наполнила часовню, а вместе с ней и жуткий фиолетовый свет, который поднялся от горящих свечей. Открыв глаза, жрец изучил длинные, корчившиеся тени, пляшущие у стены. Нет, не пляшущие. Теневые паладины, сражающиеся в вечной битве, они никогда не смогут победить. Это зрелище понравилось Дагу, так как он подозревал, что оно понравится Цирику.

Доказательство божьей радости не заставило себя долго ждать. Низкий, гудящий звук разнесся по часовне, и символ Тира медленно накренился, врезаясь в алтарь. Пламя свечей вспыхнуло, чтобы поглотить деревянные весы, охватило их, а затем взмыло еще выше. Неестественный огонь сошелся в единой точке, поднялся в воздух и принял форму ярко-фиолетового солнца. Потрясенный Даг наблюдал, а в глубине пламени формировалась тьма, которая разрасталась все больше и больше, пока не приобрела форму огромного черного черепа.

Даг медленно опустился на колени. Его амбиции были принижены и подтверждены этим явлением великой милостью Цирика. Он воздел руки, все еще запятнанные кровью, и снова запел. На этот раз его слова представляли собой мольбу, что упрашивала Цирика принять дары завоеваний, интриг, раздоров и направить его, когда он сделает новый шаг на пути к власти.

Жрец был уверен, что бог будет с ним. Дар, который он предлагал, был куда больше, чем простая часовня Тира, его святость, оскверненная грязной магией, и его мрачное величие, переданное Цирику. По мнению Дага, он не смог бы принести своему богу жертвы большей, чем смерть великого паладина Тира, потомка самого могучего Самулара, человека, который был его собственным отцом.

* * * * *

Факел попался Бронвин на глаза прежде, чем она услышала приближение солдат. Внезапное появление четырех вооруженных жентийцев потрясло и отрезвило её, прогоняя ослепляюще-красную дымку гнева. С неожиданной ясностью она поняла, что этот дворф не был ей врагом. Вероятно, бедный парень устроил себе жилье в этих туннелях. Казалось маловероятным, чтобы он был связан с Жентаримом. На самом деле, он был едва ли сильнее, чем она, рад видеть этих солдат. Женщина отпустила его бороду и оттолкнула его.

— Камни! — сплюнул он. И хотя голос его был груб из-за её резкого с ним обращения, яд и кислота в одном этом слове идентифицировало его, как дворфское ругательство.

Бронвин почувствовала необходимость отпустить несколько тихих проклятий. Это вызвало быстрый любопытный взгляд её рыжебородого спутника.

— Разве ты не с ними?

— Я думала, это ты с ними, — парировала она. Враг моего врага, мрачно подумала Бронвин. — Мы сражаемся или бежим?

— Ты потеряла мой молот, — рявкнул он. — Это сужает выбор.

В этот момент, один из солдат заметил их. Указывая на них, он закричал, и четверо мужчин сорвались на бег.

— Бежим, — решила Бронвин.

Дворф мотнул головой в сторону реки и быстро ринулся прочь. Бронвин последовала за ним, но её суставы и сухожилия болели, а движения казались жесткими и неудобными. Глаза женщины распахнулись, когда путь привел её на скользкую неровную дорогу, что шла по самому краю покатого берега. Если ей удастся приноровиться к головокружительному бегу дворфа, она рискует поскользнуться и упасть в стремительно несущуюся воду. Если же нет, она потеряет дворфа из виду, а значит рискует провести остаток своей жизни, блуждая в этих туннелях. Что, однако, может оказаться не столь долгим периодом времени, если патруль жентийцев отыщет её здесь.

Внезапно, Бронвин усомнилась в мудрости решения связать свою судьбу с этим дворфом. Словно почувствовав её колебание, он остановился и обернулся через плечо, а затем протянул ей короткую руку.

— Хватайся, — крикнул он, его глубокий голос возвышался над ревом бегущей воды. — Ни один дворф, бродящий по илу, никогда не поскальзывался на этом пути. Я не позволю тебе упасть.

По какой-то причине, Бронвин поверила. Она бросилась к дворфу и схватила его за запястье. В то же мгновение, он помчался быстрее, чем казалось возможным.

За их спинами раздался испуганный крик, за которым последовал всплеск. Спутники обменялись быстрыми жестокими улыбками.

— Один внизу, — задыхалась Бронвин.

— Отличное начало, — заметил дворф.

В этот момент ноги Бронвин, казалось, вылетели из-под неё. Она тяжело упала на спину, ударяясь правым локтем, и начала скользить. Внезапно, её занесло влево. Это дворф тащил её подальше от крутого берега. Еще один рывок поднял её на ноги. Не теряя ни единого сердцебиения, они снова бросились бежать.

— Говорил же, что буду держать, — взвыл он. — У тебя есть мое слово.

Когда она кивнула в благодарность, какая-то часть пустоты ушла из её сердца. Внезапно, Бронвин поняла, что не так уж и просто поспевать за дворфом.

* * * * *

Алгоринд пытался сосчитать все постигшие его благословения. Солнце было ярким, холодный бриз, задувавший с Моря Мечей, казался почти мягким по сравнению с ледяными ветрами, которые гуляли по холмам вокруг монастыря во время долгой зимы. Он получил испытание паладина, и первая его часть была завершена. Теперь он направлялся в Терновый Оплот, чтобы передать великие и радостные известия Хронульфу Тирскому, паладину, чья слава и добродетель вдохновляли Алгоринда сколько он себя помнил. У него были жизнь, здоровье, вера и прекрасный меч на боку.

Что по сравнению с этим значила потеря лошади?

Тем не менее, воспоминания о неприветливом, вероломном дворфе ранили. Алгоринд должен был признать, что мало знал о мире, однако это, разумеется, не могло считаться обыкновенным поведением. Он всегда слышал, как дворфов называли грубыми, но честными. Почему краснобородый малыш ударил его и украл лошадь? Неподходящая благодарность после того, как Тир был столь любезен, что спас его жизнь.

К тому же, Алгоринд был обеспокоен задержкой. Путь до крепости пешком занимал на один день больше. Потеря коня была серьезной проблемой, потому что другого ему не дадут. Ему необходимо было заработать новую лошадь, что добавляло еще один пункт к его поискам и значительно замедляло его становление Рыцарем Самулара. Эх, ладно, рассудил он. В конце концов терпение было одной из рыцарских добродетелей.

Но было кое-что еще. Загадочные слова, брошенные сиром Гаретом, продолжали беспокоить его. Старый рыцарь отправил Алгоринда оставаться с Хронульфом и следить за его спиной. Что стало причиной этой внезапной озабоченности? Истинно было то, что жизнь паладина полна опасностей, но поджидала ли знаменитого рыцаря какая-то конкретная угроза?

Еще одна мысль поразила юного паладина. Хронульф посвятил служению годы. Возможно, его здоровье ухудшилось. Возможно, сир Гарет опасался, что новость, доставленная Алгориндом, может навредить Хронульфу. Сколь радостна могла быть новость об обретении внучки, столь же смертоносно могло быть известие о потерянном сыне, что был жив, но стал врагом. Лучше мертвый сын, чем живой жрец Цирика.