- И тебе волноваться лишний раз не стоит, - продолжала она. - В роддоме поволнуешься.
Макаров почувствовал, как немеют губы.
- Конечно, я тебя не брошу, Феля, - продолжала жена ласково. - Один раз бросила, второй раз умнее буду. Что ты такое лицо страшное сделал? Мне на страшное смотреть нельзя, примета плохая, - она засмеялась.
- Боже мой, - сказал Макаров.
Раздался звонкий грохот, словно разбили миллион хрустальных бокалов. Сверкнула тьма, запахло шутихами.
- Что вы делаете! - воскликнул Бес.
Макаров вздрогнул. Обвел взглядом прокуренный бар. Увидел Беса: очки на нем сидели косо, будто их обладателя только что ударили лицом об стол.
- Вы с ума сошли, - простонал Бес и потряс левой рукой в воздухе, словно обжегшись. - Разве можно вот так, без подготовки... вы что.
- Простите, - тихо сказал Макаров.
- Да пустяки, - проворчал Бес. - Только не говорите этого больше, ладно?
- Договорились, - произнес Макаров.
- Вот и хорошо. Теперь убедились, что вам стоило принять звонок?
Макаров помолчал.
- Так это и было счастье? - спросил он.
- Что есть счастье? - вопросом ответил Бес.
Макаров закрыл глаза. Он старался вспомнить самые лучшие, самые нежные минуты далекой супружеской жизни. Как сидели с женой вечерами вдвоем, и мир вокруг них становился теплым и мягким. Как бродили по осеннему парку - взявшись за руки, смеясь, поднимая ногами шуршащие фонтаны. Как боролись в шутку за обладание телевизорным пультом: он хотел смотреть новости, она - концерты бородатых поэтов. Как утром она просыпалась и встречала рассвет, и будила его, чтобы он посмотрел, а он ругался и засыпал. Как приходили в дом люди - незнакомые, называвшиеся ее друзьями, и громко смеялись, и пили, и прокуривали всю квартиру. Как жена покупала на последние деньги картины уличных художников. Как ходили в театр на идиотские модные пьесы. Как, зачитавшись очередной заумной книжкой, она забывала погладить ему рубашки. Как скандалили последние полгода - до мути в глазах, до дрожи в коленках, до разбитой штукатурки в хлопающих дверях...
- Что со мной, а? - спросил он.
Бес нахмурился.
- Феликс Иванович, - сказал он. - У вас что-то есть, так? Что-то, нужное нам и вам.
- Душа, - с нажимом сказал Макаров.
- Называйте как угодно. Дело не в названии, а в назначении. Вы, наверное, слыхали, у что каждого участка мозга - Бес постучал по стриженой макушке - своя работа? И, если с одним из участков неладно, человек теряет способность ходить, говорить... радоваться, мечтать. Прошу заметить, это мозг: бренная, так сказать, плоть. А тут душа - предмет тонкий, замысловатый.
- Вы меня обокрали, - сказал Макаров.
- Мы заключили договор, - возразил Бес. - И вы обязались выплачивать кредит.
- Я не знал, что буду платить счастьем.
- Я тоже не знал, - сказал Бес. - И никто не мог знать. Я ведь говорил: люди отдают нам самую бесполезную частичку души. Значит, вы просто никогда не хотели становиться счастливым.
- Я хочу расторгнуть договор! - закричал Макаров. - Изыди, нечистый! Отрекаюсь от тебя! Господи! Да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко... яко... на небесах... и на земле... яко...
Он застонал, силясь вспомнить. За соседними столиками оглядывались. Охранник, до этого подпиравший стену, от нее отделился и пристально смотрел на Макарова. Подходить, правда, не спешил - далеко, и драки, вроде, не видно.
- Поздно, Феликс Иванович, - дергая щекой, сказал Бес. - Да и молитву вы забыли. Можете, конечно, продолжать: мне от этого делается больно, и я, пожалуй, даже сейчас уйду. Но кредит ваш - он ни-ку-да не денется.
Было слышно, как потрескивает на столе свечка.
- Ну? - произнес Бес. - Я могу, наконец, идти?
Макаров провел по лицу ладонью.
- Я хочу выплатить остаток, - сказал он негромко.
- Прямо сейчас? - быстро спросил Бес.
- Да, прямо сейчас, - сказал Макаров. - А то передумаю потом.
Сердце колотилось, как будто в груди был железный шар на пружинке. Ему показалось, или впрямь за черными стеклами сверкнули пламенем глаза?
- Вы знаете, что надо говорить, - прошелестел Бес.
Знаю? Да, что-то такое было... Ставки сделаны... Нет, не так. Жребий брошен... И гибну, принц, в родном краю... Тоже не то. Ах, ну конечно. Он судорожно вздохнул, набрал воздуха, сказал:
- Остановись, мгновение!
И улыбнулся темнокожей богине прежде, чем она взмахнула мечом.
