*

– Что-нибудь еще хотите сказать? – мой вежливый голос отморозка, доносится из другой вселенной. Плотно затянутый узел, дает вырваться из глотки только хрипам. Надо отдать должное старому волку, борется за жизнь крепко, как неистово вцепился в петлю, того и гляди разорвет. Глаза смотрят с ужасом, наверно думает, что я его сейчас буду кончать. Напрасно, пусть с ним разбирается Еланский да начальник его охраны, как его Ахмет, Ашот? Дельный малый, далеко пойдет. Надо же стихи получились. Я смеюсь и беру с дивана чемоданчик. Ладно, проехали. Мое же дело сейчас обеспечить себя нормальными условиями работы. – В таком случае я вас больше не задерживаю господин Штейн. Удар под ухо совпал с хрустом развязавшегося, наконец, галстука. Вольф хрюкнул, чего я от него не ожидал и вынужденно провалился в объятия морфея. Надеюсь, сон у него будет счастливым и глубоким, потому что пробуждение сулит скорбями: утюгами на груди, электродами на мошонке, не знаю, что там принято у светских, отстал от жизни. Впрочем, меня это уже не касается. Я позвал начальника С.Б. Еланского и коротко обрисовал ситуацию. Не понимаю, почему он так странно на меня смотрит, будто боится. Хотя, может, что-то чувствует, ну и ХФйрФг с ним. Главное поверил. Молчаливые охранники скоренько упаковали заговорщиков, пора бы приступить к работе. – С вами хотят поговорить, – Ашот старался не смотреть в глаза гостю. Происходящее ему не просто не нравилось, давило. Самое поганое в сложившейся ситуации неопределенность. Хотелось наплевать на опасения, позвать проверенных ребят и накормить чудовище, по-другому Ашот про себя ведьмака не называл, свинцом, а потом еще вбить для верности осиновый кол. Но приказ Хозяина, именно так с большой буквы, звучал недвусмысленно. Оказывать любое содействие... – Опять? Кто на этот раз? – Не беспокойтесь, – голос Ашота звучал механически. – Это отец хозяина. Прошу следовать за мной.

*

Пахло аптекой. Готов поставить тельца против яйца, что умирающий за следующей дверью. Сейчас же пожилой мужчина, одетый в строгий светлый костюм, с чертами лица вырубленными печалями, изучал меня. – Не здравствуйте, – его оригинальное приветствие позабавило меня, не больше. – А как же возлюби ближнего? – TouchИ. Как вы догадались, что я священник? – У программистов выражение лица мечтательно-идиотское, словно они живут в двоичном мире, следователи всегда смотрят, сузив глаза – мрачно, убийцы – равнодушно, а священник и профессиональный мошенник – ясно, открыто, взгляд излучает свет. В ваших глазах свет есть, только, он почему-то меркнет при взгляде на меня. Нет, – кивком головы я остановил объяснения, готовые сорваться с его губ. – Мне безразличны ваши мотивы и вы сами. Давайте перейдем к причине заставившей вас желать со мной беседы. Он поднял бровь, на секунду в лице проступила неуверенность. – Эта причина мой сын. – Что ж, вполне очевидно. Давайте не будем терять наше время? С Артуром будет все в порядке. – В этом вся суть. Я не хочу, что бы вы помогали ему. Интересный поворот. – Деньги предлагать будите? – я попытался скрыть свое замешательство, огорошив в свою очередь странного отца. – Простите? – Вы ко мне с тем же грузом. – Вот как? – священник, сразу понял, о чем идет речь. Кто еще, Вольф? Не отвечайте, ясно, что он. Жажда денег совсем затуманила его душу. Ваше решение? – Я не наемный убийца. – Но и не лекарь? – священник пристально посмотрел на меня, своим добрым всепонимающим взглядом, взглядом, который я так люто ненавижу, поскольку твердо знаю, что именно с таким выражением лица совершаются самые подлые дела, хотя к этому человеку может, я несправедлив? Может? – Кто вы? – взгляд продолжал меня буравить всепрощением, я почти физически ощущал, как его воля пытается влезть в мою душу. – Кто вы? – с напором, требовательно повторил служитель церкви. Стоило промолчать. Я не стал. Хотелось ляпнуть что-нибудь соответственно патетики момента. Надо давить в себе это глупое ребячество. Хорошо, что есть золотое правило: “когда не знаешь, что ответить – хами”. – Вы мне тоже не представились. Ответ его, как ни странно успокоил. Наверно, решил, что я один из бесконечного множества шарлатанов, последнее время вьющихся возле его сына. Словно прочтя мои мысли, священник произнес. – Мой сын смертельно болен, полагаю, вы знаете, какой недуг его охватил? – Не знаю. – Вот как? – препаратор душ удивленно посмотрел на меня. – Странно. Тем не менее, смерть уже протянула над ним свою длань. В надежде спастись плод моих чресл перепробовал десятки способов. Он был у знахарок, колдунов, экстрасенсов, светил медицины, масонов, надеясь, что им открыты тайны бессмертия – все оказались шарлатанами. Как последнее средство Артур обратился ко мне, пытаясь поверить в Господа. – Как, вы тоже оказались шарлатаном? – позволил я себе шпильку. Священник дернулся, как от пощечины, но все же пересилил себя и отреагировал, заученной улыбкой. – Вера моего сына, слишком скоропостижна. Он готов уцепится за соломинку, в заблуждении своем, не понимая, что совершает тяжкий грех. Я бы очень хотел, что бы Артур поверил сердцем в Создателя. Но он также слеп, как и до болезни. – Мне все еще не понятно ваше желание смерти сына. – Он уже мертв, – отрезал священник. – Сегодня я это уже слышал, – жестко сказал я. – Вы действительно можете его избавить от недуга, даже не зная, чем поражено тело? – Допустим, – ответил я, пытаясь понять, к чему он ведет. – Мой сын страшный грешник. Капитал созданный им покоиться на крови и кровью питается. Господь, видя мои молитвы, послал сыну испытание, через которое он сможет очиститься, нет, не искупить свой грех, искупить злодеяния причиненный им людям и стране невозможно, но сделать шаг, посредством мученической смерти из гиены огненной к Богу и искренне покаяться. Вы же, если обладаете силой вырвать Артура из мучений, пойдете против Его воли и причините вред не только его душе, но и сотням тысяч других людей. – Как я могу пойти против Его воли, если все в руках Создателя? – Вы прекрасно меня поняли молодой человек, это бесы говорят в вас... – А пошел ты в жопу, – прекратил я проповедь и широко развел руки, наглядно показывая размеры адресата. – Вот в такую... Не прощаясь, я толкнул следующую дверь, судя по горьковатому запаху лекарств, Артур находился за ней.

*

Ашот ждал чудовище в процедурном кабинете вместе со странным татуированным мужиком. Придурок приехал час назад и сразу потребовал, что бы его проводили к постели Артура. Ашоту хотелось пристрелить клоуна, но на его счет хозяин дал четкие указания, приходилось терпеть, тем более что от изуродовавшего себя дурака исходила скрытая опасность, не такая явная, как от чудовища, но все же... Мастер татуировок прибыл заранее и сразу разделся. Был у него такой пунктик. Куда бы его не пригласили, на светский раут или частную вечеринку, знойным летом или бесконечно холодной зимой, лысый художник, обязательно обнажался до пояса, в крайнем случае, оставлял майку с короткими рукавами и срезанным низом. Куцый кусок материи не мог скрыть кожу, татуированную всевозможными орудиями умерщвления. Взгляд, брошенный на тело мастера, сразу же терял фокус, картинки словно жили своей непостижимой жизнью: пистолет плавно переходил в мачете, меч видоизменялся в тяжелую “утреннюю звезду”, из сюрикена вырастал двуручный эспадон. Изображения ползали, как живые, сливаясь, словно жадные любовники, рождая новые виды оружия, видоизменялись. Однако для обычного человека, с замыленным зрением, татуировки казались застывшей мечтой милитариста. Правда, очень красивой, смертельной мечтой. И почти никто не мог заметить единственную татуировку мирного характера. Прямо под кадыком, с искусством, позорящим другие изображения, были нанесены две живые руки, непрерывно рисующие друг друга. Карандаши в кистях двигались, спеша закончить зеркального близнеца, но линии стирались невидимым ластиком, и приходилось начинать рисунок заново. Никто из обычных людей не мог заметить этих вечно созидающих рук, Ашот сумел. Точно так же, как когда-то ему открылся рисунок в квартире убитого им монстра. Он также обратил внимание на шею вошедшего чудовища, украшенную почти такой же татуировкой, что у художника, только вместо карандашей кисти чертили мечами. Ведьмак перехватил взгляд кавказца и внутренне удивился. Ретивый секьюрити обладал отличной наблюдательностью, его сознание было затемнено лишь частично, что давало развиться интуиции. С такими способностями Ашот мог быть полезен, в качестве агента. Геральт сделал себе очередную зарубку на память. Мастер татуировок открыл свой видавший Ленина, в буквальном смысле, саквояж и достал хищного вида дециметровую иглу. – Ты свободен, – Геральт стащил рубашку и кивнул Ашоту на дверь. Охранник пожал метровыми плечами, лицо его выражало недовольство, хотя, по правде сказать, он был счастлив, что смог избавиться от пристального внимания чудовища, которое давило на него ужасом. Еще немного и Ашот мог не сдержаться: он уже мысленно представил, как достает ствол и выпускает все двенадцать пуль в порочное лицо монстра, а потом меняет обойму, всаживает рожок за рожком, пока рука не отвалиться, став чугунной, и аромат подавляющего его страха не исчезнет. Но Ашот сдержал рвущуюся наружу истерику благодаря тому, что не верил в свои силы, завалить чудовище. Может, его отрезвила карта разнообразных шрамов, вьющаяся серпантином по спине ведьмака. Геральт не заметил переживания, охватившие охранника. Как только за Ашотом закрылась дверь, он повернулся к ожидающему мастеру спиной и попытался расслабить мышцы. – Ты опоздал почти на час, – озвучил свершившийся факт мастер. – Быть не может, наверно часы стоят. – Чего колоть? – художник облизал тонкие губы, его узкие глаза лихорадочно заблестели, как у наркомана. – Катану, три знака: фФстФмФтуг, фФстФмрыст, иргъФф, два револьвера “Mateba MTR-14″ с барабаном на четырнадцать патронов. – Я знаю объем обоймы “Траханной матери”, – недовольно проворчал мастер, – ты мне его только, что сообщил. Мастер татуировок был наверно самым лучшим знатоком оружия за всю историю смертоубийства. Его познания не ограничивались даже сверхсекретными разработками вроде лазерных ружей и импульсных винтовок. Оружейник обладал даром предвидения в своей области и мог изобразить оружие, которому только предстоит родиться в чьей-то воинственной голове. К сожалению, такое оружие не функционально, пока не будет создан работающий прототип. – Твои револьверы глупое позерство. Они вообще были созданы для спортивной стрельбы, дуло короткое, а сама машинка тяжелая. Лучше взять израильские “Cherokee”, магазин на семнадцать и бьет дальше, – продолжал ворчать мастер. – Ничего я привык. Геральт приготовился к быстрой, но вымывающей все душу адской боли. Игла мастера татуировок шесть раз клюнула ведьмака в спину. Там, где она касалась плоти, возникала новая паутина шевелящихся шрамов, которые постепенно стали перетекать в рисунки, образуя названные Геральтом предметы. В области почек дулом вниз расположились револьверы, хромированные машины для убийства были неотличимы от их реальных прототипов, если присмотреться, можно было разглядеть даже царапины и серийный номер каждого оружия. Три слова на непонятном языке, тонким искрящимся шрифтом украшали левую лопатку. Всю спину, пересекало лезвие катаны. Клинок был изображен настолько реалистично, что казалось можно потянуть за вытатуированную рукоятку и освободить жадное лезвие из живой плоти. В районе поясницы, где изображение клинка погружалось в тело, проступило несколько темных капель крови. Мастер татуировок воровато провел рукой по спине Геральта и облизал кровь. В этот момент он был похож на графа Дракулу после вынужденного поста, белки заволокло красным, мышцы напряглись, лицо стало бледным, как у покойника. – Сплюнь, дурак, – спокойно приказал ведьмак. Побочный эффект мастерства, редко себя проявляющий, но крайне гнусный, делал из художника гемоглобинозависимого. Искусство татуировки требовало странной дани: когда мастер доставал свою иглу, его существо охватывала жажда крови. Хорошо, что это случалось не каждый раз, и мастер справлялся со своей жаждой, однако стоило ему во время нанесения рисунка выпить хоть каплю крови, он становился одержимым одним желанием – убивать. Художник перерождался в оружейника и бесконечно “снимал” с себя орудия убийства, применяя их против любого живого существа попавшего в поле зрения. В истории было всего три случая одержимости мастеров татуировки, все они закончились плачевно – их уничтожили. Найти и вырастить Художника, было еще сложнее, чем ведьмака, поэтому татуировщиков оберегали, лысый мастер мог стать четвертой трагедией. Тело Геральта ломило, после нанесенных татуировок зверски хотелось пить. Как по взлетной полосе, по позвоночнику бегали волны холодных огней. Но он приготовился одним движением свернуть мастеру шею. Пальцы сложились застывшим стальным копьем. Противный харкающий звук, подтвердил, что мастер тату послушался. Кровавое пятно красноречиво украсило белый ковер. Ведьмак медленно повернулся. Мастер татуировок почувствовал, как сквозняк прошел по комнате, коснувшись татуированного тела холодным дыханием склепа. – Магнезия у тебя? – наконец спросил ведьмак, наверно решив, что художник не получил крови. – Я тебе что, нянька? – зло, но с явным облегчением, ответил художник. Глаза мастера медленно стали приобретать нормальный цвет. – Понятно. Мастер татуировок быстро убрал иглу в саквояж. Не прощаясь, он натянул рубашку и подошел к двери. – Постой, – ведьмак поднялся на деревянных ногах. – Скажи Ашоту, что бы отправил кого-нибудь за магнезией. Мне нужно два заправленных шприца на двадцать кубиков каждый. Пусть держат их наготове. – Ладно, – нехотя буркнул мастер и захлопнул дверь. Под кожей лица ведьмака набухали и пропадали вены, лицо заострилось, стало волчьим истовым, глаза сузились и начали светиться, синим пламенем, по телу снова, будто штурмуя неприступную крепость, пробежала волна мурашек, сквозь татуировки проступила кровь. Один глубокий вдох и все кончилось. Ведьмак подошел к двери и потянул за ручку.