КФфхъуындар (Бестиарий)

~ Пахуньчик ~

1. Наименование – Пахуньчик 2. Самоназвание – тФф 3. Степень агрессии – умеренный, 4 балла по шкале отторжения. Геноциду не подвержен. 4. Класс – разумное. 5. Тип – инопланетянин 6. “Магические” (специфические) способности: – мимикрия. Особенности: маскируется под бомжей. – оперирование временем и пространством. Особенности: не изучены. – проникновение в сознание. Особенности: не изучены. 7. Краткая справка: Пахуньчик. Инопланетяне. Первый контакт состоялся в 453 г.н.э. Цель посещения Земли – социологические исследования. Ассимилируются среди бездомных, принимая их вид, почти всегда становятся негласными лидерами среди бомжей. Мало-агрессивны, нападают только в случаях, когда подвергаются угрозе жизни, бомжей. В такой момент происходит временное “помешательство”, Пахуньчик будет уничтожать противников, пока не добьется смерти всех нападавших. Настоящий облик Пахуньчика не известен. Единственное, о чем можно утверждать с уверенностью, они не гуманоиды. В 1942 г. был разработан эликсир, позволяющий на ограниченное время полностью блокировать влияние способностей инопланетян на ведьмаков.

*

Квазямодо увлеченно грыз морковку. Сидя на шкафу пернатый зорко контролировал комнату, не забывая уделять внимание овощу. Оранжевая перьевая шапочка на голове гордо освещалось люстрой, предавая попке ореол значимости. Кошка Сакля ползком, косясь на шкаф, чтобы не дай бог не привлечь к себе внимание, зеленого чудовища, продвигалась в сторону кровати, где была долгожданная возможность в безопасности и относительном спокойствии улечься под бок к хозяйке. Попугай снисходительно глянул на крадущуюся кошку, переложив морковку в правую лапу, он презрительно каркнул, чем заставил прижать старую урину уши, продолжил трапезу. У каждого живого существа есть своя магия. Просто люди не в состоянии даже предположить, что обитающая рядом собачка, милый котенок, глупая рыбка или даже цветок, способен на что-то большее чем место домашнего любимца. Была своя фишка и у Сакли. Старая кошачья перечница обладала даром трапезного сглаза и беззастенчиво им пользовалась. Когда люди готовили пищу или уже садились есть, кошке надо было всего лишь по-особенному взглянуть и облизнуть усы по часовой стрелке и опля, кусок чего-нибудь вкусненького, или не очень, раза на раз не приходится, падал прямо к меховым лапам Сакли. Находясь под гнетом пернатого монстра, кошка затаила нешуточную обиду и при каждом удобном случае платила попугаю той же монетой. – Эх, была не была, – в кошачьем эквиваленте подумала Сакля и применила свой сглаз. Квазямодо поймав запоздалый, но гордый ответный взгляд меховой плесени, хотел было проигнорировать вызов, благо морковка попалось вкусная, отрывать от нее кусочки одно удовольствие, внезапно потерял равновесие и сев на хвост, пораженно выронил морковку. Не веря своим глазам, он посмотрел в низ и задохнулся в приступе чудовищного по своей беспардонности вандализма. Сакля не любила морковку, но морковку любил Квазя, поэтому кошка, вперив торжествующий взгляд в пернатого, с хрустом впилась в оранжевый овощ. – Курва! – метко выдал попугай одно из заученных слов и ринулся как ангел мести на меховую обидчицу. Но Сакля уже делала ноги, пулей миновав коридор, умная старушка спряталась под ванной, куда попугай залетать побаивался. Квазямодо бесновался минут двадцать, выдолбив клювом кусок свежей шпаклевки из таким трудом реанимированной стены, он отказался есть оскверненную морковь, нагадил на плечо Геральта, что делал только в крайне мерзком расположении духа и затаив не шуточную обиду на весь свет, залез в клетку, уселся спиной выходу и начал злобно посвистывать. Не собиралась гордая птица сносить подлые обиды ходячей бородавки, и решил попугай отомстить. Спустя пол часа история с морковкой стала забываться, для всех кроме пернатого. Кошечка расслабилась, забыв об осторожности, она разлеглась на ковре, отдавшись морфею. Тем временем Квазямодо аккуратно вылез из клетки, не предпринимая попытки лететь, он низом, прячась за препятствиями, проследовал в соседнюю комнату. Осмотревшись, пернатый заметил мохнонога и коварный план возник в его маленькой, но зато зеленой голове. Не сдержавшись, он злобно зашелестел клювом, на его счастье меховая бородавка, только повела ухом и надежнее уткнулась холодным носом в хвост. Пернатый нелепо застыл, поджав под себя правую лапку, справившись с волнением попугай-ниндзя, пьянея от собственной крутости, бесшумно полез на белую стойку стеллаж. В этот момент чуть было все не сорвалось, в комнату вошел большой слуга самец и привлек внимание кошки, своим глупым карканьем. – О, Саклямото! Чего разлеглась, скотинка? Сперла у несчастной птицы морковку и рада? Мохноногая подняла заспанную мордочку и недовольно посмотрела на ведьмака, видя, что ничего вкусненького ей не предлагают, Сакля показательно зевнула и повернулась к человеку задней частью хвоста. Попугай засев на одной из полок, укрывшись книгой, с облегчением перевел дух – его не заметили. Адреналин бурлил в смелой птице и попугай продолжил путь к намеченной цели. На верхнем этаже стеллажа располагалось несколько предметов: горшок с цветами, пара фотографий в рамках, бумажки, два крепких носка и связка ржавых ключей. Оказавшись наверху пернатый выглянул из-за фотографии, все было спокойно: обидчица невинно дрыхла, а большой слуга самец, что-то бубнил себе кулак, по опыту попугай знал, что так может продолжаться довольно долго. Захотелось перед эксом освободить организм от шлаков, но Квазямодо зачем-то сдержал порыв. Птица решила действовать. Пернатый захватил лапами ключи и взлетел над кошкой, открыв свое инкогнито. Сакля не успела даже проснуться, как с победным карканьем ей на голову упало что-то тяжелое, на прудя со страху, кошка сделала лапы к спасительной ванной. А бомбардировщик, заложив красивую петлю, сел на плечо, входящей в комнату маленькой самке слуге и с удовольствием расслабился. Мы с Лисой, наконец, не выдержали и стали хохотать, питомцы почти каждый лень устраивали нам настоящий праздник, за их пикировкой можно было наблюдать с истинным наслаждением. Жаль, что существует такая штука как работа. Я обнял любимую, согнав с плеча гордую птицу. – Не переживай, у нас сегодня намечается корпоративка, так что приду поздно. – Смотри, много не пей, а то когда ты пьяный предметы не различаешь, – обидно заметила Лиса. – Я вообще не пью! – Ну да конечно, помню, как ты пришел с работы и в коридоре начал исполнять гражданско-супружеский долг, даже не разделся. – В этом виновата твоя женственность и красота, а не алкоголь! Тем более, зачем было встречать меня в голом теле на жалкие тряпочки. – Эти тряпочки стоят почти тысячу евро! – По мне ты гораздо лучше без них. – Иди уже, хитрец.

*

– Помогите во имя Христа! Грязный, оборванный мужчина, внешности, которая даже с учетом черных масляных пятен непонятного происхождения на его лице была далеко не христианской, навязчиво требовал денег. Казалось бы, странно, смысл, произносимых мужчиной слов был просящим, но интонация повелительной требовательной. Когда я не обращая внимания, попытался пройти мимо, он стиснул мое плечо, побуждая развернуться. – Помогите Христа ради! – настойчиво крикнул мне в лицо нищий, обдав перегаром гнилых зубов. – Нет, – коротко сказал ему я, глядя прямо в глаза. Нищего это не смутило. – Ради Христа!!! – Тем более. – Ты не веришь в бога да, десять рублей жалко да? – Жалко. – Сука, падла, тварь, будь ты проклят п—ор. Что б твои дети... – Перекрестись. – Что? – удивился нищий, не встретив отпора. – Если ты перекрестишься, я отдам тебе все деньги, которые у меня с собой. Нищий сразу подобрался, в глазах возникла неуверенная хитринка. – А если у тебя с собой вообще бабла нет, я что как придурок перед тобой руками махать буду? – Этого хватит? – я демонстративно достал из кармана брюк смятую пачку сторублевок и несколько тысячерублевых купюр. Терпеть не могу кошельков, вот и приходится каждый раз выуживать из карманов непонятную мешанину из мелочи, бумажек, носового платка и мятых денег. Нищий придирчиво осмотрел ладонь с зажатыми в ней деньгами. – Добавить бы надо, я перед тобой ведь клоунадничать буду, это значит, ты меня как личность унижаешь, достоинство мое топчешь, веру мою деньгами своими пог... – “погаными” хотел сказать он, но не посмел. – Покупаешь одним словом, – с трудом закончил нищий. – Не хочешь как хочешь, – пожал я, плечами отводя от его носа ладонь. Глаза бомжа пристально следили за рукой, кадык дернулся, сглатывая слюну. – Постой шалый! – взмахнул руками нищий. – Крещусь! Его правая рука истово коснулась лба и остановилась, намертво прирастя, сложенными в шепотку пальцами к голове. Все тело нищего напряглось, сухие мышцы на руке посинели толстыми венами, но кисть так и осталась у лба. – Что ты сделал тварь!? Что ты со мной сделал!!? Что с моей рукой!!? Аааа!!! Отпусти, отпусти тварь! – заорал он на всю улицу. Давно наблюдавшие за нами попрошайки всполошились, некоторые решили ретироваться на территорию монастыря, другие наоборот придвинулись поближе, что бы лучше насладиться бесплатным спектаклем или чем черт не шутит, поживиться чем-нибудь, жизнь на улице штука такая брат, здесь варежкой хлопать нельзя, затопчут. По лицу нищего катились крупные капли пота, он уже не пытался отодрать ставшую чужой руку, лишь губы продолжали исторгать сквернословия. – Ты не прав сын мой. Из ворот монастыря вышел монах в черной рясе и перекрестил несчастного. Нищий, обретя вновь власть над конечностью, не делая даже попыток поблагодарить, жалобно всхлипывая, кинулся прочь. – Не отец ты мне, – спокойно я ответил батюшке. – Твой монастырь за спиной, здесь другой устав. – Мой монастырь всегда со мной сы... заблудший путник, за моими плечами. Пройдемся? – предложил священник, приглашая меня в храм. – А то здесь нам не удастся поговорить по душам. И так ты дал слишком много ненужной пищи пастве, за тобой придется очищать. – А стоит ли? – Очищать? Видишь ли... – Нет, говорить по душам? – Стоит. Я не таясь, пристально вгляделся, в его глаза и чуть было не передернул плечами от омерзения. На меня смотрел добрый, открытий человек, в его серых глазах читалась понимание, участие, готовность помочь и всепрощение. В уголках век застыли веселые морщинки, располагающее к себе. Именно такие глаза бывают у самых грязных ублюдков. Умом я понимаю, что, вряд ли батюшка желает мне зла, что эмоции в его взгляде могут быть искренними, но слишком сильно меня были в душу, слишком сильны воспоминания о таких же честных любящих глазах. Казалось, батюшка заметил мою гримасу, его лицо стало печальным, окладистая, аккуратная борода придала ему вид профессора. Мы медленно вошли в ворота храма, несколько минут церковник молча вел меня по узким дорожкам, наконец, мы достигли цели, маленькой полянки, окруженной высокими деревьями. – Присядем? – предложил священник, указав на деревянную скамейку, посыпанную желтыми листьями. – Это я специально попросил братьев не убирать, – как бы извиняясь, произнес батюшка. – Так уютней. – Ты настоятель? – я упрямо продолжал обращаться к батюшке без должного почтения. – Да, но это не имеет значения. Скажи, – чуть помедлив, поинтересовался священник, разглядывая небо, – чем вызван был твой гнев? – Боюсь, вам не понравится мой ответ, – забылся я, обратившись к нему на “вы”. – Не того ты боишься. – А почему ты думаешь, что я стану тебе отвечать? – Потому что тебе это нужно также сильно, как и мне. Я оценил его ответ. Обычно люди говорят “это тебе нужно больше, чем мне”, настоятель же дал понять, что его интерес ко мне практический, если хотите обоюдовыгодный. Ни что так не сближает людей, как понимание общей выгоды, человек слаб и если он не видит причину доброго к себе отношения со стороны постороннего, то возникает сразу чувство неловкости, а то и подозрения. “Не жалей слов” – вспомнил я изречение учителя. Похоже, у нас с настоятелем был один наставник. И все же я решил высказать ему свои мысли, почему нет? – Меня раздражает, когда просят во имя Христа. – Ты отвергаешь богочеловека? – спокойно спросил батюшка. – Нет, не отвергаю. Дело не в этом. – Тогда в чем? – Мне кажется, что-то в этом неправильное простить во имя Бога, это одновременно с одной стороны загоняет потенциального жертвователя в угол: как же если откажешь, подать возводишь хулу на Христа! С другой стороны, принижает дающего. Получается, я жертвую не для того, что бы помочь конкретному человеку, причем по доброй воле, а из-за страха перед карой. Я хочу помочь во имя человеколюбия, а не потому, что меня вынуждают. Надеюсь, я доступно объяснил? – Доступно, хотя и коряво, – батюшка помолчал, собираясь с мыслями, – если человек подает милостыню ради Христа из сострадания, не пытаясь оценить ситуацию, эту милостыню примет Господь. И не спросит с нас, как и на что потратит деньги нищий. – Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений. – Похвально, знание библии, но любое знание можно употребить во зло. – Даже священное писание? – Я с интересом посмотрел на настоятеля, желая найти на его лице следы растерянности. Однако святой отец был невозмутим. Глубокие морщины лба, немного расслабились, создавалось ощущение, что священник отдыхает беседой. – Послушай меня сын мой... – Не смей ко мне так обращаться, у меня есть отец! – Хорошо, успокойся, просто выслушай. Тебе не надо пытаться разбираться в мотивах других людей, разберись в себе и тогда все станет просто и ясно. Если тебе не нравиться формулировка “Христа ради”, значит, тебе не нравится что-то в себе, ибо, неся подаяние ради Господа, ты помогаешь, прежде всего, ради себя. Не оскудеет рука дающего. Пойми, ответ есть в твоем сердце на все вопросы. Если у тебя возникает внутренняя диспропорция между твоими мыслями и поступками, это и есть голос бога. Если ты не хочешь подавать конкретному человеку, Христос тут ни при чем. Не надо везде видеть божье провидение, свобода воли основа христианства. И еще, все твои сомнения от отсутствия веры, на каждом шагу тебя гложут примитивные подозрения из тех, что любят употреблять противники православия, – настоятель развел руками. – Ну, допустим такие, что библия написана человеком, а человек мог ошибаться или намерено исказить факты, что господь создал человека по своему образу и подобию, наделив, стремлением к плотским утехам и значит тешить свою похоть не грешно. Или из новомодных ересей, что Иуда был в сговоре с Христом и его тяжкий грех предательства осознанная жертва, следовательно, вся история православия лжива. Друг мой сомнения не отделяемая часть человеческой сущности, тебе остается только верить или... – Где же мне взять веру? – Только в себе. Знаешь когда я всем сердцем поверил в Христа, в бессмертие души, хотя сам уже несколько лет был священником? Когда у меня родился ребенок – сын. Для меня это самое большое чудо и веское доказательство, существования Бога. – И тебя не возникает сомнений в правильности библии, церковных обрядов, доброты Творца посреди всеобщей греховности? – Я ждал ответ настоятеля с настоящим нетерпением, если бы святой отец (смешно запрещаю ему назвать себя сыном, а мысленно обращаюсь к нему, как отец), ответил твердо, что его не гложут сомнения, я забыл бы эту беседу, ожесточившись еще сильнее, но настоятель не дал четкого ответа. Он поднял желтый лист и начал в него пристально вглядываться, чувствуя мое нетерпение, настоятель медлил с ответом, не выпуская кусочек осеннего солнца из рук, он своим хорошо поставленным голосом начал читать странное стихотворение: В вышене самом небе Ветер тучи собирал Легионы темных светлых Всех на встречу, он собрал И подув со страшной силой Молнией, сорвавшись в низ Закружил в огне стихии Не один умерший лист И еще живые листья Не приникшие к земле Закричали, заметались В смертной пасмурной тоске Их конец написан в небе Сильной призрачной рукой Но пока они в полете Не предписан им покой Ветер треплет, их срывает Гонит весело шепча Только он не понимает Он – орудие листа Я сидел пораженный, боясь пошевелиться, по телу разливался, какой-то новый вид холода, не так хорошо знакомый страха или предсмертный, а странный неудобный, когда незаслуженно хвалят. Или когда ты принял важное решение, но еще не начал действовать, и точка возврата еще не пройдена, но тебя колотит и это не страх, а ожидание будущего. Вот примерно такой озноб охватил меня, после прочтенного батюшкой стихотворения, на храмовой поляне в окружении янтарных деревьев. Это наивное юношеское творение было написано мной более пятнадцати лет назад, спрятано в самый глубокий ящик души и потеряно не найдя адресата. – Ответь мне на еще один вопрос, – спросил я самое неважное, первое пришедшее на ум, что бы заглушить в себе полную растерянность. Но как обычно бывает в таких случаях, глупый вопрос выстрелил в десятку. – Если, оказывая помощь, я в первую очередь забочусь о себе, разве это не умоляет факта помощи? Батюшка поднялся со скамейки. Весь его вид выражал полное удовлетворение беседой. Достав из складок рясы сотовый телефон, он, прищурившись, наверно собираясь узнать, сколько времени, посмотрел на экран. Потом также медленно убрал трубку обратно и пошел в сторону храма. Я смотрел ему в спину и знал, что настоятель обязательно обернется, так и случилось, пройдя несколько шагов, батюшка оглянулся, я простил ему это позерство, у каждого из нас свои слабости и без некоторых мы бы не были людьми. Абсолютно серьезно, так, что я сразу почувствовал, что святой отец может быть не только интересным собеседником, но и суровым обличителем грехов настоятель ответил вопросом на вопрос: – А кто тебе сказал, что помогать себе стыдно? Я встал со скамейки и низко поклонился учителю.