*

Менеджер, осознал себя на технической площадке какого-то высотного дома. Прямо напротив него стоял высокий мужчина с неприятными колючими глазами и пижонской бородкой – эспаньолкой. Несмотря на то, что мужчина был молод, вряд ли больше тридцати лет, его голова и борода, были щедро посыпаны серебром. В руках пижон сжимал изогнутый самурайский меч, с которого подозрительно капало красным. Вид мужчина имел изможденный, но твердый, как дерево, упрямо росшее на камнях. Его темная куртка была изрезана и прогорела в нескольких местах, ноги подрагивали, но взгляд оставался пугающим, впрочем, он переменился на презрительный, когда незнакомец оглядел Гарика. На плече незнакомца сидел зеленый попугай, его массивный клюв был угрожающее приоткрыт, оранжевые перья на голове воинственно топорщились, раскинутые крылья грозно сверкали изумрудным цветом с вкраплениями оранжевых же пятен. Около правой ноги сидела старая бело-черно-рыжая кошка, с бородавочными шишками на глупой морде, кошка смотрела за спину Гарика и шипела. Менеджеру мужчина не понравился, совсем, особенно отвращение, которое хозяин зверинца, не пытался скрыть при виде Гарика, но еще больше ему не понравилось поведение животных. Семецкий медленно, боясь спровоцировать неведомую опасность, обернулся и против воли вместе с ужасом ощутил нарастающее возбуждение. На него пристально смотрела девушка, представившаяся ему Моникой. Покупательница душ была полностью обнажена, если не считать тяжелой гривы черных смоляных волос. – Отдай ей деньги, – раздался неприятный, повелевающий голос. Гарик медленно вытянул руку с купюрами в сторону прекрасной девушки, он не стыдясь переводил свой взгляд с ее груди на живот и даже не заметил, как деньги в руке затлели, почернели, обратились в пепел, а потом вовсе растаяли ни оставив на ладони, ни ожога, ни даже пылинки. – Ты свободен, – услышал Гарик голос пижона. Девушка назвавшаяся Моникой, легко поднялась и обошла лежащего бездыханно лысого мужчину, на которого менеджер сразу не обратил внимания. Не сводя с обнаженной красавицы взгляда, Семецкий отступил к стене.

*

– Ты перекрасилась Ника. Вместо костра платиновых волос, на голове Поха густой поток тьмы. – Я перекрасилась Геральт... Обнаженная девушка встает с корточек, в руках у нее появляется тусклый клинок. – Все приходится делать самой... – Подожди! – я чувствую в своем голосе нотки паники. – Если мы начнем, остановиться будет невозможно. – Уже слишком поздно, – мне кажется или я слышу в ее голосе оттенок сожаления? – Тебе придется убить меня. Сможешь? По глазам вижу, что сможешь. – Ника послушай, еще не все потеряно у нас осталось капля времени, я могу ее растянуть... – Не лги! Хочешь легкой победы? Нет уж любимый, тебе придется попотеть, если тебе сдался этот, чертов мир, отданный на растерзание демонам в человеческом обличье, изволь пролить пинту крови, своей и моей. Я смотрю на нее бесконечно долго, окунаясь в прошлое с маниакальной обреченностью наркомана вводящего очередную, может быть, последнюю дозу и не могу надышаться ей. Семь долгих лет складываются в классическое уравнение, слева которого любовь, справа – кровь. Без всякого удивления я понимаю, что на меня не давит груз ответственности за миллионы людей, кто-то милостиво, а значит движимый злой волей, снял с меня этот камень, уничтожив не только заботу о гипотетическом человечестве, но и стерев память о родных, друзьях, родителях, мгновенно превратив меня в морального урода. Чаша весов свелась к двум константам: Лиса – Ника. Я так и застываю ослепленный, упавшим грузом, готовый сделать ошибку, при чем для меня ошибка в этот момент состоит в любом принятом решении. Все учел неведомый гений, подстраховавшийся на случай непредвиденного обстоятельства – оставшегося боеспособным ведьмака. Полагаю, что каждая возможная помарка в виде любого живого препятствия была также учтена, внесена в погрешность, на каждую шутку судьбы подготовлен адекватный ответ. Но, я не успел принять решение и... Она делает легкий невидимый шаг ко мне. Заколка сама щелкнула, подпрыгнула в воздух, и черные волосы бисером упали на грудь, ничуть ее не скрывая, но делая ее, еще более желанной. Острые напряженные соски просятся в губы, глаза потаенно улыбаются, обещают неземное блаженство, полные губы приоткрылись, обнажая нереально белые зубы, кончик языка высунулся маняще дразня. Татуировки, не видимые обычным людям, в виде разноцветных драконов, синий на левой руке и желтый на правой, распластались от плеча к кончикам пальцев, сжимающих обоюдоострый, прямой меч. Еще одна татуировка – змейка, вилась от пупка к лобку, теряясь в аккуратно подстриженном треугольнике волос. Ниже, кружиться голова... Боль пронзила левое ухо, мудрый Квазимодо не упустил своего шанса и вырвал из мочки уха кусок плоти, в общем, зря он это, медальон на шее грозил заморозить не хуже жидкого аммиака, вырвал из грез вместе с потугой гадской птицы, которая сразу ретировалась на плечо Гарику. Ника, оказалась дальше, чем мне хотелось бы, но Пох, которым она была, оказался гораздо ближе, чем нужно для безопасности. Прыжок, оборот вокруг оси, отвлекаюсь: на великолепных крепких ягодицах и на нежной спине, летят драконы, настолько живые будто вышли из-под иглы Мастера Татуировок и ее меч, как гадюка неожиданно и точно бьет мне в горло. Слишком неожиданно, спасают лишь рефлексы, выхарканные кровью до бездумного автоматизма, который может не только спасти, но и убить. Сейчас спас. Уклоняюсь, не совсем удачно, хотя как посмотреть, мочка уха с правой стороны отлетает, если бы не было страшно – посмеялся, как будто Пох и Квазимодо договорились лишить меня слуха. Девушка по инерции, полностью прижимается ко мне, ее лоно, словно нарочно ударяется о давно напрягшуюся плоть. Две пары глаз встречаются, взгляд Ники гипнотизирует, обволакивает, мой наполнен вожделением, медальон на шее кровоточит алым льдом, она подставляет язык, и несколько капель падают на его кончик. Чувствую, как меч в руке черноволосой ведьмы идет обратным ходом, а ее взгляд заполняется предвкушением. Падаю вниз скользя по змейке небритой щекой, вбиваю свой клинок в ее стопу и почти одновременно она вскрывает себе шею: клинок предназначенный мне не успевает остановиться и не находя моей плоти, ведомый своей рукой хлещет по горлу. Несильно, не смертельно, но Ника вздрагивает своим великолепным телом, из длинного пореза плещет жизнь, как пить дать задета артерия. Не даю ей прийти в себя, вырываю клинок из лодыжки и оттолкнувшись, как копьем бью в треугольник агатовых волос. Катана, пробивает плоть легко, насквозь, выходя из позвоночника хищным остроносым зверем, на носе которого сверкает крошево бриллиантов. Резко выдергиваю и делаю три шага назад, один влево и один в право, поднимаю довольный клинок над головой и не смотрю на убитого мной Поха. Девушка застывает, прямой клинок в ее руке становиться на пару мгновений тростью, на который она опирается, силясь не упасть. Знаю, что она ищет мой взгляд, но эту милость я не могу ей оказать. Тем более что умирающий Пох такой чудовищной силы вполне может исторгнуть мою душу и завладеть телом. – Не смотри на нее, – кричу я Аркаше. – Дурак, – слышу я, прежде чем она падает, пытаясь одновременно зажать порез на шее и черную рану в промежности. Тщетно. Кровь хлещет сквозь судорожные попытки рук остановить, вытекающие реки жизни. Она еще долго умирает, не меньше десяти минут. Драконы на коже начинают судорожно метаться, ища спасения, но приютившая их плоть умирает, с нею умирают и рисунки, истончаясь, пока полностью не растворяются в мертвом теле. Я могу уже посмотреть на нее, но не хочу. Специально стараюсь не цепляться взглядом, однако мое внимание привлекает шипящая Сакля, прослеживаю за ее горящими зелеными глазами и не могу скрыть удивления. Не иначе, как из рук умершего Поха выбирались два маленьких дракончика и летят ко мне. Одним движением катана перечеркивает их траекторию, но летающие ящеры не замечают меч, словно я пытаюсь разрубить луч света. Твари набрасываются на мои руки, но вместо ожидаемой боли на моих кистях проступают изображения летящих драконов. Поднимаю кисти вверх. Драконы синхронно поворачивают головы и подмигивают, прямо на моих глазах на коже, безболезненно появляются изображения струек пара, сочащихся из их ноздрей. Не имею ни малейшего понятия, что это все означает. Ловлю испуганный взгляд Гарика. Ничего, отмучался, теперь от тебя ничего не зависит. – Не дрейфь, студент, – подмигиваю ему, точно также как драконы, вертикальными зрачки. Гарик этого не замечает. – Я не студент, – произносит он заплетающимся языком. Мне настолько наплевать на его биографию, что это отражается на моем лице, тем не менее, я задаю не нужный вопрос, что бы просто дать себе небольшую передышку перед смертью: – Ну и кто же ты? – про себя думаю, “ты парень полное говно”. – Я менеджер, – то ли всхлипнул, то ли сказал Гарик, полностью подтверждая мою предыдущую мысль. Бездонный, как мешок Пандоры Квазимодо испражнился на Гарика и подлетел к Сакле, наученная горькими опытом кошка знала, в походе пищу надо добывать самостоятельно и сумела что-то вкусненькое найти. Попугай резонно решил, что сможет потребовать свою часть пирога, между зверюшками завязалась заварушка, чуть ли не более кровавая, чем наше противостояние с Похом. Приказываю себе не думать о ней. 9.59. Таймер на левой руке начал обратный отсчет. Не раздумывая, выпиваю эликсир. Вспышка. Мир качается, я вижу все как в старом черно-белом телевизоре, по экрану бегут искажающие его полосы, горло рвут изнутри гвозди, желудок опускается к копчику, внезапно томительное мгновение исчезает не оставив после себя боли. Рябь проходит, и я четко все вижу миллионами оттенков черного и белого. – Ч...т...о...п...р...о....и...с...х...о...д...и...т? – доносится медленно, по буквам голос менеджера. Измененное восприятие заставляет тело жить в несколько раз быстрее. Стараюсь также медленно ответить. – З....сь!!! – Не получается, вместо “заткнись” Гарик слышит искаженный рев, зажав уши, он разворачивается, и бежит к выходу – правильный вывод. Хватаю Саклю, пора претворять в жизнь безумный план. Рывком вхожу в ее сознание и сразу оказываюсь в кошачьем рае: сразу сбивает с ног запах. Меховая Урина наводнила своими метками весь мир и нельзя сказать, что она не перестаралась, но все равно сквозь знакомую мне вонь, пробивалось, по меньшей мере, еще два аромата: рыбы и еды из пакетиков. Раздавалось убойное кошачье пение, будто соревновались команды оперных певцов, причем все одновременно и через усилители, однако самих певцов видно не было, стояла непроглядная ночь, но я не собирался ничего разглядывать, тем более задерживаться. Невольно замечаю огромные светящиеся зеленые глаза в пол неба и неясный силуэт гигантской кошачьей тушки, Кинг-Конг бы умер от зависти. Встречаться с обладателем глаз не хотелось. Медальон отозвался охотно. Рисующие друг друга руки соскользнули с моей груди, что бы соединиться в воздухе. Они неустанно рисовали. Из их причудливого сплетения рождались лица, миллионы людей оставленных Похом без души мелькали передо мной, и каждого я сумел рассмотреть. Тринадцать миллионов картин складывались передо мной в одно лицо – мое. И в тот же момент, в кистях держащих карандаши, появился меч, занесенный над моим рукотворным ликом. Ну, уж нет – это без меня! Выпрыгиваю из души Сакли и сразу падаю на колени. Удалось! В ее мире активированный медальон уничтожает мой образ, но в реальности я остался жив. Ни кто еще не пробовал включить медальон в чужой душе, еще бы таких попыток суицида было очень мало и все они было сделаны по великой необходимости, что бы экспериментировать. В итоге все кто шел на этот шаг отчаяния, лишались миров, творимых собственным подсознанием, попадая в чужие пространства, обрекая себя на вечные муки. Сакля визжит, не думал, что кошки способны на такие звуки и несется к выходу, ничего найду. Действие эликсира прошло, остался только смертельный заряд в животе, из коктейлей выпитых сегодня, готовый выпотрошить меня, взгляд на таймер – через шесть минут. Голова трещит, расползается как у чудовища Франкенштейна по швам. Двадцать кубиков магнезии вкатываю в вену, не заботясь о том, что вводить надо медленно, эликсиры убьют меня гораздо быстрее, чем давление. И все же медальон сработал, покореженные тела людей начинают осмысленно шевелиться, из этой кучи вытаскиваю пришедшего в себя Радиона. Несколько драгоценных для меня секунд он силиться понять, где находится. – Слушай внимательно! – ору я ему в ухо. – У меня в желудке термоядерный заряд из двух выпитых сегодня эликсиров. Я ходячий труп и через четыре минуты начнется реакция. До Радиона начинает доходить, его лицо из удивленного переходит в разряд сосредоточенных. – Что я должен сделать? Молодчина, сразу задал правильный вопрос. Благодарно киваю, сжав губы. – Входишь в мое пространство и чистишь эликсир наподобие смертельной болезни. Магнезия у меня с собой. Смотрю на друга, не тени сомнения, ни не нужных вопросов: “А получится?”, “Кто-нибудь так делал?” Ведьмак за всю жизнь может всего семь раз осуществлять вхождение, на восьмой его душа распадается. У Радиона уже пять вхождений, но он не колеблется. Несмотря на то, что кодексом строго запрещено самовольно использовать технику очищения в своих целях, несмотря на то, что это очень дорого, каждый клиент платит за свою спасенную жизнь суммой, которая начинается от единицы с шестью нулями и это в евро. – Поехали, – Говорит Радион. У него самого вопросов должно быть ко мне куча и наверно мутит, все же я его хорошо потрепал, чуть не убил, временная остановка сердца на пользу организму не идет, но он концентрируется, кладет мне руку на лоб. Закрываю глаза, слышу, как таймер отсчитывает последние оставшиеся три минуты, где-то справа шипит Сакля, значит, вернулась и тут на меня обрушивается чернота.