*

Бронзовая трубка ретро-телефона, не дешевая пластиковая, радиоактивная подделка, спаянная умельцами на подмосковном заводе, а настоящая тяжелая старинная, знавшая еще руку вождя мировой революции, а до этого часто уютно сидящая в ладонях венценосной семьи, плотно прижималась побелевшими от напряжения пальцами верхней частью – приемником к глубоким морщинам лба. Ее нижняя часть – динамик сплющил тонкие бесцветные губы, в нелепом поцелуе. Человек и трубка срослись намертво, став одним целым, толи киборгом толи карикатурной подделкой под пьяного Буратино, и лишь золотой, вьющийся пружиной провод портил целостность картины, позволяя отделить человека от бронзы. Рычаг телефона протестующие взвизгнул, когда рука резко швырнула трубку на место. На лбу отпечатался белый круг, впрочем, он стремительно краснел. Глава Московского ордена ведьмаков сидел в кожаном кресле, закрыв глаза, указательный и большой пальцы правой руки сошлись на переносице сдавливая и массируя кожу. Левая рука, обхватив черную рукоятку, выдергивала прямо из воздуха клинок. Изогнутое хищное лезвие то показывалось на всю длину, расплескивая вокруг себя кровавые капли, которые медленно истаивали, не долетев до пола, когда рука шла вверх и чуть в сторону, то снова пропадало, когда рука опускалась к полу, точно кто-то укутывал меч плащом-невидимкой. Василий Генрихович принимал решение.

Кто нашей жизни зажег свечу?

Я очень это понять хочу

Кто-то с небес или кто-то из ада

Трудно понять, но уж очень мне надо

Этот вопрос не дает отдохнуть

Кто же, зачем мог в нас душу вдохнуть

Чем мы полезны, зачем мы живем

И для чего снова в землю уйдем?

И почему мы совсем не похожи?

Разные души и разный цвет кожи

Кто-то счастливый, а кто-то не очень

Кто-то богатый, а кто у обочины

Кто же? Зачем? Он из рая или ада

Как же понять мне сейчас это надо.

Глава 2: Менеджер

Flashback 2:Чемпион Фонтаны. Алые капли зависали в воздухе, размазывались по кулакам и лицам, впитывались вместе с запахом пота в кимоно. С трибун, если прикинуть метров с трехсот, мне было видно, как лопаются носы и сминаются губы, что бы освобожденная кровь, наконец, могла радостно брызнуть, не делая различий между победителем и побежденным – крови все равно. Хорошо, что маты красные. Кровь на белом слишком невинна испохаблена, достаточно того, что спортсмены начинают бой белыми листами, они и есть белые листы, на которых сами пишут свою историю, а заканчивают поединок камуфляжными мухоморами. Пробрало. Было холодно, за стенами спортивного комплекса бушевал лютый мороз, очередная бесконечная зима выворачивала на изнанку, доводила до бессильных слез непонятно против кого направленной ярости. Отопление не справлялось, спортсмены и посетители мерзли. Если для последних, это не было так страшно, всегда можно взять в гардеробе вещи, то каратисты были вынуждены беспрестанно разминаться и в итоге перегорать. Я шел в супертяжелой, последней категории, соревнования начались в десять утра, и уже было время ужинать, но моя очередь выйти на ринг, еще не подошла. Странное чувство: с одной стороны голодно, с другой я точно знаю, что сейчас мне кусок в горло не полезет. Бутерброды, которые мне заботливо собрала мама, я раздал товарищам по команде. Мой приятель Миша Бергман, готовился выйти на ринг. У него было сильное нервозное состояние, что бы хоть как-то привести его в чувство, я надел перчатки и немного поработал грушей. Миша довольно четко отрабатывал на мне удары, не забывая о защите, понемногу он разогрелся, уверенность стала возвращаться, тело вспомнило привычные движения, и радировало мозгу импульс – я могуч. Наверно именно в этот момент мой приятель удачно ударил меня ногой в живот, сбив дыхание. Отдышавшись, я дал ему совет. – Обязательно попробуй маи-герив голову, в корпус удар проходит редко, а вот башку почт всегда подставляют, сказывается эффект неожиданности. Прямой ногой в голову бьют редко. – Ага, – только и ответил накрученный Миша. Рефери объявил его выход на ринг, мысленно Бергман уже был на татами, наносил удары, отправляя соперника в нокаут. Мечты самцов, сколько раз я прокручивал в голове нехитрые сюжеты моих еще несбывшихся побед над сотней врагов и подвигов на любовном фронте. Адреналин и эрекция были закономерным итогом этих мечтаний, а вот воплощение их в жизнь откладывалось. То же самое происходит почти со всеми мужчинами, то же самое сейчас происходит с Мишей – мечты рисуют золотую медаль, черный пояс и триумф дома. Его ломает с одного взгляда, Миша встречается глазами со свом соперником. Мне уже все ясно и Мише, и противнику. Тяжелый подбородок выпячен до предела, узкие глаза сжаты в две миллиметровые щелки, круглый как мяч нос громко выдыхает воздух, рот противника щерится в понимании – я победил, уже, сейчас, без единого удара. Можно уже сейчас ограничится одним поклоном, и уйти с татами, опустивший глаза Бергман, ставший сразу меньше ростом и сдувшийся, если останется, поступит глупо, здоровье не стоит никаких высоких материй, но он находит в себе мужество начать бой. Молодец, иногда поступать неразумно необходимо, что бы остаться мужчиной, что бы уважать себя, даже если все остальные потешаются над твоей глупостью и слабостью. Три поклона, судьям, рефери на татами и друг другу. Три поклона, каждый из которых наполнен смыслом, кто-то делает их резко, словно подгоняя время, другой минимально склоняет туловище, не опуская глаз, сразу становиться ясно – этот бунтарь не приемлет авторитетов, третий все сделает филигранно, нарочито четко акцентируя движения, и только уголками губ показывая допустимую иронию. Миша кланялся медленно, застывая во времени, пытаясь оттянуть бой, с каждой секундой выплескивая из себя, полученные уроки боя. Так всегда бывает, две вещи, которые обнуляют любое знание: страх и похоть. Натянутая струна времени порвалась и обрушалась на Мишу беспорядочными неловкими ударами. Он упал через двадцать секунд, что бы упасть снова.

*

Часы показывали восемь вечера, когда я все-таки, терзаемый двойным холодом: страхом поражения и сдавшейся системой отопления, заснул. До этого я два часа, после поражения Миши, безнадежно пытался изобразить из себя спящего, ради пантов – “Вот смотрите, какой я крепкий, вокруг ор, фонтаны крови, а мне плевать”. В итоге прозевал свой выход, меня чуть было, не дисквалифицировали, за не явку. Миша растолкал меня, используя непечатные речевые обороты, должно быть, не терпелось увидеть, как из его друга сделают котлету. Не дождетесь. Пол девятого я вышел на татами, разобранный, сонный и трясущийся. У каждого человека есть чувство страха, это нормально, естественно. Чьи-то фобии могут показаться смешными, другие вызовут недоумения, какие-то презрительную усмешку, но они есть у любого. Я боялся, Проиграть, именно так, для меня Проигрыш всегда начинался с заглавной буквы. Не важно в чем: детские, компьютерные игры, шахматы, любовь, карьера, поединок; плевать на увечья, удары, инсульты, напряжение, смерть – главное не проиграть. И сейчас я не мог себе позволить поражение. Черт дернул, когда отбирали участников соревнования, поднять руку и сказать: “Возьмите меня, я выиграю”. Теперь отступать некуда, тем более, когда тебе семнадцать лет и ты максималист. Паренек вышедший против выглядел не солидно, худенький кореец, даром, что одного со мной роста, как в таком тщедушном теле могло поместиться 85 кг, необходимых для тяжа, объяснить не могу. Кореец, почему-то я решил именно, что это именно кореец, а не китаец или чукча, бодро ринулся вперед, подпрыгивая, как кузнечик. И налетел на стену, снова ринулся, сделав ожесточенное лицо, замешкался, пропустив удар по ноге, и откатился, баюкая ушибленную конечность. Последующие двадцать секунд он бегал, пока судья не сделал ему замечание, за пассивность ведения боя. Кореец активизировался, подпрыгнул, сделал отскок назад – вперед и рухнул, как подрубленный. Моя правая нога стрельнула, описав полукруг, и поставила точку в районе челюсти корейца. Противник упал на татами и прежде чем застыть, тело подпрыгнуло от удара о маты сантиметров на двадцать, дважды выбив вечную пыль из жесткого покрытия. Рефери скороговоркой досчитал до десяти и кивнул, мечущемуся в ожидании врачу. Корейца уложили на носилки и унесли куда-то за пределы зала, оказывать помощь, на левой стороне его щеки налилось красным огромное пятно. Следующие два боя я помню плохо, в одном вроде вышел против меня какой-то кавказец, и попер танком, честно говоря, я так испугался его напора, что закончил бой досрочно, проведя снова маваши-гери, только уже левой ногой. Противник замер, из носа у него потекли две тонкие струйки крови, после чего он неуклюже завалился на бок, как застреленный медведь. Последний поединок ни чем мне не запомнился, четыре раза мой противник получал дзегай, бегая от меня по всему рингу. К концу боя я так устал психологически и физически, что готов был сам рухнуть, только дуй, но то ли вид мой был слишком мрачен, то ли кто-то решил одарить меня победой, соперник не входил в плотный контакт. Так я и добегался до чемпиона Москвы по контактному каратэ-до. Когда на меня надевали медаль, вручали грамоту, я ничего не почувствовал, понимание того, что я чемпион, пришло позже, спустя две недели. Двое парней встретили меня вечером, не далеко от дома и попросили закурить. Кончилось все избиением. Били меня долго и качественно, с шутками и поучениями, с каждым ударом, объясняя, как не хорошо, не курить. А я тупо лежал, пытаясь закрыть лицо и почки, думая – я ведь Чемпион!