Литмир - Электронная Библиотека
A
A

   Не дождавшись ответа, Эскулап посмотрел на Ибрагима и коротко бросил:

   - Подымай.

   Ибрагим прокашлявшись, взял Наташу под локоток.

   - Пойдемте. Нам на пятый.

   Он повел ее к лифту. Она не сопротивлялась, только с непонятной тоской оглядывалась на Эскулапа. Тот на нее больше не смотрел. Когда дверцы лифта закрылись, Эскулап достал пачку сигарет и предложил Климу. Клим отказался, и Эскулап закурил один.

   - Скольких уже курировал? - спросил он, сделав первую глубокую затяжку.

   - Двенадцать, - невнятно ответил Клим.

   - Двенадцать? - переспросил Эскулап, щурясь от дыма. - У меня написано "тринадцать".

   - Может, и тринадцать, - отозвался Клим. - Я помню двенадцать.

   - С четырнадцатой будет так же, - сказал Эскулап успокоительно. - Она ничем не отличается от тех тринадцати. Сердце, мозг, нервная система. Обыкновенный человек.

   - В этом-то и дело, - буркнул Клим.

   Эскулап с улыбкой затянулся - получилось как издевка.

   - Она сама все сделает, - сказал он, и в голосе его прорезались возмущенные нотки. - Нет на тебе крови. Ни на тебе, ни на мне, ни на ком в Управлении, понял? Это все Комната.

   Клим сглотнул.

   - Одно дело не давать умереть старику, другое - молодой бабе, у которой вдобавок кровь из-под юбки.

   - Ты мне это... смотри! - Эскулап шутливо погрозил двумя пальцами, сжимавшими сигарету, но глаза его оставались серьезными. - И Ибрагима предупреди. И Замерова. Понял?

   Клим, не выдержав взгляда, отвернулся. Губы сами собой неприязненно скривились.

   - А как, по-твоему, другие справляются? - продолжал Эскулап как ни в чем не бывало. - Тут у тебя под боком не то что женщин - детей хоронят и не жалуются. А ты дергаешься... Нет, все у вас получится. Вы, главное, продержите ее подольше, молодые ведь действительно не задерживаются. А что надо - природа докончит.

   - Это у вас уже закономерностью стало? - спросил Клим с горечью.

   Эскулап пожал плечами.

   - Черт его разберет. Не инопланетяне же, в самом деле...

   Он приоткрыл дверь, высунулся из подъезда и кинул окурок в картонную коробку у входа. Сигаретный дым под потолком потянуло наружу, а Климу вдруг стало зябко. Грязная работа, подумал он. И подлая. Валить надо, вот что... Эскулап все стоял, высунувшись наружу, и с удовольствием вдыхал прохладный воздух. Потом он закрыл дверь и сказал:

   - Моего деда в сорок третьем обстреливали в лодке. А он - зеленый, вчера семнадцать стукнуло, а уже где-то в Прибалтике десантируют. Говорил, так страшно было - кричать не мог. Он - хвать за мачту и твердит одними губами: "Помилуй мя, окропи мя иссопом и буду чист", и опять: "Помилуй мя, окропи мя иссопом и буду чист". Это он от бабушки слышал, набожной, еще с царских времен. Наверное, мимо бегал, и приелась фраза. Ничего больше не запомнил. Говорил, думал: грохнут их, а он мачту не отпустит и не утонет, поплывет на ней подальше от минометов - и берегом... Так и не подбили. А уже на берегу минут десять не могли его от этой мачты отодрать, которая, как оказалось, была металлической.

   Он замолчал, растер рукой морщинистое, гладко выбритое лицо и посмотрел на часы. Клим спросил:

   - Вы это к чему, Борис Романыч?

   Эскулап пожал плечами.

   - Так... Порой кажется, что мы как мой дед: держимся за металлическую мачту и надеемся доплыть на ней до берега... Устал я, в общем.

   - А что такое "иссоп"?

   - Кустарник. Греки в лекарственных целях использовали... Ладно. Главное - работайте, и нам спокойней будет.

   Эскулап вышел и прикрыл за собой дверь. Снаружи послышались удаляющиеся шаги.

   Так-то, подумал Клим. Вроде решил отказаться, а получилось, что ничего не решил. Или просто всё уже без меня решили... На лифте ехать не хотелось, и он стал медленно подниматься по лестнице. В подъезде стояла мрачноватая тишина. В прошлый раз было лучше, думал Клим. И стены чище, и этажи светлее. Где же это было? За парком или напротив кинотеатра? Туда б эту Наташу. Некрасиво здесь как-то, не для нее совсем. Даже неудобно... Сюда б Петра Петровича, вот кому плевать было на всех и вся. Старая сволочь, сколько же я с ним намучился... Неужели он и в самом деле тринадцатый? Вроде всегда двенадцать считал. Шестерых с Ибрагимом, плюс со Светлячком столько же. Вместе - двенадцать. Или я уже до того свихнулся, что самое неприятное стало самопроизвольно забываться?..

   Добравшись до пятого этажа, он открыл нужную дверь своим ключом и громко сказал: "Это я!" И сразу же вспомнил, когда и с кем был здесь в последний раз: Анастасия, женщина под пятьдесят, бесцветный взгляд поверх собеседника, настораживающая доброта, любовь к индийским фильмам, грязная седина и о-очень больные ноги.

   В прихожей горел свет. Под вешалкой покоились две пары обуви - мужские ботинки и женские туфельки. Немного застоявшийся запах сразу ударил по носу, отчего ужасно захотелось выйти на свежий воздух. Впрочем, этого хотелось во всех квартирах, где побывали люди из Комнаты.

   Не снимая обуви, Клим прошел в светлую гостиную. Там на диване, плотно сомкнув коленки, сидела Наташа. Она робко смотрела на выключенный телевизор и не решалась поднять взгляд на вошедшего. При комнатном свете она была похожа на малолетнюю преступницу.

   - Где Ибрагим? - спросил Клим.

   Наташа украдкой посмотрела в его сторону и тихо сказала:

3
{"b":"621681","o":1}