В итоге я бросился бежать, бежал я долго, выбившись из сил, я расплакался, та боль, что терзала мою душу и сердце, вырвалась в крике и слезах. Я не знаю, сколько времени я пробыл в одиночестве, но когда я выплакался вволю, было уже темно и звезды загорелись в небе. Потерять лагерь я не мог, даже если бы захотел: он располагался на западе, а деревня, в которую мы шли, была на северо-западе. Поднявшись с земли, я медленно пошел в том направлении, где должен был бы быть лагерь. Моя душа была пуста, те слезы, что жили в ней, наконец, вышли на поверхность, но легче мне не стало. В лагерь я пришел как раз к ужину. Все, кто ходил в соседнюю деревню, смотрели на меня кто с удивлением, смешанным с презрением, кто с безразличием. Только Петро смотрел на меня со злостью. Но мне было все равно. «Подумаешь, без бабы его оставил!» – зло подумал я. Быстро поев, я ушел спать, мне не хотелось говорить ни с кем или сидеть и чувствовать на себе эти взгляды и перешептывания за спиной. Вот только в ту ночь я еще не знал, что это была моя последняя ночь в этом мире…

Глава 4

Осеннее утро следующего дня было чисто, ясно и свежо, мне не верилось, что в это утро мы должны идти и кого-то убивать вновь. Осень расцвела в свою полную меру, деревья стояли в «лесном пожаре»: желтый, оранжевый, красный, багровый окружал нас кругом. Пожухлая трава темнела изумрудом и слабой желтизной, осенние листья, немного опавшие на землю, кружились в порывах ветра в замысловатых танцах, уносясь прочь от нас куда-то вдаль. Ясное небо над головой, без облаков, было наполнено голубизной, эта голубизна напомнила мне об озере, около которого я частенько сидел в детстве. Я вообще очень люблю этот период в осени, когда еще тепло, когда паутинка сверкает в лучах солнца своим необыкновенным узором. Вдохнув полной грудью осеннего воздуха, я на минутку прикрыл глаза и перенесся на много километров назад. В свои родные края, к своему месту, на бревнышко, к уточкам, к реке, к лесу, к теплым материнским рукам и веселому смеху сестер…

Голос командира вывел меня из воспоминаний. Поев, мы, как обычно, собрались, свернули лагерь и пошли к Предкавказской равнине. Шли недолго, минут 15–20, перед нами распростерлось огромное пространство, покрытое травой. В чистом воздухе чувствовалось напряжение. Меня охватило странное чувство, смятение. И вот, без предупреждения и чего-либо еще на нас полетела конница и выстрелы из тысячи орудий, наш отряд стоял с левого фланга, командир погнал нас в атаку, и мы бросились на нападающих. Все, как всегда, как обычно бывает в этих сражениях: тебя охватывает стадное чувство, и ты, как все, стреляешь во все, что движется. Вот и сейчас я несся вместе со всеми на «врага». И вдруг этот бег прекратился, я поначалу не понял, что это было. Резкая боль в груди пронзила меня, я инстинктивно прижал руку к тому месту, где она разлилась, еще по инерции я пробежал метров десять и рухнул на землю.

Перевернувшись на бок, я попытался отползти с поля битвы, чтобы меня не затоптали ни лошади, ни люди. Свалившись в какой-то неглубокий овраг, я прикрыл глаза. Дыхание причиняло боль, прижав кулак к тому месту, откуда уже текла кровь, я изо всех сил придавил рану. Кровь сочилась по кулаку, промочив рубашку, она капала на землю. Я понимал: вряд ли меня найдут здесь, вряд ли я выживу до конца боя, когда стрельба прекратится. Открыв глаза, я посмотрел на небо, оно было прозрачно-голубым без облаков, эта голубизна была такая чистая, такая сверкающая, дым от орудий не коснулся его над моей головой. Я лежал и думал: «Не ужели это мой конец? Вот я здесь умру, неизвестно где, неизвестно кем убитый и неизвестно, похоронит меня кто-либо или звери и птицы растерзают и расклюют мое тело? Может, и отец тоже так же погиб, а мы не узнали и не узнаем. Я уже точно не узнаю, как и о моей смерти не узнают сестры и мать…» Я лежал и все смотрел в это небо, бескрайнее прекрасное небо. Как порой бывают прекрасны и неописуемо чудесны такие простые вещи в жизни, как небо над головой и вдох – без боли – чистого воздуха.

А кровь все сочилась тонкой струйкой из раны на груди, скапливаясь подле меня, окрашивая в пурпур пожухлую траву и опавшие недавно с деревьев листья, впитываясь в сухую землю. Дурман в голове уже начал застилать глаза пеленой и небо, до этого четкое и ясное, стало расплываться перед моими глазами. Я вспомнил свое детство, почему-то только сейчас я понял, что это было лучшее, что случалось в моей жизни. Детство – беззаботное, легкое, одинокое, но все равно лучше, чем все, что происходило потом. Эти уроки охоты, убийства животных и эта война, эти душевные муки, что испытывал я в течение всех этих лет.

Я вдруг осознал, что я так молод, что мне всего 19 и что вот я сейчас умру: мое тело истекало кровью и я никому на всей этой территории не нужен, я – один. Стало ли мне страшно от этой мысли: что я умираю в одиночестве? Наверно, нет, я уже и не помню, я привык быть один. Почему я был один? Я сам не знал. Я не был ни уродом, ни калекой, ни маньяком, ни кем-либо еще, от кого воротили нос и лицо, наоборот, девушкам я был симпатичен. Вот только я как-то сторонился их, ни одна не запала мне ни в сердце, ни в душу. А тот случайный поцелуй я считал мимолетной слабостью, потому что та девушка совсем мне не нравилась, хотя и не была страшной, а даже наоборот, очень красивой. По крайне мере, так считали все юноши, которые ходили за ней хвостом, но при этом кокеткой она не была. Я не знаю, что это было во мне. Но мне не хотелось укладывать девушку в кровать только из-за того, что мое тело требует этого. Может, это все было в силу моего мягкого характера и возвышенных чувств, хотя иногда я страдал от этого в физическом плане, но мое душевное состояние было спокойным, моя совесть была чиста.

Мысли стали течь медленно, картинки в мозгу стали сменяться медленнее, рука, сжатая в кулак и прижатая к ране, ослабевала, а сердце все чаще стучало в груди, эхом отдаваясь в ушах. Мне стало тяжело держать веки открытыми, и я их прикрыл. Я думал тогда: «Как жаль, что я больше не увижу своих сестер и мать…» И вот моя рука сползла с груди, окровавленный кулак, да и вся рубашка прилипла к моему умирающему телу, я часто и судорожно дышал, а бой, стрельба, крики, команды доносились до меня, но как-то тихо, будто сквозь толстый слой воды или льда. Вдруг сквозь веки я почувствовал тепло, приоткрыв глаза с большим трудом, я понял, что это полуденное солнце освещает меня. Это тепло, что шло от него, разливалось по моему холодеющему телу, я улыбнулся пересохшими губами, ветерок подул в мою сторону, донося запах пороха, небо все так же было чисто-голубым и ярким.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.