Литмир - Электронная Библиотека

– Спасибо, солдатик.

Посмотрев в ее голубые глаза, я вновь вспомнил о своих сестрах и, тепло улыбнувшись ей, ответил:

– Обязательно выживи в этой войне.

Но вот, передышка закончилась, в кустах позади нас кто-то появился, я вскочил на ноги, прикрывая девчушку, которая уже уползала прочь. Наставив оружие на кусты, я приготовился стрелять. Вот из кустов вышел перепуганный юноша, безумным взглядом он смотрел на все кругом, завидев меня, он упал на колени и, подняв руки, тихим от страха голосом зашептал:

– Не убивай!

Я и не думал его убивать, он был из нашего отряда. Но позади него шел чужак, который уже прицелился в его голову, подняв ружье на плечо и прицелившись, я спустил курок, юноша вскрикнул и инстинктивно пригнулся. Тот, что шел его убить, упал подле него на землю и больше не шевелился. Юноша обернулся и, увидев труп, попятился от него, наткнувшись на мои ноги, он повернулся и со страхом и слезами что-то бормотал в знак благодарности. Протянув ему руку, я поднял его с земли. Снег подле нас окрасился в красный цвет, пропитавшись кровью павшего солдата. Вернувшись к своим, я выслушал ругательства командира, что «если бы ты не бросился, то может быть, мы обошлись бы без жертв. Видите ли, он девчонку спасти решил! Ничего, их дело бабское рожать, еще родят, а солдаты нам сейчас нужны!» – говорил он и так далее, а я слушал и смотрел на него, на его красное от гнева и холода лицо, и думал: «Когда это все закончится?».

***

Прошел год с тех пор, как я ушел из своей деревни, из наших новобранцев живым остался только я, все остальные погибли. Я удивлялся тому, что еще не погиб, провидение или мой Ангел-хранитель меня берегли от погибели, но ради чего? Ради какой цели я все еще жив? Я уже сбился со счета, в скольких боях я был на грани смерти, скольких я уже убил и сколько еще умрут от моей руки. Я так и не мог найти ответа на тот вопрос, что задал еще год назад: «Что я здесь забыл? Что я забыл в этом мире?» Был жаркий сентябрь, вообще на Кавказе всегда жаркие осенние дни, осень тут всегда теплая и приятная на ощупь. Мы все ближе подходили к морю, хотя его не было видно, но речь только о нем и шла в последние недели наших бесчисленных боев. Завтра намечался бой на Предкавказской равнине, поэтому сегодня мы все отдыхали. Наш отряд сменил многих участников, но кто был неизменен, это я и наш командир, кто-то предложил сходить в соседнюю деревушку – поразвлекаться с девочками. Я, конечно, все понимал, все мы были на войне и давно не были с прекрасным полом, но справлять, грубо говоря, свою нужду с первой попавшейся девахой, без ее согласия, мне казалось низко, мерзко, гадко. Но разве мог я возразить им? Ведь они были людьми, и еще живыми. Это единственное, что они могли себе позволить, это единственное, что нам осталось. Я пошел вместе с ними, хотя совсем не горел желанием и потребностью, я вообще оказался в этом плане немного странным и вообще был странным по жизни. Помню единственный раз, когда я целовался с девушкой на каком-то празднике, да и то, потому что перебрал дозу самогонки, но до постельных дел, как я помнил, так и не дошло. Конечно, об этом никто не знал, я и не говорил никому. Я был почти святым в этом плане, в свои 19 лет я был невинен.

В мирное время в этом возрасте я был бы женат, имел бы как минимум одного ребенка, свой дом и хозяйство. Сейчас же я не имел ничего, кроме того, что было на мне и в моей котомке. Все, что я имел – я сам со своими мыслями, переживаниями, совестью и одиночеством, таким же, как безмерная усталость в моем теле, и угасшим светом веры в добро и лучшее – в душе. Придя в деревушку, наш «отряд» пошел тыкаться во все двери, ища подходящих кандидаток. Солдаты вели себя отвратительно, хуже, чем партизаны, те хоть убивали, потому что защищали свои земли. Я шел самым последним и отставал по мере возможности от своего отряда, я не хотел видеть того, что они творят. Не осуждайте меня, что я мог сделать один против них? Что сказать, как это плохо насиловать невинных, и так загнанных в угол, девушек? Я думал, что этот вечер переживу, как страшный сон, а завтра вновь пойду сражаться за ничего не имеющее для меня дело. Но, я ошибся в себе… Я шел по дороге, осенние листья еще не опали с деревьев и были необычайно красивы, вот только люди не особо радовались этой красоте, им было не до нее. Я шел и уговаривал себя, что я не вправе вмешиваться в это все. Я знал, что будет дальше, меня всего воротило от этих мыслей, я презирал себя за то, что я не останавливаю их, но мой рациональный ум удерживал меня от глупостей.

И вот, я услышал из дома, который находился в 500 метрах от меня, пронзительный женский крик. Внутри у меня все сжалось и что-то оборвалось, как тогда впервые, когда я застрелил животное на охоте, как тогда впервые на поле битвы, когда я убил человека, вот и сейчас это чувство вновь охватило меня. Моя истерзанная душа и сердце вновь закапали кровью, тот покой, что я обрел тогда, в той деревушке, когда смеялся с теми девушками, улетучился. Не выдержав этих мучений, я бросился к дому, откуда вылетел крик. Открыв дверь, – она была, естественно, не заперта, – я попал в сени, женский крик повторился, я рванулся в комнату. Как и я ожидал, там был один из нашего отряда, задрав подол старого, выцветавшего сарафана, оголяя девичьи ноги, он повалил на старый матрас и удерживал сопротивляющуюся девушку за длинную косу, намотав ее на кулак. От этой картины у меня кровь ударила в виски, я не задумываясь, полез с кулаками на него. Оттащив его от бедной, испуганной девушки, я вдвинул ему по челюсти. Я не видел лица, я просто бил его.

– Ты что, охренел?! – заорал на меня парень.

Я молчал, я стискивал его за грудки и с высоты своего роста, а за это время я вымахал прилично, с презрением смотрел на него. Потом я выдавил из себя:

– Чем ты лучше тех, кто убивает нас там? – я выделил слово «там». – Ты хотел изнасиловать девушку.

– И что? – перебил он меня.

Это вызвало новую волну гнева во мне, стиснув его сильнее, я прорычал:

– И то, что ты хуже, чем те, кто убивает нас каждый день, они хоть и убийцы, но не насилуют своих же женщин! А ты – ублюдок!

– И что?! – повторил он свой вопрос. – Будто ты не насиловал? Святой нашелся!

На удивление его слова меня отрезвили, внезапно гнев спал и я, наконец, рассмотрел лицо того, кого стискивал. Это был Петька из какой-то там деревни, в которую мы заходили в последний месяц. Разжав ткань рубашки, я отступил от него и сказал:

– Не я тебе судья.

Бедная девушка, стоявшая до этого в ступоре, растрепанная и бледная, кинулась через комнату ко мне. Инстинктивно или нет, она понимала, что если я сейчас уйду, то Петро закончит то, что начал. Упав на колени, она закричала:

– Не уходи! Прошу!

Я стоял и смотрел на нее: ее карие глаза, растрепанная черная коса, бледное лицо, торчащие ключицы – все это привело меня к тому, что я, опустившись передней на корточки и взяв ее худое тело на руки, поднял, выпрямившись в полный рост, и сказал Петьке:

– Выйди из избы.

Тот, зло посмотрел на меня, но вышел из комнаты, в сенях он обо что-то споткнулся, выругавшись, он вышел из дома. Хлопнула дверь и в комнату тут же влетел холод, когда шаги по сухой траве стихли, я, пройдя через комнату, посадил все еще испуганную девушку на матрас и, выпрямившись, хотел было уйти, но девушка подала голос:

– Спасибо тебе, – хрипло сказала она.

Я обернулся, в ее глазах стояли слезы.

– Не за что, – ответил я. – Ты одна в доме?

– Нет. Еще сестра, младшая. Я ее спрятала, – ответила девушка. – Как я могу тебя отблагодарить?

– Просто живи, – ответил я и, развернувшись, ушел.

Я не знаю, что было потом с девушкой и ее сестрой. Я понимал, что в других избах творится то, что не произошло в этой, то же насилие, те же крики. Я шел обратно в лагерь. Я не хотел оставаться тут, я не хотел слышать плач и вопли, я не хотел знать, что они творят. И вдруг я понял: а что, если кто-то такой же, как те, что были сейчас здесь, творит то же, но там, у меня дома, с моей семьей, с моими сестрами и матерью?! Эта мысль ужаснула меня, но я понял, что без толку себя этим мучить, даже если так, что я могу сделать, если я здесь? «Неужели они не понимают, что то, что они творят тут, с этим невинными и беззащитными девушками, то же могут творить и другие солдаты, но с их близкими?!» – думал я, и от этих дум мне становилось только гаже на душе. Я неоднократно спрашивал себя: почему я такой? Почему не воспользовался этой безвыходной ситуацией? Ведь, что она могла мне предложить, та девушка, после спасения от того насильника? Только свое тело. Тогда чем же я буду лучше Петра, который хотел всего лишь ее тела, всего лишь утолить голод собственного тела, чем же я был бы лучше? От этих мыслей у меня трещала голова, да и как нарочно, мое тело требовало того, что требует у всех – удовлетворения его прихоти. Как-никак, но я оставался юношей, как и все те, кто был теперь в той деревне.

9
{"b":"621651","o":1}