Большой зал исчез, лица растворились, шум сменился тишиной, когда невидимый крючок поддел его за пупок, и Римус понял, что наручники также являлись порталом, ведущим в институт. Мгновение спустя он снова вернулся в реальный мир.

Оглядевшись, он увидел серые пустые стены без окон, крепкую металлическую дверь, выходящую в пустой же коридор, полный таких же дверей. Он знал это место.

Это были камеры института.

Камеры на уровне шесть.

В поле зрения Римуса попало лицо Кролла с отвратительной улыбкой.

- Что ж, профессор Люпин, - проговорил он. – Добро пожаловать домой.

========== Глава 26. Изоляция. ==========

Тишина.

Неподвижность.

Четыре неизменных стены.

Сколько времени прошло с тех пор, как Кролл, уголки губ которого наконец-то достигли мочек ушей, захлопнул тяжелую дверь и отбыл, посмеиваясь и оставляя за собой только звенящую тишину? Как долго он уже сидит, бездумно глядя на серую стену, в которой не было даже окна, чтобы отмечать смену дня и ночи? Как долго закусывает губу от боли в руке, натертой браслетом, надетым до ухода Кролла? Сколько времени пройдет, прежде чем выгравированные на нем слова – «резидент 142: особо опасен» – врежутся в его разум?

Римус не знал ответов на эти вопросы.

Все, что он знал – это то, что минуло несколько часов, потому что зов луны в его крови становился все сильнее с каждым мгновением. А он еще не получил последнюю дозу волчьего противоядия.

«Я в Институте бешенства на милости пожирателей смерти и поднимающейся полной луны. А ведь они хотели, чтобы я оказался здесь. Они давно этого хотели. И я до сих пор не знаю зачем».

В отсутствии какой-либо внешней стимуляции его разум принялся перебирать возможные причины. Будет ли он поцелован и сделан частью безликого легиона послушных бешеных рабов? Спустят ли его, лишив самоконтроля, даруемого волчьим противоядием, на невинную жертву? Он знал, что ценен – учитель Хогвартса, союзник Дамблдора и непокорный оборотень – может быть, из него сделают образцовый пример? Его поимка стала публичной демонстрацией могущества Волдеморта, свидетельствуя, что даже старший член Ордена Феникса склонил колени перед его волей.

Или, может, цель этого пожирателя смерти все та же, что была и в случае с Каином: сделать его бешеным, послушным приспешником хаоса, который с радостью выболтает все секреты Ордена и погубит друзей в мгновение ока? Разумеется, пожиратель смерти должен понимать, что вся важная информация, которой он может располагать, окажется потеряна вместе с его душой, если его отдадут дементору. Но если живущего в нем волка уничтожат, то он станет подвластен заклинанию Империус. Этого ли они хотят? Вернуть его в Орден как шпиона и саботажника? И кто заподозрит его – оборотня, который, как всем известно, имеет иммунитет к контролирующему заклинанию?

Он предаст своих друзей, свою семью. Кто пострадает в этом случае? Гарри? Дамблдор? Его отец? Его ученики?

Тонкс?

Глубоко вздохнув, Римус заставил себя взять под контроль эти сбивчивые мысли. Стенания по поводу того, чем обернулась его жизнь, не принесут в итоге никакого проку. Ему нужно успокоиться, сосредоточиться. Не было никакого смысла изводить себя переживаниями по поводу того, что он не в силах изменить. Очевидным являлось одно: до тех пор, пока Ребекка или кто-то, притворяющийся Ребеккой, не появится с целью определить его дальнейшую судьбу, Римус ничего не мог предпринять.

«Возможно, мне не следовало сдаваться без боя. Я считал, что спасаю жизни, но что если вместо этого я приговорил к гибели своих друзей?»

Римус покачал головой. Нет. Кто-нибудь пострадал бы, а в результате его все равно доставили бы сюда. В тот момент, когда на ордере появилась подпись, его судьба была предрешена. Тонкс была права: в любой другой момент поднялась бы шумиха, об этом написали бы в газете. Но на фоне ареста Беллатрисы Лестрейнж никто не обратит внимания на новость о профессоре-оборотне. А принимая в расчет сегодняшнее полнолуние, что бы ни ожидало его, это случится до того, как кто-то хоть что-то успеет осветить в прессе.

Он снова уставился на браслет. Особо опасен. Но почему особо опасен? Он не был бешеным, в самом крайнем случае он мало чем отличался от резидентов, живущих на уровне два. Но вот он сидит в охраняемой одиночной камере, помеченный как страшная угроза. Почему? Зачем держать его вдали от остальных резидентов? Зачем…

Нужен Люпин до первого эксперимента, но держать подальше от нижних уровней.

Римус закрыл глаза. Ох Мерлин.

Теперь все обретало смысл. Первым экспериментом был тот момент с Каином, когда Ребекка наложила на него заклятие Империус. Римус был нужен ей, как они и предположили, чтобы удостовериться, что волчьей сущности не осталось в Каине, потому что иначе применение этого заклинания могло стать для накладывающего его смертельным. Но часть про то, что его нельзя пускать на нижние уровни… Тогда он подумал, что там хранится какой-то секрет, тайна, которую ему не хотели показывать. Но что если дело не в этом? Что если эти слова означали, что после поимки его должны держать на уровне шесть, а не среди остальных резидентов?

А он вломился на уровень два, считая, что какое-то грандиозное открытие ожидает его там, и в итоге сам вручил врагам оружие против себя.

Прекрасно. Просто расчудесно.

Как же его угораздило.

Отдать палочку Хагриду в тот момент показалось ему благоразумным решением – в конце концов, он не смог бы пронести ее мимо Кролла и его людей, и в результате ее просто сломали бы – но теперь Римус ощущал себя без нее обнаженным, беспомощным. Не то что она бы ему сильно помогла – защитные заклинания на этой двери были неподвластны простым отпирающим заклятиям, и он бы сидел здесь так же, как и в кабинете Ребекки…

Не думай о том, что произошло в кабинете Ребекки. Сейчас это неважно.

Скорее всего, ты больше никогда ее не увидишь.

Лица, целая вереница лиц пронеслась перед его глазами. Его отец – такой одинокий, его жена мертва, а единственный сын, что бы с ним ни сделали, присоединился к тем, кто навсегда потерян. Его мать, Джеймс, Лили, Сириус, старые друзья, члены Ордена – так многие, столько жизней потеряно уже в этой войне. Он видел и лица своих учеников – он так любил свою работу, любил учить, наслаждался возможностью дарить знания детям. И, конечно, Гарри, Рон и Гермиона – решительные, храбрые и импульсивные. Минерва, Альбус, Аластор, Кингсли – они все сделают все возможное для него, но он был уверен, что помощь придет слишком поздно.

И Нимфадора Тонкс… вереница разных лиц лишь в ней одной. Даже дня не прошло с того момента, как он осознал, какое место она занимает в его сердце, но уже никогда не сможет сказать ей, по-настоящему сказать ей, что она значит для него. У него был шанс, но он упустил его.

«Возможно, это и хорошо: если я умру, ей будет гораздо лучше без меня».

Эта мысль оказалась горькой. И совершенно неправильной.

А потом Фелиция. Их дружба возродилась в этих сложных обстоятельствах, окрепла перед лицом невзгод. Что с ней стало? Пала ли она уже жертвой запущенного в этих стенах плана? Или же она…

- Римус?

На мгновение он был уверен, что встревоженный знакомый голос, прошептавший его имя через полотно двери, был плодом его наверняка уже больного воображения. Он моргнул.

«Какой кошмар. Я нахожусь здесь всего несколько часов, а уже слышу голоса…»

- Римус? Римус, ты меня слышишь? Если да, то, пожалуйста, ответь! Римус!

Он снова моргнул. Теперь голос представлялся ему более реальным…

- Фелиция? – с опаской позвал он.

- Ох, слава богу! – отозвался знакомый голос Фелиции через вентиляционную решетку в верхней части двери; поднявшись на ноги, Римус даже смог разглядеть ее темные волосы через прутья. – Я так боялась, что они чем-нибудь тебя накачали, или убили, или сделали что-то ужасное! Я знаю, что Кролл просто дождаться не может начала экспериментов…

Скинув оцепенение, овладевшее им в уединении, Римус подошел вплотную к двери и постарался хоть что-нибудь разглядеть через решетку.