— Все готовы? — видно уже и так, что финики на своих гаулах тоже подтянулись и едва ли отстанут, если мы будем держать заданный темп гребли, и план действий давно согласован и доведён до каждого, и на вёслах сидит свежая смена гребцов, и бриз дует уже ощутимо, надувая паруса, — Вёсла на воду! Пашшёл! — зазвенели бронзовые диски, заскрипели уключины, вспенили воду вёсла — мы пошли серединой фарватера на той максимальной скорости, какую только и могли поддерживать гаулы наших финикийцев, держа строй и не отставая от нас.
Чингачгуки в проливе при виде нашего движения заметно оживились — орут чего-то на своей тарабарщине, копьями и луками трясут, многие даже приплясывают от нетерпения. В одном каноэ так расплясались, что перевернули его на хрен, создав тем самым изрядную неразбериху. Жаль, только одно, но это-то как раз поправимо — щас добавим, млять — с двухсотметровой примерно дистанции…
— Пушкари — цельсь! Сменные каморы — готовь! Первый залп — по команде, после — самостоятельный огонь по готовности! — они и так проинструктированы заранее, но повторение — мать учения, — Гранатомётчики — готовь гранаты! Метать самостоятельно по достижении дистанции! — эти тоже в курсе, что как отстреляются пушки — очередь за ними и почти вся надежда на них, — Пушкари — огонь!
Слитного залпа, конечно, не вышло — из-за качки орудийные расчёты сами выбирали момент для наиболее прицельного выстрела, но мы ж не на параде, мы на войне, и насрать на ту парадную слитность — нам эффективность важнее. Картечь хлестнула по лодкам и дикарям в них, с треском впечатавшись в дерево и с хрустом — в мясо и кости. Раздались вопли и плеск, но за дымом не очень-то разглядишь, чего там на самом деле творится. Лязгнули выбитые клинья и сменяемые зарядные каморы, стукнули молотки, забивая клинья обратно, щёлкнули курки замков, и снова вразнобой загрохотали пушки. Хряск, вопли, завывание спереди, грохот и дым очередного орудийного выстрела рядом, а когда рассеивается дым — становится видно, какая свалка впереди. Добрая четверть каноэ опрокинута, и не столько от нашей картечи, сколько от панических метаний охреневших от такого сюрприза красножопых. Кто-то пытается стрельнуть из лука с раскачивающейся долблёнки, некоторые норовят сделать то же самое и с берега, но для их перетяжелённых стрел ещё слишком далеко, а вот для наших гранатомётчиков скоро будет уже в самый раз. Ведь метать гранаты врукопашную никто не собирается — техника на что?
В данном случае новое — это хорошо забытое старое. Ну, для нас и для нашего современного мира, конечно. В Первую Мировую войну, на её позиционном этапе, когда расстояние между передовыми траншеями противников зачастую не превышало сотню метров, все стороны-участники столкнулись с катастрофической нехваткой миномётов и мин к ним. И из-за недооценки этого оружия заранее, потому как подобной позиционной войны никто не предвидел, и из-за кризиса вооружений, потому как и масштабов бойни, и её продолжительности тоже никто заранее не предвидел, и промышленность элементарно не справлялась с резко возросшими потребностями воюющих армий. Не только в России — вообще ни у кого. Причём, если Россия ещё как-то дотянула на своих довоенных запасах до пятнадцатого года, то у всех остальных тот пресловутый кризис вооружений наступил ещё в четырнадцатом. Жопа у нас тогда, в том пятнадцатом, получилась оттого, что у нас он только начался, когда все прочие, в том числе и вражина-супостат, его уже в основном пережили и худо-бедно из него выкарабкивались. Как говорится, раньше сели — раньше вышли. Но тогда, в первой половине пятнадцатого, хреново было всем, только нашим — уже, остальным — ещё. Ручные гранаты оказались для тогдашней промышленности проще, чем снаряды и мины, и их дефицит преодолелся быстрее, но разве ж забросишь ту гранату рукой метров на восемьдесят, да ещё и попав точно в траншею? Не только у нас голь на выдумки хитра, в Европе тоже, если припрёт, а припёрло и их тогда капитально. И начали вместо отсутствующих миномётов применяться мечущие ручные гранаты дальше и метче, чем рукой, пружинные катапульты — сперва импровизированные самодельные, а потом уж и произведённые в оружейно-ремонтных мастерских, а то и вовсе фабричные. Потом-то, когда промышленность наклепала наконец миномётов и мин, все эти катапульты пошли в утиль, но в самый острый кризис, когда заменить их было нечем, они послужили верой и правдой. Некоторые и из рук в руки не по одному разу перейти успели — одна, например, захваченная нашими у фрицев в конце четырнадцатого, была снова отбита ими у наших в пятнадцатом и на нашей службе тоже, ясный хрен, не бездействовала — для неё ведь все гранаты "той" системы. Вот её-то как раз, оказавшуюся, судя по сохранившейся фотке, наиболее простой, а заодно и наиболее похожей на античный онагр, мы и взяли за основу для нашего серийного пружинно-механического гранатомёта.
Есть у нас уже и нормальные запалы для "лимонок", не боящиеся воды — пока не так много, поэтому идут только для флота, а на суше и фитильный сойдёт. Да и сами "лимонки" уже не чугуниевые, а из конвертерной стали, в готовом виде науглероженные и перекаленные до хрупкости в тонких местах насечки, где то науглероживание сквозное. Поэтому и колется литой корпус при взрыве по насечке, давая примерно одинаковые осколки, при заряде чёрного пороха убойные на паре-тройке десятков метров. Вот как раз и на дистанцию сблизились, и гранатомётчики тоже включились в работу — один рычаг с ложкой оттягивает, второй чеку из гранаты выдёргивает, да в ложку её вкладывает, после чего первый её отпускает, и та швыряет гранату. Часть их, конечно, попадает в воду и шарахает там, но в воде уже немало барахтающихся дикарей, а гидродинамический удар — тоже ведь ни разу не фунт изюму. А часть добивает и до берега, и толпе чингачгуков на нём как-то тоже становится не смешно…
Бьют и крепостные ружья, а вслед за ними дают залп и винтовки. На твёрдой земле их можно было бы применить гораздо раньше, но на воде из-за качки не было смысла. Теперь же, когда дистанция ближе, а противник обезумел от ужаса — в самый раз.
— Курок взведи! Полку открой! Патрон достань! — командует Володя стрелками, выучка которых пока ещё не совсем такая, как нам хотелось бы, — Патрон скуси! Затравку сыпь! Полку закрой! Курок спусти! Затвор открой! Порох сыпь! Патрон сомни! В затвор вложи! Придави! Затвор закрой! Курок взведи! Готовьсь! — из-за ударно-кремнёвого замка получается несколько медленнее, чем было бы с капсюльным, но уж всяко быстрее чисто дульного заряжания, да и для чистки удобнее, а главное — не нужны капсюли, в отличие от кремня одноразовые и слишком хайтечные для заокеанской колонии. Надо только менять по мере износа те кремни, да обтюраторы — шайбы-прокладки из оловянно-свинцового сплава с цинковым покрытием, одинаково годные благодаря унификации и для винтовок, и для пистолетов, и для револьверов. Наделано их достаточно на годы, да и изношенные всегда можно переплавить и переотлить, следить только тогда за затвором потщательнее, а на крайняк и кожаная прокладка несколько выстрелов выдержит. Кремней же любой кубинский гойкомитич наколет по образцу хоть десяток за раз. Это крупные кремнёвые желваки для больших наконечников копий и кинжалов дефицит, а мелочи на ружейные кремни — до хренища.
План предусматривал, что при дальнейшем сближении наши "гаулодраккары" ускоряются и таранят скопление утлых дикарских долблёнок, прокладывая путь гаулам фиников, но на деле этого не требуется — красножопые и так улепётывают без оглядки. Даём им вслед залп из пушек, крепостных ружей и винтовок — им достаточно. Можно было бы и презрительно проигнорировать толпу их соплеменников на берегу, нашему продвижению помешать неспособную, но ради пущего воспитательного эффекта мы решили всё-же уделить внимание и ей. Долбанули из всех огнестрельных калибров, добавили гранатами, всыпали из пулевых полиболов — в общем, подробно и популярно разжевали этим размалёванным чудам в перьях всю глубину их неправоты.
