— Про каменные в Карфагене поверила — слыхали здесь о них. Не поверила про семиэтажные — решила, что сильно преувеличиваю, чтобы получше впечатление на неё произвести, — и мы оба расхохотались.
— Храм дождём не смыло? — подгребнул я — по-финикийски, конечно — как раз вернувшуюся оттуда Аришат.
— Астарта не допустила такого несчастья, — тон серьёзный, но улыбается, — В двух местах только крыша протекает и в трёх промокает стена из-за повреждённой штукатурки. Отругала помощницу, завтра всё починят. Но завал на улице, на который ты намекаешь, я видела по дороге.
— Мы не видели, но слыхали.
— Половина прохода завалена. Представляешь, две недели говорили хозяину про его треснувшую штукатурку, а он так и не почесался!
— Хочешь сказать, что один только он у вас такой?
— Не один, конечно — ещё в пяти местах стены домов размыло, но не так сильно.
Потом мы с ней ушли в спальню и занялись делом, опробовав заодно и новое плетёное ложе — на сей раз поаккуратнее, так что обошлось без разрушений. Затем, дабы освежиться, направились в купальню. Во внутреннем дворике снова угодили под дождь — уже не ливень, а средненький такой между ливнем и моросящим. Омывшись под этим халявным душем, в бассейн уже не полезли — и так хорошо…
— Отец говорит, вы завтра отплываете на несколько дней, а потом вернётесь на один день и снова отплывёте уже надолго?
— Да, мы забросим ольмеков и женщин к нам и сплаваем после этого к южному берегу вашего моря.
— Вы пропускаете праздник Астарты. Некоторые из наших девушек и молодых вдов надеялись на ваше присутствие на нём…
— В этот раз не получается — времени мало, а успеть надо многое. Ваши купцы так и не нашли нормальных съедобных ананасов, а они нам нужны. Нужен каучук, нужно это белое золото, которое вы не умеете плавить, нужно и многое другое. И научить наших людей плаванию по вашему морю тоже нужно, чтобы они сделали потом сами то, чего не сумеем или не успеем мы. Когда вернёмся — промысел рыбы и ламантинов надо в колонии наладить, поля под кукурузу расчистить, чтобы наши ольмеки могли побольше её засеять, металлургию тоже надо организовать и наладить, за строительством города проследить…
— Отец говорит, вы его строите полностью каменным?
— Ну, сразу полностью, конечно, не получится, но в основном — да.
— Это же тяжелейший труд!
— Зато — один раз и на долгие годы, а не ремонтировать всё каждый раз после каждого урагана или вообще ливня вроде сегодняшнего. Нам нужен нормальный город, настоящий, как по ту сторону Моря Мрака.
— Да, отец так и говорит. Знаешь, если бы не храм и дела в нём, я бы съездила и сама посмотреть, как там всё у вас устроено. Наверное, очень интересно?
— Для нас — обычная рутина, но для вас — наверное…
— Мы говорили об этом с отцом. Он ведь объяснял тебе, почему ОН не согласен отпустить с тобой Маттанстарта? Так что дело не в одной только мне, как видишь. Но на эти несколько дней в ваш ЗДЕШНИЙ город — это совсем другое дело…
12. Маракайбо
— Я ведь предупреждал, что эти чучмеки красножопые могут запросто запереть нас в этой большой луже, — напомнил Володя, указывая на перекрывшие пролив десятка три туземных каноэ с вооружёнными дикарями, — И на берегу, кстати, тоже толпятся — сотни три там, если с точностью строго на глаз, вполне наберётся.
— И у них есть луки, — заметил Велтур, — Большие, вроде кельтских. Наверное, и бьют далеко, как и у кельтов.
— Да нет, для дальнего боя у этих гойкомитичей стрелы слишком длинные и тяжёлые — целый оперённый дротик, а не стрела. Ты же видел, как они рыбу в воде ими стреляют? С большой дистанции из длинного лука попасть в цель трудно, но сблизи, да ещё и такой стрелой…
— У Яна Линдблада я читал, что и тапира насквозь протыкает, — просветил я их, — Прикиньте, здоровенная туша покрупнее хорошего свинтуса и с более толстой шкурой. А наконечник у той стрелы — обыкновенная бамбуковая щепка. Из-за неё приходится стрелу слишком длинной делать, так что она даже провисает при прицеливании.
— А какова прицельность?
— Да какая там в звизду прицельность, когда лук длинный и растягивается до уха, а стрелы все — разные, и каждая летит, куда хочется конкретно ей? Тут и на средней дистанции скорее случайных попаданий надо опасаться, чем прицельных.
— Но их собралось уж больно до хрена.
— Ага, до хрена…
— Чего-то эта ситуёвина напоминает мне такое, в детстве читанное, — зачесал репу Володя, — А, вот, вспомнил! "Одиссею капитанской мляти"!
— Это когда того Петьку Млятского гишпанцы в лагуне заперли? — припомнил я, когда мы отсмеялись.
— Ага, и причём, как раз именно в этой самой, маракайбской.
— На самом деле Сабатини всю эту маракайбскую эпопею с Моргана срисовал, — добавил Серёга, — Но в общем и целом оно всё примерно так и было.
— Так нам чего, тоже для начала брандер из самой разгрёбаной гаулы фиников сварганить, а потом и массовый десант на берег сымитировать? — прикололся спецназер, и мы поржали все втроём. Потом рассказали вкратце и Велтуру сюжет той сабатиниевской "Одиссеи", и он, въехав в суть и сравнив обрисованный ему расклад с нашим, тоже от всей души поржал.
Самое же смешное, что даже и в одной мелочи ситуёвина совпала — как тому, в этом эпизоде срисованному с реального Генри Моргана, сабатиниевскому Бладу круто подкузьмил союзник-хренцюз, посадивший на мель второй по размерам и огневой мощи корабль их флибустьерской флотилии, из-за чего они и проконогрёбились там до подхода к проливу сильной испанской эскадры, так примерно и у нас вышло с финикийцами. Нет, в целом-то, как ни странно, эти шитые бечевой эдемские гаулы показали себя гораздо лучше, чем мы ожидали — эластичность корпуса оказалась на волнах скорее плюсом, чем минусом. Но это — именно в целом, то бишь три гаулы из четырёх. А вот четвёртая — как назло, самая крупная из них, человек на сорок — то ли бечева с гнильцой попалась, то ли перебрали и перешили её после прошлогоднего сезона хреново, но течь у финикийского флагмана открылась ещё в море — хвала богам, не в самой середине а уже ближе к Южной Америке. И так-то эти финикийские лоханки потихоходнее наших остроносых и хорошо обтекаемых "гаулодраккаров", и их то и дело ждать приходится, а тут ещё и это. В самой лагуне пришлось идти из-за этого не напрямик к нужному месту, а вдоль берега, повторяя все его не показанные на мелкомасштабной карте петляния — ага, семь загибов на версту, а уже на месте, пока с этими индюками тутошними объяснялись, да торговали, вытаскивать эту горе-гаулу на берег и перешивать по новой. Так пока перебирали, пока перешивали, пока пересмаливали, пока замачивали, чтоб доски разбухли снова и перестали пропускать воду — нарисовались и соседи тутошних чингачгуков, обиженные на то, что на их долю наших предназначенных для обмена здесь ништяков уже и не осталось, да и решившие взять силой для обмена не предназначенные. Ну и перекрыли нам выход из лагуны — ага, прямо как в той сабатиниевской "Одиссее капитанской мляти", и в этом смысле Володя прав — ради пущей хохмы можно было бы и брандер изобразить, и ложный десант, гы-гы!
А лагуна здоровенная, что ни говори, отчего и обитают на её берегах несколько племён. А нам то, что у её южного берега живёт, требовалось — горы там с юго-запада совсем близко подходят к берегу, что нам как раз и нужно — не могут прибрежные дикари не общаться с горцами и не знать коку, раз уж она там растёт. Так и оказалось, и хотя язык здешних гойкомитичей несколько отличается от языка нашего переводчика, они всё-же поняли друг друга. Чем хороши тропики, так это тем, что при достаточной влажности климата растительность и цветёт, и плодоносит практически круглый год. А лето в этих субэкваториальных широтах — ещё и дождливый сезон, так что проблем со срочным заказом саженцев и семян коки не обнаружилось никаких, и не случись этой дурацкой задержки из-за перешивки той разболтавшейся гаулы — возможно, и финики не успели бы пронюхать о нашей афере. Но между делами о прочей торговле пронюхали и об этом, и скандал тогда с их главным мореманом вышел по этому поводу нешуточный. Это Фамей и прочие члены Совета Пятнадцати просекли ещё в прошлый наш приезд, что с монополией на табак и коку Эдему теперь рано или поздно придётся распрощаться, и избежать этого не удастся никак, но просекли они и то, что это — просто наша подстраховка на всякий пожарный, и если они не будут чересчур задирать цены на листья со своих собственных вновь заложенных плантаций, то мы будем покупать и у них тоже — всяко меньше возни, чем самим всю нужную нам коку выращивать. По сути дела исходить на говно тут было, собственно, не из-за чего, будь все в курсах расклада. Но тут сыглал свою роль обезьяний характер восточного социума, ведь финики, как далеко на запад они не заберись — это один хрен Восток. Любят высокопоставленные обезьяны создавать ореол тайны вокруг своих великих дел, и чем чмарнее и занюханнее их величие — тем сильнее любят. Вот и тут такая же хрень вышла — обсудить на Совете обсудили, что проблема надуманная, выяснили, а вот довести эти выводы до нижестоящих масс так и не соизволили — типа, не их ума дело. И в результате сопровождавшие нас финики были абсолютно не в курсах и совершили теперь открытие, вполне тянущее по затраченным ими мозговым усилиям на Нобелевку. Будь их больше — могло бы и до вооружённой стычки с этими местечковыми урря-патриотами дойти, но соотношение сил было не в их пользу, и дело ограничилось словесным перелаиванием. А потом и окрестные красножопые решили вдруг в проливе нас всех тормознуть, и нам с ними стало как-то резко не до дрязг.