Вторая центурия легковооружённых лезет на стену уже и без этих показушных помех, первая с той стороны в город спускается, легионная когорта выдвигается вперёд, пара центурий бегом к лестницам, остальные четыре шагом к воротам. Легковооружённые взобрались, легионеры полезли следом. А над городом — с дальнего от нас конца — дымки виднеются. Так, это ещё что за хрень?
— Римляне начали обстрел города из баллист, — подсказал подъехавший Рузир, — К штурму сами ещё не готовы — я уже говорил, что с обеда, скорее всего — и что могут уже сейчас, то и делают. Надо же воинственные намерения показать, а заодно и напакостить хоть в чём-нибудь…
— После взятия и разграбления город собираются разрушить? — спросил я его.
— Об этом вчера не говорилось, но всё может быть. Долго там ещё? — по взгляду видно, что он имеет в виду.
— Уже скоро — легионеры спускаются вниз, — шлемов нашей тяжёлой пехоты меж зубцов заметно поубавилось, а по лестницам уже лезла вторая центурия.
Наконец наши показались на стене и слева от ворот, а сами ворота открылись, и основные силы выдвинувшейся к ним легионной когорты начали втягиваться в проём.
— Хвала богам! Проклятие, опять меня вызывают! — царёныш недовольно указал на римского посыльного, явно его и разыскивавшего.
— Ну, тогда удачи тебе там. О том, что уже взяли ворота, легату не докладывай — скажи, что мы только начали штурм, — говорю ему, усаживаясь в седло, — Вторая ала — за мной! Когорты "один — три" и "два — два" — за кавалерией! — я повёл конницу шагом, да ещё и развернув так, чтобы закрыть от зыркучих глаз римского гонца происходящее в воротах. Нехрен тут у нас подглядывать — не голые бабы, чай. Въезжаем в ворота, а за ними и стража привратная, и защитники "захваченных" нашими участков стены стоят и изображают "Гаста капут", а вдобавок к ним ещё и из города народ явно с такой же целью подтягивается. И хрен ли тут с такой толпой делать прикажете?
— Римский гонец с нашим сияющим уехали? — спрашиваю старшего декуриона последней кавалерийской турмы.
— Уехали, досточтимый.
— Вот и прекрасно! Пленников — в лагерь! Быстрее! — этих тоже повели к нам, и не думая разоружать. Оглядываюсь вокруг — при дневном солнечном свете город совсем иначе выглядит. Для турдетанского — достаточно солидно. И домов каменных побольше, чем даже в старой турдетанской Кордубе, а те, что с глинобитным верхом стен, смотрятся аккуратнее обычных среднестатистических мазанок, и сами горожане как в одёжке, так и в манерах тоже не без соответствующих понтов — сразу видно, что город "царский".
Гаста, если кто не в курсах, какое-то время после падения Тартесса, но ещё до завоевания Бетики Карфагеном — не баркидского, а самого первого — была даже столицей последнего из тартесских царей. В ней и после того царствовали его потомки — мелкие местечковые царьки вплоть до того самого Хальба, что во время Второй Пунической лет тридцать назад воспользовался вторжением в Испанию братьев Сципионов для восстания против Баркидов и реставрации тартесской державы. Ну, для попытки, скажем так. Года два продержался, пока его Гасдрубал и Магон Баркиды, братья Ганнибала, окончательно не разгромили. Царского титула его наследники с тех пор лишились, но никак не царских амбиций, и вот они-то, похоже, и явились причиной нынешних антиримских бунтов. Ну и не утерпело ретивое, как говорится. Почему, спрашивается, какому-то Миликону быть царём и иметь своё царство можно, а потомкам самого Териона Аргантониевича и внукам Хальба нельзя? А за царскими последышами и у "малых сих" тоже, по всей видимости, столичные амбиции проклюнулись, снова "центровыми" заделаться захотелось. И хрен дошло до обезьян своевременно, что если уж у Хальба при весьма благоприятных для него обстоятельствах не выгорело, то у них и подавно хрен выгорит, а за их нынешнюю дурь теперь всему городу расплачиваться предстоит. Ну да ладно, что сделано, то сделано, и теперь уже не мораль этому дурачью читать надо, а вытаскивать из этой глубокой жопы всех, кого только удастся…
— Растянуть верёвку! — командую легковооружённым бойцам, которые быстро разматывают один из заранее приготовленных мотков, — Выстроиться в ряд вдоль верёвки! — это уже местным адресовано, — Взяться за верёвку и держать, не перебирая! — нам нужно, чтобы издали они выглядели как привязанные, — К воротам бегом — марш!
— Быстро! Не задерживай! — шуганули их наши конвоиры — трусцой, конечно, иначе бабы неминуемо запутались бы со своими многочисленными узлами и кошёлками и хрен удержали бы темп, да и о мелкой детворе тоже не следовало забывать. Где-то около полусотни человек составила эта первая вереница эвакуируемого из города гастовского мирняка. Потом вторую такую же таким же манером сколотили и тоже погнали следом за первой. Третью собираем, а народ всё прибывает и прибывает — явно въехали в расклад и осознали всю серьёзность момента. Млять, хоть бы бастулонской флотилии хватило!
— Командуй тут! — передаю бразды правления Володе, а сам разворачиваюсь и скачу с бодигардами к лагерю, где Велтур явно не готов к такому наплыву перешуганных, ни хрена толком не знающих и способных в любой момент впасть в панику штатских. К счастью, там ещё и Трай подзадержался, дабы пообщаться со свояком и подбодрить его — как бы не влетело ему за эдакую затянувшуюся самоволку во время военных действий…
Подъезжаю, а там как раз бардак наметился — из-за спешки многие, видимо, так и не разжевали толком своим эвакуируемым домочадцам сути предстоящего, которую и сами не слишком хорошо понимали, а просто погнали к площали у ворот и велели "делать как все". В результате несколько баб, так и не въехавших в расклад и только просёкших, что их сейчас погонят дальше к порту, закатили истерику. Кордубец, едва успокоивший своих, пытался помочь моему шурину урезонить бузотёрок, но разве ж их перекричишь? Достаю револьвер, взвожу курок и шмаляю в воздух — ага, замолкли! Одна, кажись, ещё и обгадилась. Ну, нет худа без добра — вспоминаю первые месяцы собственной срочной на учебном пункте, когда нас даже ссать водили строем, ну и даю отмашку конвоирам гнать толпу к отхожему месту, дабы отоссались и отосрались на дорожку. Первая "связка" с толчка возвращается облегчённая, и её тут же снова выстраивают вдоль верёвки. А я киваю уже проинструктированным трубачам, и те трубят сигнал "Внимание!" Штатские его, конечно, не знают, но настораживаются, что нам от них, собственно, и нужно.
— А теперь — слушайте все! — я говорил в жестяной матюгальник, — Ваш город скоро будет захвачен римлянами, и тех, кто останется в нём, не ждёт ничего хорошего. Не слишком позавидуешь и тем, кого приведут сюда в полдень — и из них какую-то часть, возможно, нам придётся отдать римлянам. Но вам, попавшим сюда первыми, повезло — вас сейчас поведут в порт и погрузят на корабли, — я не стал распространяться о том, что везение первой партии не было случайным, поскольку первыми к воротам послали как раз тех, кому слишком опасно было медлить, — Для римлян вы все сейчас исчезнете так, как будто бы вас и не было вовсе, и если они пожелают найти и поймать кого-то из вас — им придётся разыскивать вас среди морских волн. Не знаю, сильно ли им помогут в этом их собаки-ищейки, — рассмеялись не только конвоиры, но и кое-кто из толпы.
— А сильно ли лучше будет там, куда нас увезут? — спросил оказавшийся в этой первой партии парень, назвавший нас на переговорах в городе римскими прихвостнями.
— Это решать вам самим, — ответил я и ему, и всей толпе, — Вы же всё равно не знаете ни того, что будет здесь, ни того, что будет там, так что в любом случае выбираете хорька в мешке, — я уже упоминал, кажется, что кошки в античном мире распространены мало, а вместо них используются хорьки, — Может быть, я говорю вам сейчас правду, а может быть, и подло обманываю вас — проверить это вы сможете только уже на месте. Но силой мы СЕЙЧАС не держим никого. Сегодняшний пароль в лагере "ноги в руки". Все расслышали и запомнили? Кто не хочет идти в порт, грузиться на корабль и плыть за море в неизвестность — может пройти к любым из ворот лагеря и сказать эти слова привратной страже, и она выпустит любого, кто скажет их правильно. И уж это-то любой из вас может проверить хоть прямо сейчас…
