пока не получу все в свои руки. Это дело я сама должна довести до конца. Хотя бы из уважения к памяти матери.
В середине сентября Грета распахнула дверь в мою комнату, возбужденно размахивая газетой.
- Нам помогут венгры! - закричала она с порога.
- Какие венгры?
- Обыкновенные венгры. Вернее - необыкновенные. Вот кто больше всех свободу любит! Оказывается, они еще в мае сломали к чертовой матери пограничные укрепления и на три часа открыли ворота в Австрию. За эти три часа шестьсот восточных немцев сбежали через Венгрию на Запад из своей долбаной социалистической родины. А три дня назад Венгрия вообще австрийскую границу открыла. Уже пятнадцать тысяч гэдээровцев за эти дни к бундесам в обход свалили. Берлинская стена больше не работает! Чуть Горбач вожжи ослабил, и весь этот блядский социалистический лагерь затрещал по швам!
- А мы-то тут при чем? У нас же нет немецких паспортов. Куда нас с нашими серпасто-молоткастыми пустят - будь то Венгрия, Австрия или, тем более, ФРГ?
- Не боись, Симуля! Неужели ты не понимаешь, что все сдвинулось? Скоро все будет по-другому, вот увидишь. Вот-вот начнется новая жизнь. Горбач, может, и сам не понял, что сделал. Но теперь уже неважно, с умыслом, с перепугу или сдуру столкнул он первый камень с горы. Важно, что теперь лавину не остановить!
- Не знаю, о чем ты. Видела я эту лавину в пятьдесят шестом в той же Венгрии. И в Чехословакии в шестьдесят восьмом тоже вроде как лавина сошла. Но все эти лавины танками остановили.
- Теперь все будет по-другому, Симуля, вот увидишь! - как заведенная повторяла Грета...
Чтобы побывать на выступлении 'Агрип-шоу', Фима обзавелся восточногерманской визой, получив ее как советский гражданин.
- Ну ты, Фимка, даешь, - смеялась Грета. - Как израильтянин едешь в ФРГ, а как советский человек - в ГДР. Все-таки ты настоящий еврей.
- Еще какой, - самодовольно ухмылялся Коган, почесывая раннюю плешь.
Труппа 'Агрип-шоу' прибыла в Берлин девятого ноября восемьдесят девятого года. Коган должен был прилететь на следующий день из Израиля в Западный Берлин, растаможить партию сухофруктов и к вечеру приехать к нам, предъявив на пропускном пункте советский паспорт с гэдээровской визой.
Мы остановились в уже знакомой гостинице на Эбертштрассе, оставили девочек на попечении няни и отправились погулять по Унтер-ден-Линден. Несмотря на будний день, на улице было многолюдно. То и дело пролетали полицейские машины и автобусы с пограничниками. Вместе с людским потоком мы двигались в сторону Стены. Скорость движения постепенно замедлялась, пока, наконец, огромная толпа не остановилась, приблизившись к огороженным бетонным забором Бранденбургским воротам. У закрытого пропускного пункта стояла плотная шеренга пограничников, вооруженных водометами.
В половине восьмого над толпой пронесся легкий шелест - тысячи людей что-то коротко передавали друг другу и тут же умолкали. Огромная масса людей, ярко освещенная установленными на капителях колонн мощными прожекторами, затихла. Через несколько минут в громкоговорителях раздался внушительный баритон, повторяемый отраженным от стены эхом. Радио транслировало пресс-конференцию представителя правительства ГДР Гюнтера Шабовски. Член Политбюро СЕПГ, подавляя раздражение, огласил новые правила въезда и выезда из страны. Отныне гражданам ГДР даровалась неслыханная свобода - они могли получать визы для посещения Западного Берлина и ФРГ. Толпа вздохнула, и под Бранденбургскими воротами раздался восторженный рев. Ответный вопль донесся с другой стороны Стены - там тоже слышали речь партийного функционера, пытающегося выдать капитуляцию лишившейся московской поддержки власти за новый социалистический порядок.
Возбужденная толпа, окутанная паром от дыхания тысяч ртов, усиливая рев, двинулась к пропускному пункту. Пограничники растерянно топтались, глядя на надвигающуюся человеческую массу. Наконец по приказу офицера они сомкнули строй и двинулись вперед. Заработало сразу несколько водометов, струи ударили в людей, отозвавшись гневными криками. Пограничники были мгновенно смяты толпой, а захлебнувшиеся водометы разбиты о бетон стены. Людская лава хлынула в коридор пограничного перехода. Офицеры смущенно улыбались, не пытаясь никому помешать. Солдаты, свесившись со сторожевых вышек, с любопытством наблюдали, как два людских потока прорываются навстречу друг другу сквозь узкий проход. Наступил момент, когда никакой приказ и никакая присяга не могли заставить пограничников стрелять в ликующую толпу. Мы с Гретой, держась за руки, одними из первых прошли коридор и оказались в Западном Берлине. Нам навстречу бежали тысячи западных немцев. Происходящее выглядело как невиданный народный праздник. Неудержимо стремящихся друг к другу людей переполняло ощущение обретенного братства.
Сотни людей взбирались на стену. Беспрерывно щелкали затворы фотоаппаратов, сверкали блицы вспышек. У меня екнуло сердце, когда крепкие парни, вооружившись невесть откуда взявшимися ломами и кувалдами, полезли на стену как раз в том месте, где двадцать восемь лет назад погибла Груня. Раздались глухие удары, и на землю полетели первые обломки в одночасье утратившей свою незыблемость преграды. Через несколько минут от стены отделился и рухнул на землю большой бетонный пласт. Люди ринулись в проран, расширяя его с каждой минутой.
В восторженном возбуждении мы несколько раз вместе с толпой перешли с запада на восток и обратно, не в силах поверить, что бетонная стена больше не защищает завоевания обанкротившейся советской империи.
Гуляния продолжались всю ночь. Уже на рассвете на гудящих ногах мы, наконец, добрались до гостиницы. У дверей я почувствовала на себе чей-то взгляд. Я оглянулась, но Эбертштрассе была пустынна, не считая припаркованного неподалеку от входа в гостиницу серебристого 'мерседеса'. Мы поднялись в номер и успокоили встревоженную няню. Девочки безмятежно спали.
Нас переполняло ощущение внезапной радостной перемены. Грета вышла из душа, завернутая в полотенце, и повалилась на диван.
- Как странно, - сказала она, по обыкновению задрав голые ноги на спинку. - Это ведь чужая для нас страна, которая меньше полувека назад принесла нам столько горя, а мы радуемся за нее, как за свою. И это при том, что в нашем родном государстве все это никого не волнует - ни правителей с генералами, ни обычных людей. Нам как-то на все насрать. Кто нас такими пофигистами сделал, а, Сим? Природа, бог, царский строй, война, Ленин, Сталин, КПСС?
- Наша фирменная апатия от бесконечного вранья. Когда человек постоянно врет, у него постепенно атрофируется чувство реальности происходящего. Мы привыкли верить, что победили в войне, что строим коммунизм, что опередили всех в космосе... В угаре вранья и похвальбы мы отгородились от всего мира стеной, а когда она рухнула, то остолбенели и не знаем, что делать...
- Ну, в войне-то мы на самом деле победили.
- Ничего подобного, - я была не в силах сдержать возбуждение от увиденного. - На самом деле вторая мировая война закончилась только сегодня, на наших глазах, и наш долбаный коммунизм в ней окончательно проиграл так же как и нацизм.
- Кто же в ней выиграл?
- Можно подумать, в войнах бывают победители. Сейчас надежда только на то, что у людей после второй войны хватит мозгов не начать третью. Но люди - идиоты, на них надеяться трудно...
- Симуля, бог с ним, с человечеством. Мне другое в голову пришло. Теперь можно пойти в банк и запросто все забрать. А вечером после выступления спокойно сесть в поезд - и домой...
- Домой? А что там делать со всем этим добром?
- Странный вопрос.
- Странный только на первый взгляд. Вспомни наш старый разговор. В нашей стране не может быть богатым кто попало. У нас нужно быть частью системы...
- Система рушится на глазах! - Грета вскочила с дивана. - То, что мы сегодня видели - лучшее тому подтверждение.
- Нет, детка. Наша система - это не общественный строй, не форма власти, не репрессивный аппарат. Она существует не в Кремле и не на Лубянке, а в наших российских душах. Эта система - продукт нашего, как сейчас модно говорить, менталитета. Стену и даже государство можно разрушить за одну ночь. Ментальность же складывается тысячелетиями...
