- Разрешите обратиться, товарищ полковник, - откашлялся Фокин. - Немецкий знает не только Невельская. Языком владеет вся группа, мы же Лейпцигскую ярмарку едем обслуживать.
- Вы тоже собираетесь переводить? - насмешливо спросил Бельский.
В толпе раздались смешки. Фокин быстро обернулся, запоминая не успевших вовремя погасить улыбки.
- Впрочем, лично вы будете сопровождать группу 'Мадьяр' в качестве куратора независимо от владения иностранными языками, -продолжил Бельский. - А товарища Невельскую я знаю не только как переводчика. Она достойно показала себя во время операции по транспортировке праха геройски павшего генерала К. Надеюсь, за это она получила поощрение от командования. В общем, никакие возражения не принимаются.
Толпа сдержанно гудела.
- Прошу соблюдать спокойствие и выдержку, - добавил полковник. - В Венгрии вас долго не задержат. Все предатели - трусы, они во всем признаются на первом же допросе. Через пару дней прямо из Будапешта вас откомандируют в Лейпциг. Успеете к открытию ярмарки. Вопросы есть?
- Когда мы отправляемся? - спросил кто-то из новоявленных 'мадьяр'.
- А вот прямо сейчас и отправляемся, - живо откликнулся полковник. - На сборы двадцать минут. Всем разойтись.
- Викинг - это еще цветочки, Невельская, - снова зашептал мне в ухо Фокин. - Когда до Лейпцига доберемся, ты мне еще расскажешь, куда сегодня ночью таскалась. Ты хоть понимаешь, чем это для тебя кончится?
Не в силах больше стоять, я опустилась на ближайший стул.
К полудню мы были на Ростокском аэродроме. Вдоль взлетной полосы тянулась цепочка низких бетонных капониров с покатыми крышами, в одном из которых состоялся исторический полет генерала К., так круто изменивший мою судьбу. После двух часов болтанки в трофейном 'юнкерсе' мы подлетали к Будапешту. Сквозь разрывы в облаках блеснула по-осеннему серая лента Дуная, перехваченная стежками мостов. Перед заходом на посадку стали видны клубы черного дыма, поднимавшиеся над центром города.
На аэродроме мы пересели в автобус, и я, больше не скрываясь, заняла место рядом с Матиасом. По дороге в город нас несколько раз останавливали патрули в советской военной форме. Дважды мы стояли на обочине, пропуская идущие с востока, со стороны Пешта колонны бронемашин и танков с красными звездами на башнях. Многие улицы были усыпаны битым кирпичом. На иссеченных осколками стенах домов то и дело попадались надписи: 'Ruszkik haza!' и 'Halál AVH!'.
- Что там написано? - шепнула я Матиасу.
- Русские домой, смерть КГБ, - ответил он мне в самое ухо.
- Матц, какого черта ты сказал Бельскому, что говоришь по-венгерски?
- Симчик, ты же знаешь, какой я любопытный. Хочу посмотреть, как товарищ Жуков будет освобождать Венгрию во второй раз. Не сомневаюсь, что это будет незабываемое зрелище. Материала хватит на серию репортажей, если не на целую книгу.
- А...
- Молчи, смотри лучше.
На одной из улиц на дереве висел головой вниз обнаженный до пояса изуродованный мужской труп с такой же надписью 'Halál AVH!' На него молча глазела стоящая полукольцом толпа. Из толпы вышагнул парень в кожанке и с остервенением ударил труп ногой в бок. Я вздрогнула и сжала руку Матиаса. Переводчики подавленно молчали.
Перед нами то и дело перебегали улицу группы людей в штатском, что-то возбужденно крича друг другу. Некоторые были вооружены, другие держали в руках палки и арматурные прутья.
Мы выехали на набережную Дуная и остановились, не доехав сотни метров до здания парламента. Ажурная готика парила над серой речной водой. Дальше проехать было невозможно - митингующая толпа запрудила мостовую. У самого парапета вдоль чугунной ограды, задрав стволы, примостились два танка с красными звездами на башнях. Офицер, два танкиста в шлемах и несколько автоматчиков курили, облокотившись на гусеницы и хмуро поглядывая на толпу.
Некоторое время мы стояли, не зная, что делать дальше. Шофер попытался развернуть автобус, но было поздно - сзади густо подходили люди, и пробиться сквозь их поток было невозможно.
- Далеко нам еще, брат? - Матиас хлопнул водителя по кожаному плечу.
- Километра полтора - угрюмо буркнул шофер. Ему явно не терпелось избавиться от многоязычных пассажиров.
- Тогда давайте дойдем пешком! - воскликнул Матиас. Вид гудящей толпы за окнами автобуса действовал на него возбуждающе. - Иначе мы тут надолго застрянем.
- Конечно! - радостно поддакнул водитель. - Комендатура тут рядом, напротив следующего моста.
- Всем покинуть автобус и собраться на набережной! - перехватывая инициативу, зычно скомандовал Фокин.
Все задвигались, доставая из прохода сумки. Я незаметно сунула золотой брусок в левую перчатку.
Людей на набережной становилось все больше. Мы стали пробиваться между митингующими. У входа в здание на широкой каменной лестнице выступали ораторы. До нас доносились их короткие гневные восклицания. Толпа одобрительно гудела.
Внезапно откуда-то сверху послышались частые винтовочные выстрелы, словно кто-то торопливыми ударами вколачивал гвоздь в жестяную крышу. Затем сыпанула автоматная очередь, и дежуривший у танка офицер вдруг, не донеся окурка до губ, беззвучно упал ничком в пружинящую палую листву.
Один из танкистов мгновенно прыгнул в раскрытый люк, двигатель взревел, и танк, лязгая гусеницами, двинулся на толпу. Автоматчики, пригнувшись, побежали за ним.
Второй танкист в столбняке стоял у своей машины. Новая очередь хлестко прошлась по бронированной башне, и он, наконец, очнулся и тоже бросился в люк. Мотор заурчал, и в это время на верхнем этаже здания ослепительно вспыхнуло, раздался громкий хлопок и сразу же оглушительный взрыв. Танк вздрогнул, башня скособочилась и уткнулась стволом в землю. Затрещали языки пламени, и в свинцовое небо повалил жирный черный дым.
Толпа бросилась врассыпную. Матиас схватил меня за руку, и мы помчались по набережной, то и дело натыкаясь на бегущих навстречу людей. За спиной слышалась пальба с обеих сторон. Раздался орудийный выстрел, потом еще и еще. С верхних этажей здания на толпу посыпались обломки кирпича. Дробно застучал танковый пулемет. В толпе закричали раненые. Мы остервенело продирались сквозь людской водоворот, и танк все время скрежетал гусеницами за спиной.
После очередного орудийного выстрела в мостовую, брызнув алебастровым крошевом, врезался огромный кусок лепного карниза. Мы с Матиасом отскочили в разные стороны: я - к набережной, а он к глухому кирпичному брандмауэру. Оглянувшись, я увидела, как Фокин, на бегу придерживая фуражку с синим околышем, что-то крикнул торчащему из люка танкисту и махнул рукой в сторону прижавшегося к стене Матиаса. Танкист шевельнул рычагом, ближняя к стене гусеница на мгновение замерла, ощетинившись зубцами, и махина танка, скрыв от меня Матиаса, придвинулась к зданию всем своим многотонным бронированным телом. Водитель отпустил гусеницу и медленно провел машину вплотную к стене. Танкист, несомненно, был мастером своего дела.
Я закричала, зажав уши руками. Со стороны здания тяжко застучал пулемет. Боец, бежавший вдоль чугунной ограды набережной, упал, а Фокин мелкой шавкой метнулся в мою сторону, пригибаясь под пулями и на бегу доставая пистолет. Я отчаянно рванула перчатку и изо всех сил швырнула золотой слиток в набегавшего на меня куратора. Килограммовый брусок угодил ему прямо под лакированный козырек во вспухший венозными иероглифами лоб. Фуражка с красной звездой, зацепившись ремешком за подбородок, съехала на затылок. С залитым кровью лицом он остановился и опустил пистолет, а я, спасаясь от выстрелов, бросилась наземь. Новая пулеметная очередь оставила на гимнастерке Фокина цепочку алых бутонов. Он был еще на ногах, когда сверху оглушительно ухнуло, надо мной прокатилась тугая, свистящая осколками волна, и последнее, что я увидела перед темнотой, была летящая в Дунай голова Фокина в фуражке с красной звездой на синем околыше...
Глава VIII. Возвращение ординарца.
