Он вышел из душа ещё более разбитым, чем был до этого. Яркий свет неприятно бил в глаза, от чего виски тут же начали пульсировать болью. Он плотнее закутался в халат, один из двух, висевших на двери душевой, и с тоской подумал, что завтра придётся снова влезать в несвежую одежду.

— Ты не против, если я выключу этот свет и включу ночник? — спросил он у Леонарда — Лена, развалившегося на кровати.

— Конечно, — ответил тот, задумчиво пялясь в потолок.

Коробка с пиццей лежала на столе, источая приятный аромат горячего теста, бекона и грибов.

— Я сделал тебе чай, — снова подал голос Лен.

— Спасибо, — пробормотал Барри, включая небольшой ночник у кровати Лена и проходя к двери, чтобы вырубить проклятый жёлтый свет. — Хотя я предпочёл бы что-нибудь покрепче.

— Покрепче тоже есть, — Лен указал на бутылку виски, стоящую на полу у стола.

Потом они ели пиццу, практически в полном молчании, и пили виски прямо из горла, передавая бутылку друг другу, потому что стаканов, за исключением одного, где был нетронутый чай, здесь не нашлось. Барри украдкой рассматривал Лена, пока тот ел или пил, глядя куда-то в пустоту. Наверное, он был привлекательным. Барри бы сказал, что ему от тридцати до сорока пяти: он принадлежал к той породе людей, по которым чёрта-с два определишь возраст. Простая чёрная футболка, такая же простая чёрная куртка и чёрные джинсы — максимально неприметный наряд. Это тоже вызывало необъяснимое беспокойство. Как и то, что лицо Лена, несмотря на факт, что встретились они впервые сутки назад, казалось очень знакомым. Словно воспоминание из далёкого детства или давно забытого, но прочно засевшего в подсознание сна. Но невзирая на всё беспокойство Барри его не боялся. Интуиция молчала, ничто не говорило о том, что этот человек опасен. И Барри решил отложить всё это на потом. В данный момент он чувствовал себя абсолютно подавленным и уставшим.

Спустя полчаса он ушёл спать, съев слишком мало и выпив слишком много. Он и забыл, каково это — быть пьяным. Теперь, без спидфорса, он был самым обычным, и половина бутылки виски была для него почти предельной дозой алкоголя.

Забравшись в постель в своей комнате прямо в халате, он свернулся калачиком и запоздало подумал, что оставил куртку, где был пакет с документами и картой, в комнате Лена. И тут же отмахнулся от этой мысли. Ничего не случится. А если и случится, то совершенно по барабану. Будь что будет.

Последним, что зарегистрировал его мозг, был звук льющейся воды в душе, а потом он провалился в сон.

Ему снился Спидфорс. Жуткий рёв в ушах, рвущий барабанные перепонки, свист и грохот. Он словно находился в эпицентре смерча и не мог сдвинуться с места. А вокруг него стояли все его любимые люди: мать и отец, Джо и Айрис, Циско и Кейтлин, Фелисити и Оливер, и все они что-то кричали ему, обвиняли его, тыкали пальцами, их лица были искажены гримасами ненависти и отвращения. Барри бился, словно в силках, испытывая муки сильнейшей истерики и при этом не имея возможности двигаться, что-то сказать в ответ, попросить их замолчать. Он не мог даже открыть рта или пошевелить пальцем. Всё его тело сковало параличом, а горло будто сдавливала гигантская рука, вознамерившаяся его задушить. Он мычал, тратя все силы на это мычание и бесплотные попытки вырваться, как вдруг ощутил чью-то руку на своей руке. Тепло этого прикосновения резко контрастировало с ледяным смерчем, а потом его начали трясти, и он резко вдохнул, словно всплыл с огромной глубины, чуть не захлебнувшись солёной водой.

— Барри! — звал его обеспокоенный голос. — Проснись же, ну!

Он открыл глаза, ошарашенно глядя на склонившийся над ним силуэт. Лен стоял, упершись коленом в матрас, и сжимал его руку, пытаясь дозваться. И ему не показалось, что он чувствовал солёную воду — всё его лицо было в поту и в слезах.

— Эй, — сказал Лен, прекращая его трясти. — Ты как?

Барри сглотнул и привстал, опираясь на руку Лена.

— Не знаю, — неслышно выдохнул он и прочистил горло, которое дико драло. — Мне приснился кошмар.

— Это я понял, — хмыкнул Лен, осторожно усаживаясь рядом. — Ты весь горишь. Давай снимем твой халат.

Барри послушно отвёл руки назад, выпутываясь из рукавов халата и позволяя Лену убрать его в сторону. Оставшись в одних трусах, он подтянул тонкое одеяло и потёр лицо ладонями, размазывая слёзы и всхлипывая. Лен принёс ему остывший чай, и Барри сделал несколько глотков, чувствуя, что успокаивается.

— Спасибо, — выдохнул он, отдавая стакан.

Лен поставил его на прикроватную тумбочку и снова сел рядом, осторожно трогая лоб Барри, убирая мокрые пряди, прилипшие к коже.

— Что тебе приснилось? — спросил он тихо.

Барри помотал головой. Воспоминания о только что посетившем его кошмаре были слишком сильными и яркими. Холодный смерч, и его друзья, родители, кричащие на него, смотрящие с такой лютой ненавистью, что снова захотелось умереть, только бы больше никогда не чувствовать ничего подобного. Горло снова сдавило, и он был слишком слаб и всё ещё пьян, чтобы сопротивляться и заталкивать истерику внутрь. Закрыв лицо руками, он всхлипнул, и его глаза против воли наполнились слезами, горячими и жгучими.

— Барри, — сочувственно произнёс Лен шёпотом, придвигаясь ближе и обнимая его одной рукой за плечи. — Расскажи мне, и тогда станет легче, вот увидишь.

Комнату вдруг на долю секунды осветила молния, и тут же где-то совсем близко загрохотал гром. Спустя несколько мгновений хлынул ливень, заглушая своим шумом всхлипывания Барри. Убрав от глаз руки, он, совершенно не задумываясь о том, что делает, повернулся и уткнулся пылающим лицом Лену в грудь, сжимая пальцы на его халате. И наконец разрыдался, больше не в силах сдерживаться. Лен лишь обнял его крепче и прижимал к себе, ничего не говоря и позволяя выплакаться. Поглаживал другой рукой по волосам, и от этого простого участия истерика Барри отступила так же быстро, как появилась.

Продолжая всхлипывать и сорвано дыша, он, снова не задумываясь, прошептал:

— Я Флэш, Лен. Вернее, был им. Прежде чем… пойти на крышу, я… избавился от скорости. И я… сделал что-то ужасное. Я… — он судорожно вздохнул, продолжая цепляться пальцами за халат Лена и чувствуя, как тот обнимает его крепче. — Я изменил жизни моих друзей… и, вероятно, многих других людей, которых не знаю. Из-за меня… погиб брат моего друга, и мой собственный отец, и даже в каком-то смысле моя мать…

Он шептал и шептал, выталкивая из себя все эти признания одно за другим, не давая себе времени опомниться. На языке неприятно горчило, а желудок сводило от тошноты, но он продолжал говорить, стискивая пальцы на мягкой ткани и вдыхая слабый ягодный аромат, идущий от тела Лена. А тот молчал и слушал, пока за окном раздавались раскаты грома, то ближе, то дальше, и дождь барабанил по карнизу и кустам, создавая иллюзию защищённости в этой тёмной комнате, словно они были одни во всём мире, и ничто и никто не могло им навредить.

— Прости, — чуть слышно сказал Барри, когда закончил свой нестройный рассказ. — Я вывалил на тебя это всё вот так…

— Барри-Барри, — вздохнул Леонард, поглаживая его по плечу. — Глупый ребёнок, запутавшийся и потерявшийся.

Барри поднял голову, с трудом фокусируя взгляд на лице Лена. С такого близкого расстояния это лицо показалось ещё более знакомым, очень родным, хотя темнота и скрывала детали. Но Барри видел блики в его глазах, видел приоткрытые полные губы, и должно быть, он действительно был очень пьян и дезориентирован, потому что в следующую секунду он потянулся к Лену и поцеловал его. Просто ткнулся губами в губы, как слепой котёнок, сам не понимая, чего от этого всего ожидать. А Лен, помедлив мгновенье, отстранился.

— Ты не в себе, — мягко сказал он, и Барри тут же отпрянул, вдруг понимая, что только что полез целоваться к мужчине, которого едва знает. И как, должно быть, жалко он выглядит сейчас со стороны. Разревелся как девчонка, ещё и выдал разом все свои тайны, включая доступную только самым избранным — тайну личности Флэша…