Это был неожиданно тёплый день, и пока они ехали к озеру через лес по пустому шоссе, Барри бездумно любовался окружающими красками, красными, оранжевыми, жёлтыми, что напоминали о детстве, пикниках с родителями, о том, как они были счастливы когда-то давно. Он подавил желание спросить о маме, понимая, что это будет лишним: Лен и так уже здорово облегчил его боль, когда рассказал, что смертью всё совершенно точно не заканчивается. Незачем это сейчас бередить. Его мама и отец ушли, но они всё ещё где-то есть, и даже если они не могут видеть его, слышать, они помнят его, и он был уверен, что они ещё встретятся. Когда придёт время.

Тучи наползли внезапно, и стало душно. Когда редкие крупные капли стали срываться вниз, шлёпая по лицу, Барри потянул Лена к машине. Ему вовсе не хотелось смотреть на это дурацкое озеро, когда счёт, вероятно, шёл на часы.

Последние метры до машины они уже бежали, потому что дождь, развеселившись, хлестал с такой силой, что они с Леном моментально промокли. Внутри Лен сразу врубил обогреватель, но Барри, не слушая протесты, стащил с себя и куртку, и свитер, чувствуя, что ему очень жарко. Словно по его венам — снова свободно — бежал спидфорс. Словно он мог в любую секунду сорваться на суперскорость.

Они развернулись и поехали обратно в направлении города сквозь плотную завесу дождя, который, казалось, становился всё сильнее. Потемнело, будто близились сумерки, хотя было только чуть за полдень. Барри украдкой разглядывал лицо Лена, откинувшись на спинку сиденья. Несправедливо, подумал он, что люди не могут знать своих ангелов-хранителей. Почему бы им не знать, что есть на кого положиться, у кого спросить совета?

Бардак, тут же ответил он сам себе. Тут же начался бы бардак. Ведь люди любят спихивать ответственность на других. Они попытались бы извлечь из присутствия такого существа максимум пользы. Разумеется, ничего хорошего из этого бы не вышло.

Он снова посмотрел на профиль Лена, на его короткие серебристые волосы, красивый прямой нос, губы, которые могли доставлять ему такое наслаждение… Великолепные руки с длинными пальцами. Тело, скрытое под одеждой. Но он знал, что образ этого прекрасного тела навсегда выжжен у него под веками, и ничто не сможет стереть его оттуда.

— О чём думаешь? — вдруг спросил Лен, и Барри увидел, что он усмехается, глядя прямо перед собой, на едва различимую сквозь ливень ленту шоссе. Барри улыбнулся в ответ, и улыбка вышла шальной, дикой.

— Сверни с дороги, — сказал он, рассматривая Лена сквозь ресницы и чувствуя, как сердце начинает биться сильнее, громче. Отдаётся в ушах гулким «бум… бум… бум…», как набат, делает дыхание тяжелее. Он ощущал себя прекрасным и сильным животным, полностью в своей стихии, целиком и полностью познавшим себя, самую свою суть, гармонию, любовь и бога.

Лен без слов повернул на первом попавшемся съезде, который уводил узкую дорогу в лес. Они проехали ещё минут десять, пока наконец Лен не заглушил двигатель, останавливая машину на глухой поляне, окружённой деревьями. Посмотрев на Лена с лукавой улыбкой, Барри открыл дверь и вылез прямо под дождь.

— Барри! — смеясь, крикнул Лен. — Какого чёрта ты творишь?!

— Иди сюда! — крикнул Барри в ответ, отворачиваясь и раскидывая руки в стороны, чтобы подставить лицо под струи дождевой воды. Здесь ливень не бушевал: кроны деревьев с ещё не облетевшими листьями защищали поляну от хлёстких потоков, дождь казался мягким, шелест листвы — оглушительным, а сам Барри чувствовал, что ещё чуть-чуть — и он взорвётся от переполняющего его счастья и желания жить.

Горячие руки легли на его талию, и его тут же прижали к себе, зарываясь лицом в волосы. Он закрыл глаза, улыбаясь и полностью расслабляясь в этих руках.

— Сумасшедший, — прошептал Лен, и Барри слышал, как его дрожащее дыхание вырывается изо рта и обжигает ему шею. — На тебе ведь только футболка… — и он стиснул мокрую ткань, прижимая Барри ещё ближе, ещё сильнее.

Барри открыл глаза, смаргивая капли воды с ресниц, и развернулся, чтобы оказаться лицом к лицу.

— Ты же мой ангел-хранитель, — сказал он с ухмылкой, приближая свои губы к губам Лена. — Разве ты не собираешься спасти меня от холода, м-м-м?

Это прозвучало настолько пошло и театрально, что Лен расхохотался, продолжая удерживать Барри в объятиях.

— Ты невыносим, — смеясь, констатировал Лен.

— Неужели?

— Такой наглый и дерзкий мальчишка…

— Наглый и дерзкий? — улыбаясь, эхом вторил Барри, распахивая полы куртки Лена и забираясь ладонями под его кофту.

— … которого я так сильно люблю…

— Любишь?

— Всем своим существом, Барри, всем сердцем…

— Люби меня, — прошептал он, хватаясь за Лена и втягивая его в страстный, разнузданный поцелуй.

Он сам не понял, как оказался на мокром капоте. Лен с трудом содрал с него липнущую к телу футболку, беспрестанно целуя, вылизывая, кусая и мучая губами покрывающуюся мурашками влажную кожу, сладко-солёную от пота и дождя. Барри выгибался и стонал, и эти звуки тонули в опьяняющем шуме ливня. Он откинул голову назад и зажмурился, позволяя руке Лена забраться ему в джинсы.

— Блять, — проскулил он, выпрямляясь. — Лен… я хочу… пожалуйста…

Убрав руку и ещё раз влажно поцеловав его в губы, Лен сдёрнул его в капота и развернул, толкая к задней двери. Непослушными пальцами Барри с третьей попытки открыл её, забираясь внутрь, где было тепло, сухо, и пахло потрясающей смесью дождя и кофе с корицей. Лен стащил с него джинсы с бельём, нависая сверху и снова целуя, пока у Барри в голове не осталось ни единой мысли; всё, что он мог — воспринимать, чувствовать кожей, всем телом — другое тело, продолжение его собственного, гореть и сходить с ума, не обращая внимания на неудобную обстановку, тесноту, которая на самом деле только делала лучше, в сто крат лучше.

В свой номер они вернулись спустя пару часов, и уже оттуда не выходили. Принимали вместе ванну, спали под тихое шуршание дождя за окном, смотрели старый вестерн с Клинтом Иствудом по маленькому телевизору, ужинали, занимались любовью, потом долго лежали рядом, в темноте и тишине, не говоря ни слова, но разговаривая безмолвно, дыша одним воздухом и деля одни и те же мысли на двоих.

Из тягучей, сладкой дрёмы Барри вырвал короткий, сильный стук в дверь. Он очнулся, сперва не соображая, кто может стучать среди ночи. Потом увидел, что за окном, точно как двое суток назад, когда к ним пришли Лиза и Мик, уже занялся рассвет, а часы показывали половину седьмого утра. Он нахмурился, садясь в кровати и думая, что странные у этих ангелов манеры — заявляться ни свет ни заря, вырывая людей из сна. То, что за дверью был тот самый Рип Хантер, Барри понял сразу. Спасибо хоть, что этот не вломился в номер, как те двое.

Лен тоже проснулся и завозился под одеялом, но Барри уже встал, на ходу натягивая джинсы и прыгая на одной ноге к двери. Пускай этот парень и главный, условия диктовать тут будет вовсе не он.

Барри распахнул дверь и уставился на человека, который стоял за порогом в невыносимо пафосной позе. Он был вовсе не так высок, как представлял себе Барри, худощав и даже забавен на вид, со смешными рыжеватыми усиками и бородкой, воинственно выдвинутой вперёд; заложив ладони под мышки, он держался чересчур прямо, словно хотел казаться выше. Барри невольно оглядел его с ног до головы, щуря сонные глаза. Рип Хантер в ответ скорчил недовольную гримасу и, бесцеремонно отодвинув Барри с дороги, решительно прошёл в номер.

— Ну здравствуйте, мистер Аллен, — сказал он с сильным британским акцентом, когда Барри закрыл дверь и повернулся лицом к «начальнику ангелов».

Лен уже сидел на постели, успев натянуть штаны и включить ночник, и хмуро поглядывал на гостя. Барри поёжился, складывая руки на груди в защитном жесте.

— Мистер Снарт, — Хантер зыркнул на Лена и снова посмотрел на Барри.

— Рип, — бросил в ответ Лен хриплым со сна голосом.

— Я надеялся, что вы не заставите меня бегать за вами и придёте сами, — сказал Хантер, обращаясь к Лену, но по-прежнему глядя на Барри.