Прилично одетый мужчина растерянно прищурился маленькими глазками, но в драку не полез, сунулся сквозь толпу по проходу, завертев головой по сторонам, в поисках милицейского наряда. Народ, посчитав бесплатный концерт оконченным, тоже навострился по своим делам,.
- Какой скупщик?.. - рявкнул было пастух, и осекся, без сопротивлений поволокся за парнем, вспомнив двор, в котором проводил сделку со скупщиком царских орденов. Но переспросил. - А где он сам?
- Я же сказал, во дворе дома через проспект, - повторил тот, подталкивая мужика через трамвайные линии. - Машину возле стоянки видишь? Садимся сейчас в нее и сразу к нему.
- А почему не пешком? - у пастуха снова захолонуло под сердцем. - Сколько тут итить!..
- Ты хочешь, чтобы тебя менты повязали? - перекосился провожатый, указал пальцем на мужчину спешащего к базарному патрулю. - Они разговаривать не станут, враз уши к щиколоткам приклеят.
Вазовская “шестерка” долго петляла по ростовским улицам, неочищенным от снега, пока не приткнулась к желтому двухэтажному зданию. Мужик, доверившись судьбе, не проронил за время пути ни слова, он перестал соображать, как только они проскочили знакомый перекресток, за которым стоял многоэтажный дом с закрытым двором. То ли трое молодых парней, сидящих в кабине, решили оторваться от погони, то ли запутывали таким образом следы, во всяком случае, их надо было поблагодарить за то, что увезли от милицейской расправы. Эти живодеры сначала обыскали бы в тесной камере с ног до головы, потом вволю потешились бы, а парни ни разу к нему не прикоснулись. Настораживало лишь то, что за всю дорогу они перебросились друг с другом всего несколькими странноватыми фразами. Один из парней, открыв дверцу, вылез наружу, пальцем поманил мужика:
- Приехали, вылезай, страдалец.
- А где энтот… скупщик? - решился спросить мужик, выкидывая за подножку ноги в валенках.
- Сейчас узнаешь, он тебя уже заждался.
- Где заждался? Ты сказал, что он в том дворе, который мы проезжали.
- А теперь укрылся в квартире. Холодно стало, не понял?
Парень, хохотнув, грубо сграбастал пастуха за воротник, потащил к обшарпанному подъезду, второй из пассажиров больно подтолкнул его в спину. Третий шустро поскакал вперед, открывать тяжелую облупившуюся дверь. Мужик, наконец-то, осознал, кем на самом деле являлись его освободители, по телевизору едва не каждый день показывали, как отпетые уголовники мучали простодушных граждан и предпринимателей с бизнесменами, наживших небольшой капиталец. Они приковывали их наручниками к батареям отопления, проглаживали утюгами, резали на лоскуты кожу со спины, не давали неделями пить и есть, пока приговоренные не соглашались подписать нужные бумаги, или целиком не отказывали бандитам нажитое. Пастуха продрал от кончиков пальцев на ногах до макушки морозный озноб, он понял, что церемониться с ним не станут вообще. В последние дни не везло во всем, ни с дочкой душевного разговора не получалось, ни с домашними, казаки из станицы Раздорской тоже намекнули, что нанимать на этот сезон пастуха они решили из своих. Словно найденный клад оказался запертым на тройное проклятье, снять которое стало теперь не под силу никому.Но покорно подчиняться воле судьбы означало расстаться с сокровищами, они достанутся не детям и не близким,а отморозкам, любящим послаще пожрать,да поспать с бабами покрасивши, то есть, тем, кому пришлось всю жизнь завидовать, и кого он презирал.Мужик напрягся,уловив момент,ловко ударил парня, шагающего рядом, ногой под колено, как только тот перекосился, крутнулся волчком назад,под расслабленные руки заднего, и бросился в проход между каменной стеной на оживленную улицу. Его поймали на выходе, когда оставалось перескочить порог за ту сторону забора. Но бросок для парней получился запоздалым, мало того, что пастух заверещал поросенком, по улице на их беду проезжал дозором милицейский патруль.
- Карау-у-ул, убивают! - заголосил скотник. - Помогите, люди добрые!..
Он расшвыривал от рта, измазанного розовой пеной, настырные ладони отморозков,взбрыкивал ногами, стараясь попасть в пах, царапался, кусался и дрался до тех пор, пока толпа людей не окружила место насилия, а милиционеры не решились на пресечение непорядка. Подхватив пастуха под руки, они придавили его к кирпичному ограждению, не давая парням возможности наносить удары. От женщин посыпались сострадательные замечания:
- Вконец оборзели, беспредельщики, уже за деревенских взялись…
- Морды отожрали, не ведают, на кого нападают. Что с мужика-то взять?
- Не глядят, что на одежке у него дырок больше, чем у дуршлага.
Широкоплечий парень, не выдержавший оскорблений, рявкнул на толпу:
- Этот мужик такой с виду, он богаче вас, вместе взятых.
- Никто его не грабил, - добавил второй, подмигнув милиционерам,. - Ему хотели дело предложить, а он заартачился.
Один из ментов, оглядев пастуха с ног до головы покосился на парней:
- Вас, ребята, и правда повело не в ту сторону, что вы такое городите? Какие у него могут быть капиталы?
- Он нас оскорбил, - спохватился запальчивый. - А потом начал ногами пихаться.
- А вы надумали мужика проучить, - ухмыльнулся старший патруля понимающе. - Решайте, разойдетесь по мирному, или открывать калитку сзади нашего автозака?
- Мы разберемся сами, - один из отморозков протянул руку пастуху.
- Они хотели затащить меня в квартиру и приковать наручниками к батарее, - снова завизжал мужик, шарахнувшись за спины милиционеров. - Заберите с собой, иначе они меня убьют.
- За что убивать-то! - приподнял сержант плечи. - Иди своей дорогой, инцидент исчерпан.
- Мы его проводим, - один из парней подцепил крестьянина за край плаща. - Мы поладим, не беспокойтесь.
- А кто вам поверит, на ваших мордах написано, что вы живодеры, - откликнулся кто-то из толпы, и посоветовал задумавшимся милиционерам. - Забирайте всех, и дело с концом, в отделении расскажут все, как есть.
- Да ты, сука, ошизел, - замахнулся один из парней на человека, подавшего голос. - Тебя самого надо закопать прямо здесь.
Милиционеры напряглись, они, скорее всего, часто выезжали в командировки в горячие точки, поэтому не испытывали особого страха перед местными бандитскими группировками, как не горели желанием влезать в мелочный, по их меркам, конфликт. Но сейчас пахнуло проблемой посерьезнее, поэтому сержант переместился за спину отморозков, его напарник шевельнул вислыми плечами:
- Гражданин высказался по делу, - уперся он в троих парней жестким взглядом, указал пальцем по направлению к высокозадому “бобику”. - Пройдемте, парни, в отделении разберемся.
- Служивый, да ты что, мы давно помирились, - постарался второй из парней сгладить ситуацию, бросив косой взгляд на нервного своего товарища. - Айда по домам, ребята, сто лет этот шелудивый нам не снился.
- Не оставляйте меня тут, они убийцы, - продолжал канючить пастух. - Они привезли меня приковать к батарее и сдирать лентами шкуру.
- Кто ты такой и за что тебя приковывать? - не мог взять в толк широкоплечий милиционер.
- Коз-зел паршивый, вот кто, - передергивал скулами самый нервный, не в силах справиться с возбуждением. Его бесило, что какой-то задрипанный пастух сумел всех обвести вокруг пальца. - Не видишь, как он трясется за свою сраную душонку? Ж-животное.
- А ты никогда не трясся? - милиционер тоже начал заводиться.
- Я не из мужиков, - огрызнулся парень.
- А из кого, из блатных?
- Он из отморозков, - сплюнул сержант в сторону. Поправил на ремне кобуру, словно что-то решив, коротко махнул рукой подчиненному. - Будем брать, иди открывай дверцу.
- Ребята, подождите, - обращаясь к старшему, забеспокоился тот из парней, который уговорил пастуха сесть в машину. - Давайте разберемся по хорошему.
- Вы способны на плохое? - внаглую ухмыльнулся сержант. Приказал, заметив, что дверца милицейского “бобика” распахнулась. - Вперед, в нашем салоне свободных мест достаточно.