- У нас машина стоит во дворе, не закрытая, - не унимался парень.

- Об этом думать надо было раньше.

- Правильно, так им и надо, - донеслось из расходящейся толпы.

Широкоплечий милиционер, когда за парнями захлопнулась дверь, обратился к сержанту:

- А что будем делать с мужиком? Отпустим, или как?

- Зачем отпускать, пусть прокатится с нами, нарисует на своих обидчиков заявление. Совсем оборзели, лишь бы морду начистить.

- Может, я сам бы теперь пошел? - запаниковал еще больше пастух вместо того, чтобы успокоиться. Зыркнул зрачками в сторону зарешеченных оконцев патрульной машины. - Вы мучителей арестовали, а я вам к чему?

- Иди, иди, - милиционер подтолкнул его к кабине. - Отомстишь козлам и пойдешь своей дорогой.

- Мне бы на вокзал, скоро мой автобус.

- Во, блин, ему доброе дело сделали, а он опять за свое. Успеешь, говорю.

Парней в отделении сразу заперли в отдельную камеру, а мужика водворили в телевизор, в котором двое шустрых кавказцев не уставали искать блох на своей одежде. На вновь подселенного они не обратили никакого внимания, лишь оценили быстрыми взглядами. Не стал приставать с расспросами и пастух, пополнивший за несколько часов запас благоразумия парой неудачных контактов с горожанами. Время тянулось томительно долго, наверное, милиционеры, привезшие и принявшие мужика, забыли о его существовании. Кого-то притаскивали, кого-то отпускали, за кем-то приезжала крытая машина, к кому-то вызывали скорую. Отделение милиции походило на термитник со злыми насекомыми, готовыми каждого ужалить в любой момент. Пастух исподтишка прощупывал остроугольный узелок, пристроенный под брючный ремень, за передрягами переместившийся к лобку и, наверное, запутавшийся там в волосах, во всяком случае, угнездился он довольно прочно. Тревога после пропажи похожего набора как поселилась в душе, так и не думала отпускать, натягивая нервы рыболовными лесками. Часового с автоматом у входа сменил другой, за зарешеченными окнами ярко освещенной дежурки угасал дневной свет, скоро он превратился в чернильную массу. Милиционеры подходили к телевизору и отходили от него, на просьбы мужика равнодушно пожимая плечами. Даже в туалет не вывели ни разу,пришлось помочиться под себя.Наконец, скрипучая калитка открылась,милиционер с двумя лычками поманил пальцем пастуха за собой. Дежурный с погонами майора с той стороны барьера пролистал журнал задержаний, поднял начинающую лысеть голову:

- Фамилия, имя, отчество?

Мужик отозвался осевшим голосом, сил на то, чтобы заняться оправданием себя, уже не осталось. Он сонно прищурился на офицера, облокотившись о широкую доску.

- Расскажите, за что вас водворили в телевизор? - механически спросил дежурный.

- В какой такой телевизер? - не сообразил мужик сразу.

- За что вы задержаны?

- Не знаю, пристали парни, хотели ограбить.

- Они заметил у вас большие деньги?

- У меня никаких денег нету, откуда они, когда живем на пенсию да с собственного подворья.

- Тогда почему они к вам пристали?

- Я ничего плохого не делал, шел своей дорогой, они сунули в машину и хотели приковать наручниками к батарее. Эти… беспредельщики.

- За что?

- Говорю вам, не ведаю, приехал за колбасой, шел по базару.

- Хорошо, давайте ваши документы и выкладывайте, что у вас в карманах.

- В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. И сотни рублей не наскребется, на билет до дому, - мужик обиженно засопел. - Деньги…, их надо спрашивать с тех, кто ими ворочает, а мы живем с натурального хозяйства.

- Его надо обыскать, - наклонился к майору один из офицеров в комнате. - Не может быть, чтобы члены бригады Хомяка напали на беззащитного крестьянина.

- Они давно перестали разбираться, где пахнет наваром, а где голый вассер, - дежурный с сомнением пожал плечами. - Думаю, мужик их просто оскорбил, например, не пропустил впереди себя или локтем неудачно толкнул. Хотя… давай прошмонаем.

Майор, подозвав младшего сержанта, приказал ему обыскать крестьянина. Милиционер отложил резиновую дубинку, присмотрелся к объекту шмона, приткнувшемуся в углу барьера. Мужик, кроме отвращения, не вызывал никаких эмоций, но поступил приказ, его следовало выполнять и он приблизился с брезгливой гримассой на лице. Пастух в какой раз за сегодняшний день ощутил, что пришел его конец, язык прирос к небу, сердце упало в живот. Ему опять захотелось заверещать недорезанным поросенком, потому что люди при этих звуках становились покладистее, но горло сжали стальной хваткой спазмы.

- Не бойся, тебя никто не собирается насиловать, - ухмыльнулся милиционер, сузив с презрением глаза в жесткие щелки. - Эх, какой стыдливый, а может, под лохмотьями чего прячешь?

- Нечего мне прятать, - прохрипел пастух с натугой. - Я вот он, весь перед тобой.

- Так расстегивай свои одежки, суслик, и придвигайся поближе, будем глядеть, что ты затарил в складках.

От страха живот у пастуха непроизвольно сработал, пернув громко и продолжительно, он испуганно уставился на новых мучителей. Залился в голос, бороздя морщинами щеки, заросшие рябой щетиной. Милиционеры недоуменно переглянулись, они в первый раз наблюдали такого задержанного. А мужик тем временем набирал силу:

- Что я такого сделал, что мучаете меня целый день? В наручники закуете… к батарее в камере прицепите? Я за колбасой приехал…

- Это дурак, - неуверенно произнес офицер, стоящий рядом с майором. - Его надо держать не у нас, а отправлять в Ковалевку.

- Он насквозь провонялся, - брезгливо отвернул лицо милиционер, хотевший прикоснуться к одежде пастуха. - Фу, падла… иди на хрен, скотина.

Майор бросил руки на стол, уставился в журнал задержаний, спросил с неприязнью, дождавшись, пока пастух сбавит обороты:

- Будешь писать заявление на своих обидчиков?

- Я никого не трогаю…, - запричитал мужик. - Они на меня сами напали, хотели наручниками…

- Мы это уже слышали, - жестко оборвал майор.

- Гони его в шею, - посоветовал ему офицер. - Сюда кого попало волокут…

- Иди расписывайся, вот здесь, - дежурный отчертил ногтем нужную строчку. - Ты сколько классов закончил, мудак?

- Четыре, потом подался в пастухи.

- Там тебе и место, распишись и дергай на все четыре стороны, - подвел майор конец разговору. - Если тебя еще раз привезут в наше отделение, я вызову бригаду из Ковалевки.

- Может, он там уже побывал, - усмехнулся офицер в усы.

- Есть какие-нибудь документы? - облокотился о прилавок милиционер.

- Документов мы с собой не возим, - всхлипнул пастух, ставя закорючку в журнале. - А дома и паспорт, и другие бумаги имеются, с печатями. А как же…

Над городом, когда пастух вышел из отделения милиции, уже висел глубокий вечер, окна многоэтажных домов вокруг светились сплошным забором. Морозец к ночи покрепчал, принявшись пощипывать за уши. Мужик, спустившись со ступенек, повертел головой по сторонам, заметил недалекую остановку транспорта, направился туда. Понял, сидя уже на лавочке, что на автовокзал ехать не зачем, последний рейсовый автобус давно показал красный зад. Городских тоже становилось все меньше, им на смену пришли дорогие маршрутки. Мокрые штаны стали колом, взялись примерзать к голым железным планкам, ко всему, возле ярко освещенных палаток, набитых бутылками со спиртным и пачками сигарет, крутились кодлы из малолеток, обозленнных на все вокруг. Пастух, оторвавшись с хрустом от сидения, завернул за стеклянные боковины остановки и, непрерывно оглядываясь, окунулся во тьму. Он взял направление к высотным домам со светлыми окнами, он был наслышан о бомжах, о их теплых ночлежках возле горячих труб в подвалах. А двери в России не закрывались в подъездах испокон веков.

Искать место ночлега пришлось недолго, мужик, уже укладываясь в душной коллекторной на доски под толстыми трубами, сонно подумал, что нужно обязательно заглянуть утром на рынок, а уже потом тащиться на автовокзал. Не может быть, чтобы такой шустрый валютчик, как этот Коца, не объявился на своем месте, скорее всего, он или изрядно выпил, или решил взять выходной. Пастух рукой нащупал под ремнем корявый узелок, намокший от мочи, вытер осклизлые пальцы о полу брезентового плаща. И, успокоенно вздохнув, смежил веки.