Вышло так, что именно Троцкий, придумавший этот «легальный» вариант переворота, оказался в результате автором самого первого обмана, который и поныне содержится в названии режима: «Советский Союз», — предполагающем, будто большевики «представляют» массы по принципу выборности.

Конечно же, все эти тонкости ничего не меняли по существу, потому что и Ленин, и Троцкий считали, что реальная власть должна находиться в руках большевиков, тогда как съезд Советов будет лишь «легальным» их рупором. И понятно, что эта комбинация была приемлемой для большевиков постольку, поскольку они обеспечили себе большинство на съезде.

Оказалось, однако, что главным в подготовке переворота стал именно его «юридический» аспект. Техническая сторона операции, сам захват власти, оказался самым незначительным ее звеном. Забавно, что для оправдания переворота в глазах своих же союзников большевики пустили в ход все тонкости логических построений, все резонерство так называемой «марксистской диалектики», которые не имели ни малейшего отношения к тому, что они одновременно говорили широким массам.

Массы устали от войны — большевики призывали к миру.

Не хватало буквально всего, особенно продуктов — большевики требовали хлеба.

Крестьяне требовали переделить землю — большевики призывали к экспроприации земли.

Все эти лозунги, которые не имели никакого отношения не только к большевизму, но даже к марксизму, были выдвинуты большевиками, чтобы обеспечить себе широкую общественную поддержку.

ЦК, однако, все еще не мог прийти к единодушию.

Одна из главных несообразностей этого странного переходного периода состояла в том, что в отсутствие Ленина роль самого авторитетного большевистского лидера — во всяком случае в глазах общественного мнения — перешла к Троцкому. Человек, который на протяжении пятнадцати лет был самым непримиримым врагом большевиков, вдруг стал их самым авторитетным трибуном!

Фактически именно Троцкий, опираясь на партийную печать и аппарат партии, а также на свое положение законно избранного председателя Петроградского совета, задумал и осуществил весь переворот.

Форма, в которой он преподнес его общественности, была элементарно проста: никакого переворота нет и в помине! На протяжении всего времени подготовки, когда главную роль играла психологическая обработка масс, он тщательно маскировал свои действия, чтобы на всякий случай сохранить возможность изобразить их, как нечто совершенно невинное. Общий развал экономики и катастрофическая ситуация на фронте облегчили ему эту задачу. Экономическое положение было ужасным: вся система продовольственного снабжения в Петрограде попросту рухнула; в провинции шло непрерывное брожение; то и дело вспыхивали крестьянские бунты; горели имения. На фронте армия терпела одно поражение за другим. Возрастала опасность наступления немцев на столицу.

Большевикам сыграл на руку тот факт, что Петроград, с военной точки зрения, был не только столицей страны, но и ее революционным центром. Это позволяло Троцкому проповедовать революцию под видом защиты национальной столицы. Именно в этой двусмысленной форме: защиты столицы и одновременно защиты центра революции — и развернулась вся борьба Троцкого с Керенским. В то время как Керенский старался перетасовать расположенные в Петрограде части, чтобы удалить из города наиболее замешанные в политику подразделения, Троцкий старался оставить их в городе под предлогом защиты столицы и, таким образом, как бы походя, поднял первостепенной важности политический вопрос: кто распоряжается столичным гарнизоном? В результате Совет сформировал новый орган — Военно-Революционный Комитет, которому предстояло стать главным исполнительным органом большевистского переворота.

После создания комитета ситуация обострилась.

Троцкий, по требованию Ленина, заявил об отказе большевиков от участия в выборах в Предпарламент и демонстративно увел за собой большевистскую делегацию; стало ясно, что теперь партии предстоит сделать окончательный выбор. Ожидать предстоящего съезда Советов было теперь, в ленинской терминологии, «преступлением и изменой».

По забавному стечению обстоятельств решающее заседание ЦК произошло на квартире Суханова, который был теперь настроен враждебно к большевикам; впрочем, его жена оставалась верной большевичкой. Суханов сообщает:

«Ради такой важной встречи прибыли не только москвичи; сам великий Мастер Церемонии со своим прихвостнем выползли из укрытия. Ленин появился в парике, но без бороды, зато Зиновьев — с бородой, но без шевелюры. Заседание продолжалось десять часов, до трех утра».

Ленин буквально вырвал у членов ЦК одобрение предстоящего переворота: из двенадцати присутствующих (всего в ЦК был двадцать один человек) только двое — Зиновьев и Каменев — проголосовали против.

На этом же заседании было создано первое Политбюро партии; оно включало Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Сталина, Сокольникова и Бубнова. Этому Политбюро хотели поручить каждодневное руководство подготовкой переворота. Вышло, однако, так, что вся работа легла на плечи Троцкого: Ленин сразу же после заседания снова отправился в свое финляндское убежище, Зиновьев и Каменев выступали против переворота, а Сталин был поглощен редакторской работой. Таким образом, кроме Троцкого, толкать все дело было некому.

13 октября Военно-Революционный Комитет (ВРК) известил командующего Петроградским военным округом Полковникова, что отныне его приказы недействительны без подписи ВРК. Еще через два дня партийные комитеты частей Петроградского гарнизона собрались в Смольном, штаб-квартире Советов, и запретили своим частям покидать столицу без особого разрешения Совета.

16 октября гарнизон официально провозгласил, что не покинет Петроград; иными словами, он отказался подчиняться приказам главы правительства. В тот же день Троцкий, фактический глава ВРК, распорядился, чтобы арсенал выдал Красной гвардии пять тысяч винтовок.

С этими двумя событиями совпало еще одно заседание ЦК. На него прибыл сильно загримированный Ленин, который решительно потребовал подтвердить резолюцию, принятую 10 октября, и немедленно принять меры к ее исполнению. Заседание, однако, закончилось тем, что Ленин уступил желанию Троцкого расширить намеченную инициативу: окончательное решение гласило, что ЦК и Совет в нужное время укажут наиболее выгодное направление атаки.

И тут, буквально накануне переворота, Зиновьев и Каменев решились на весьма необычный шаг: они опубликовали категорический протест против всей затеи, причем сделали это в беспартийной газете («Новой жизни» Горького). Это было открытое обращение к общественности, выход за партийные рамки, откровенное предупреждение врагам.

Ленин, конечно, пришел в бешенство. Обозвав Зиновьева и Каменева штрейкбрехерами революции, он потребовал их исключения из партии. Их не исключили; он не стал настаивать.

На следующий день меньшевики, все еще возглавлявшие Исполком Совета, отложили съезд на несколько дней. Тем самым они подарили Троцкому и большевикам драгоценное время для подготовки.

Выступая от имени Петроградского совета, Троцкий по-прежнему продолжал подчеркивать необходимость защиты города и делать вид, что у него только это на уме. И лишь 18 октября он заговорил наконец о вооруженных действиях, но и тут — под предлогом потребностей обороны:

«Мы ничего не скрываем. От имени Совета я заявляю: мы не планируем никаких вооруженных действий. Но если в ходе событий такое действие будет запланировано, рабочие и солдаты, все как один, выйдут по его призыву. Петроградский совет будет продолжать свою линию на организацию и вооружение рабочей гвардии. Мы должны быть постоянно готовыми к атаке со стороны контрреволюции. И мы ответим на нее беспощадной контратакой, которую доведем до конца».

Как стремительно менялась ситуация, если это заявление Троцкого было немедленно поддержано Зиновьевым и Каменевым — двумя главными противниками переворота! Но что Зиновьев и Каменев, если и сам Ленин — и тот был сбит с толку словесной эквилибристикой Троцкого. Он был настолько далек от каждодневных забот, связанных с подготовкой переворота, что его то и дело приходилось успокаивать; удавалось это с переменным успехом.