Распространяли мы также одну гравюру, которую мы получили из Финляндии. Было это в то время, когда финляндский генерал-губернатор Бобриков хотел отнять у Финляндии конституцию, данную ей в 1809 г. Художник изобразил следующее: красивая молодая финка с распущенными волосами, в белом платье (пояс — с пряжкой в виде финляндского герба). Она держит в поднятых руках над головой книгу с надписью «Lex» (закон). Из облаков спускается двуглавый орел, который вцепился когтями в эту книгу и хочет ее отнять.
Финансовые дела оставались в моих руках, как члена финансовой комиссии, в течение долгих лет моей работы в Петербурге.
Заведующий техникой обеспечивал также через так называемый политический «Красный Крест» связь с заключенными, передачи для них, заботился о том, чтобы они знали, в чем обвиняют круг лиц, связанных с ними. Для этого было много способов. Одним из них была посылка «женихов» и «невест» на свидания с заключенными. Не у всех арестованных были родные, значит, нужно было находить «женихов» и «невест». В. И. Ленин, будучи заключенным, передал через сестер, чтобы к нему пришла «невеста». Незадолго до своей смерти Надежда Константиновна рассказывала мне: «Мария Ильинична пришла ко мне и сказала, что надо пойти к Владимиру Ильичу невесте. Я подумала — я ли должна пойти или кто другой. И я пошла, и оказалось — правильно».
Какие черты должен был воспитывать в себе партийный работник в нелегальное время? Во-первых, точность. Не всегда можно было встретиться с товарищами на квартире, иногда приходилось встречаться на улице, на каком-нибудь углу, и тут нужна была точность. Если вы придете с опозданием, товарищу приходится в ожидании вас прохаживаться. Этим он обращает на себя внимание городового, шпика, дворника, которые были на всех углах. Следовательно, вы ставите под наблюдение полиции и товарища и себя. Надо было минута в минуту сойтись и идти дальше. Тогда ваша встреча проходила незамеченной.
Явки на квартирах часто бывали у врачей, у адвокатов. Приемные часы у них тоже определенные. Значит, нужно вовремя прийти и вовремя уйти.
Затем нужна наблюдательность, внимание к окружающему. Эти черты мы воспитывали в себе так: например, я вхожу в комнату, и товарищ мне говорит: «Отвернись и скажи, что ты видела?». И я должна была перечислить все, что заметила, войдя в комнату.
Кроме того, мы должны были вырабатывать умение владеть своим лицом. Когда нас брали на допрос, допрашивающие садились спиной к свету, а нас сажали против света и наблюдали за выражением лица. Значит, надо было так владеть им, чтобы даже никакая игра в глазах не выдала бы наших мыслей и чувств.
У нас не принято было спрашивать друг у друга о том, что тебя не касается. Когда я заведовала техникой, я. конечно, знала товарищей, занимавшихся агитацией и пропагандой, но их подшефных, т. е. тех, кто посещал их кружки, я не знала. Они могли мне дать поручение: снести на такую-то квартиру литературу для рабочих. Но какой это кружок, кто руководил им, этого я никогда не знала и не спрашивала об этом.
Бдительность всегда имела и сейчас имеет большое значение. Мне хочется привести отрывок из письма, которое я получила в 1933 г. от Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Он, между прочим, писал мне следующее: «Мало осталось товарищей, которые своими глазами видели начало твоей подпольной работы в Питере 90-х — 900-х годов, а я работал под твоим началом около 4 лет, видел твои первые шаги в качестве партийного руководителя и могу смело сказать, что до сих пор не встречал работников, которые, вступивши на поле подпольной деятельности, сразу оказались такими великими конспираторами и организаторами — совершенно зрелыми, умелыми и беспровальными.
Твой принцип — работать без провалов, беспощадно относясь ко всем растяпам, оказался жизненным и после Октября, даже в деятельности такого учреждения, как ВЧК-ОГПУ. Если мы имели большие конспиративные успехи, то и твоего тут капля меду есть — подпольную выучку, полученную в твоей школе, я применял, насколько умел, к нашей чекистской работе».
Большую работу по усилению влияния «Искры» в Петербурге проделал Иван Иванович Радченко («Аркадий»), который приехал по явке от Н. К. Крупской прямо ко мне и просил меня дать ему связи с «Союзом борьбы». И. И. Радченко был представителем Организационной комиссии по созыву II съезда партии и представителем организации «Искры». Я связала его тогда с секретарем Петербургского комитета Николаем Алексеевичем Аносовым, но и лично все время поддерживала с ним связь, и вся переписка «Искры» с Петербургом велась нами совместно. Много помогали при этом Варвара Федоровна Кожевникова-Штремер и уже упомянутый мною Николай Николаевич Штремер. Это были члены нашей «Искровской» организации, которая вела усиленную борьбу с «экономистами» — Токаревым, Аносовым и другими.
В. Ф. Кожевникова, по профессии фельдшерица, работала в Военно-медицинской академии в Петербурге, и у нее была одна из явок Петербургского комитета. Позднее она работала в Комковской психиатрической больнице, Новгородской губернии, и через нее шла связь с Новгородской организацией. Н. Н. Штремер, врач, также работал в Военно-медицинской академии в Петербурге. У него на квартире некоторое время был склад литературы и явка для приезжих. Впоследствии явка была у него и его жены В. Ф. Кожевниковой на станции Молосковицы, Балтийской железной дороги.
«Союз борьбы» и «Искра» не слились в Петербурге и имели на II съезде отдельных представителей. От «Искровской» организации представителем был выбран т. Шотман. Кандидатом от Петербургского комитета единогласно была выдвинута я, но затем вопрос был решен отрицательно: местная организация не могла отпустить меня из-за моих связей и невозможности заменить меня в области техники — адресов, квартир и т. д. Тогда был выбран Гольман («Игорь», «Адель»), но на границе он был арестован и на съезд не попал. А от «Союза борьбы» поехал кто-то другой, кто именно — не помню, кажется, жена Тахтарева.
Была еще организация примиренцев, к которой принадлежала группа врачей за Невской заставой (Лукомский и другие). Во время выборов делегатов на съезд эта организация также предъявила требование на одного представителя. Дело разбиралось в течение 3–4 заседаний комиссии, которая, согласно инструкции Организационной комиссии, должна была установить, имеет ли данная группа или организация право на представительство. Таким правом, насколько помню, пользовалась организация, которая могла доказать, что существует не то 3, не то 6 месяцев, имеет за собой не только комитет, но и действительных членов-рабочих, выпустила такие-то печатные или иным способом размноженные воззвания, прокламации или брошюры, газеты, провела такие-то собрания — пропагандистов, агитаторов, имеет столько-то рабочих кружков и т. д. Комиссия составлялась из представителей двух ближайших комитетов плюс представитель Организационной комиссии. В Питер приехала представителем от Тверского комитета Л. М. Книпович («Дяденька») и от Московского — не помню кто. Сначала на заседания пошел член Петербургского комитета В. П. Краснуха, но так как он не был посвящен во все мелочи организационной жизни как «Искровской» организации, так и «Союза борьбы» и примиренцев, то не мог ответить на ряд вопросов, и комиссия вызвала меня.
Чтобы проверить, нет ли слежки и прийти в комиссию «чистой», решено было, что за мной пойдет свой «шпик» — Р. М. Шапиро[13], которая в известном месте догонит меня и сообщит, все ли в порядке. Так и сделали. Оказалось, что за мной неотступно идут двое. Пришлось пуститься на хитрости. Так как мне необходимо было с Выборгской стороны попасть на Петербургскую, то я решила пешком перейти Сампсониевский мост и на Большой Дворянской взять первого попавшегося извозчика. Извозчики там редки, и, взяв его, я могу рассчитывать, что мои провожатые останутся с носом. Но удалось устроиться еще лучше. На середине моста меня обогнала Введенская конка, следом за нею послышалась и Михайловская. Не долго думая, я на ходу вскочила на площадку и так исчезла из поля зрения не только полицейских шпиков, но и товарища, следившего за мной. Так я благополучно добралась до комиссии и смогла дать все нужные разъяснения, которые позволили комиссии постановить, что за группой примиренцев не стоит никакой организации и потому они не имеют права на представительство на съезде.
