С этой целью было отпечатано большое количество бумажных денег царских времен (так называемых «екатеринок», т. е. сторублевок с портретом Екатерины). Для обеспечения их сохранности были сделаны оцинкованные ящики, в которые эти деньги были упакованы и переданы Николаю Евгеньевичу Буренину для сохранения их в Петрограде. Он закопал их, насколько я знаю, под Питером, где-то в Лесном, а впоследствии даже сфотографировал их раскопку, когда Советская власть окончательно утвердилась.
Тогда же на имя Н. Е. Буренина (как купца по происхождению) был оформлен документ о том, что он является владельцем гостиницы «Метрополь». Сделано это было с целью обеспечить партию материально.
В 1919 г. Я. М. Свердлов как председатель ВЦИК, исходя из необходимости готовить людей для руководства советскими органами на местах, так как никакого опыта у партийцев в этом направлении не было, создал курсы для подготовки советских работников. Находились они в теперешнем помещении театра Ленинского комсомола. Во главе курсов стояла старая большевичка Глафира Ивановна Окулова (Теодорович). Мне пришлось читать здесь курс лекций о работе партии в подполье. Это также свидетельствует о том, что партия стремилась иметь на всякий случай всесторонне подготовленные кадры.
Работа секретаря ЦК партии в это время еще более усложнилась. В ЦК были созданы два отдела: отдел национальных меньшинств и отдел молодежи. Работа первого из них была очень сложной, так как в число «меньшинств» входили не только национальные меньшинства Советской России, но и иностранцы. В этом отделе были представители французов (Жак Садуль), немцев (Артур Геванд), венгров (Бела Кун), чехов (Шмераль) и другие. Мне приходилось принимать участие на заседаниях этих групп, как владеющей иностранными языками.
В связи с финансовыми делами ЦК вспоминается такой момент, как оказание материальной помощи Компартии Финляндии в 1919 г. С этой целью были выделены украшения из драгоценных камней и драгоценные камни, и мне было поручено отвезти их в Петроград. Уложены они были в небольшой чемоданчик, и для обеспечения меня от всяких неожиданностей меня сопровождал работник ВЧК. В Петрограде я вручила привезенные драгоценности представителю Компартии Финляндии т. Сирола, которого я знала еще со времени моей жизни и работы в Финляндии в 1906 г.
Летом 1919 г., во время наступления против Колчака, произошли, как известно, разногласия о методах войны. Главком Вацетис подал в отставку. В ЦК партии был поставлен вопрос о новом главкоме. Троцкий настаивал на М. Д. Бонч-Бруевиче, как старом генерале-генштабисте. Наша военная «молодежь» резко возражала и выдвигала кандидатуру С. С. Каменева, бывшего полковника генерального штаба, который зарекомендовал себя как идущий в близком контакте с партией. И. В. Сталин целиком поддерживал эту кандидатуру. Голосование дало абсолютное большинство за С. С. Каменева. Троцкий вскочил и ушел, хлопнув дверью.
Встает в памяти и другой факт, относящийся к С. С. Каменеву. В сентябре 1919 г. было назначено заседание ВЦИК, на котором Сергей Сергеевич должен был сделать доклад о положении на фронтах. Это было его первое выступление перед правительством, так сказать, его «крещение». Помню, как он волновался за трибуной перед открытием заседания. Происходило это в помещении «Метрополя», в том зале, где сейчас, кажется, столовая. В своем докладе Сергей Сергеевич указывал, какую огромную роль в действиях Красной Армии играют коммунисты. Он сказал, что это заставляет требовать от комиссара немедленной присылки группы (ударного кулака) из коммунистов в те пункты, где произошел частичный прорыв или же фронт почему-либо слаб. Такой кулак, сказал Сергей Сергеевич, всегда исправляет дело: фронт усиливается, прорыв ликвидируется.
Осенью 1919 г. в воскресный день мне позвонил на квартиру Данишевский из Реввоенсовета и просил меня немедленно приехать туда, так как никого из членов ЦК в Москве нет, он ни до кого не может дозвониться, а дело не терпит отлагательства. Я попыталась всячески отговориться, как совершенно штатский человек, ничего не смыслящий в военных делах, но он настаивал, подчеркивая, что я — член ЦК и секретарь и потому обязана немедленно явиться в Реввоенсовет. Пошла. Меня немедленно провели к Данишевскому, а он повел меня в одну из комнат, где на большом столе была разложена карта европейской части Советской России, и показал линию фронта около Орла и тот прорыв, который только что произвел Деникин. С фронта телеграфировали, что необходима присылка ста коммунистов для создания кулака, чтобы немедленно заполнить брешь. Тут же из Реввоенсовета я позвонила в МК партии и сказала, что необходимо произвести мобилизацию 100 коммунистов и прислать их к 6 часам на Курский вокзал. Позвонила в Московский Совет, чтобы снабдили отъезжающих всем необходимым. А затем поехала в Серебряный бор на дачу к Л. Б. Каменеву, чтобы, во-первых, он, как председатель Моссовета, подтвердил мои распоряжения, а, во-вторых, явился бы к 6 часам на вокзал, чтобы сказать напутственное слово отъезжающим.
Все было в точности выполнено, и группа в полном составе и вовремя выехала на фронт.
Как правило, всегда по воскресеньям я бывала в ЦК или оставалась дома, чтобы рассмотреть все срочное, расшифровать телеграммы и т. д. Ведь никаких шифровальных отделов в то время в ЦК не было, и все — шифровка и расшифровка — производилось мною лично. На мое имя получались все шифры, которые и хранились в несгораемом шкафу в Секретариате ЦК или у меня дома в таком же ящике. Только в редких и уж очень спешных случаях мне помогала в этом деле Мария Абрамовна Шавер, моя, так сказать, воспитанница в партийном смысле, которая поступила ко мне как машинистка, беспартийная[24].
В Секретариате ЦК я работала до марта 1920 г. Накануне IX съезда партии возник вопрос о необходимости несколько обновить состав ЦК. На заседании ЦК при обсуждении этого вопроса я и Евдокимов заявили, что нас можно вывести. Но тут получился такой курьез: когда произвели голосование, то оказалось, что только я проголосовала за свой вывод, а Евдокимов проголосовал за свое сохранение. После IX съезда в Секретариате ЦК работали Крестинский, Серебряков и Преображенский.
Когда вопрос был решен, я обратилась к Крестинскому с вопросом, что же он мне поручит. Я предлагала взять на себя руководство всей канцелярией или орготделом. Крестинский ответил мне, что для руководства канцелярией он возьмет «специалиста», который сумеет поставить дело, как в каком-либо наркомате, и предложил мне работать в женотделе. Эта работа меня не влекла, и я отказалась.
Вскоре я заболела воспалением легких. Проболев месяц, я пришла по какому-то вопросу в Секретариат ЦК. Меня встретил Преображенский вопросом, как это я умудрялась справляться с корреспонденцией одна, а вот их теперь трое, а у него уже накопилась толстенная папка неотвеченных писем. У меня было правило — никогда не оставлять ни одного письма, ни одной бумаги не исполненной в день поступления; таким образом, у меня никогда не было залежей. Если я не успевала рассмотреть корреспонденцию вечером из-за заседания Секретариата или Оргбюро, то просматривала рано утром, до прихода на работу, и, таким образом, у меня все дела были «в ажуре».
23 апреля 1920 г. отмечалось 50-летие Владимира Ильича Ленина. Я болела и при всем желании не могла попасть ни лично к Владимиру Ильичу, ни на его чествование, организованное Московским комитетом. Желая доставить ему несколько веселых минут, я послала случайно сохранившуюся у меня карикатуру на юбилей Михайловского, нарисованную известным художником Карриком. Послала я ему эту карикатуру главным образом потому, что марксисты, пришедшие поздравлять Михайловского, были изображены маленькими детьми в коротеньких платьицах и костюмчиках и названы «марксятами». Вот я и писала Владимиру Ильичу, что тогда наша партия была в детском возрасте и людей в ней было очень мало. А теперь наша партия стала правящей. И это дело ваших рук, вашего ума, таланта. (Дословно, конечно, не помню, но смысл был таков.)
