«…Мерзавец Снейп не донимает? Если он как-нибудь навредит тебе или Гарри, сразу дай мне знать, и тогда я добьюсь того, что в школе он больше находиться не будет…»

В его обещания блондинка всегда верила, а потому не смела жаловаться на декана, даже несмотря на произошедшие на третьем курсе неприятные события.

«Сейчас, когда Крыса бесповоротно (пока что) сбежала от меня, и мой образ жизни начинает походить на бесцельный, я вспоминаю разговор, который нам не удалось закончить.

Ты говорила о том, что боишься так сильно, что не можешь делать что-либо, но ты солгала мне! На самом деле, это не так. Вопреки своему страху, ты можешь и делаешь. Твоя помощь была неоценима, хоть ничего и не вышло.

Встретив тебя впервые после двенадцати лет порознь и увидев герб Слизерина на твоей мантии, я решил, что для тебя всё потеряно; решил, что ошибался на твой счёт, но вскоре осознал, что ошибался вдвойне, и был рад, что, наконец, понял это. Ты оказалась таким же разочарованием для паршивых слизеринцев, каким я был для своей семьи. Для всех, кроме Лиры…»

Глаза сильно щипало, и девушка зажмурилась, проведя по векам ладонью. Послышался шорох, сообщающий о чьём-то приближении, что студентку, в прочем, несильно волновало. Это мог быть кто угодно.

«Однако теперь у меня новая семья — та, что я выбрал когда-то сам, и та, что ещё принимаю за семью. Больше я не одинокий узник…»

Ева подняла голову, глядя на совершенно неожиданно оказавшегося перед ней человека. Его яркие зелёные глаза, которые каждый сравнивал с глазами его матери, смотрели на слизеринку сквозь линзы круглых очков. Та не могла понять, что выражает его лицо, но с зрачков отчётливо считывала чувства.

Нечто до сих пор сжимающее изнутри сковало с большей силой, и девушка отложила письмо и поднялась с земли. Поттер неподвижно наблюдал за ней, не смея обмолвиться, а та боялась любых его слов.

Но вот она преодолела небольшую дистанцию и заключила друга в объятия, чего раньше никогда просто так не сделала бы, и, не в силах сдержаться, расплакалась. Гриффиндорец был заметно смущён и обезоружен болью одновременно.

— Прости меня, Гарри, — просипела она, не в силах выровнять дыхание. — Прости меня!

— Перестань, — твёрдо сказал тот, коснувшись рукой её плеча. — Ничего не говори.

Блондинка замолчала, но объятий своих не ослабила. Парень осторожно успокоительно провёл рукой по её спине и вздохнул, на мгновение прикрыв глаза. Совсем незначительное облегчение забралось в душу Хейг.

«Ты и Гарри — берегите себя. Вы оба находитесь в бесконечной опасности, но я буду спокоен, если вы будете вместе.

Для меня это очень важно

До встречи, Ева.

Уверен, что скоро мы встретимся.

С любовью, твой Оджи».

***

Стук колёс «Хогвартс-экспресса» приносил некое умиротворение. Ева слушала его, глядя на стремительно сменяющийся пейзаж за широким окном поезда. Позади неё остановилась Аяно, которая осторожно перебирала пальцами волосы приятельницы, вплетая в красивую ажурную косу. Блондинка чувствовала, как пальцы японки касались головы, и иногда чувствовала мурашки по всему телу — она обожала, когда кто-то её заплетал, но сама могла подпустить к своим волосам только бабушку или Кавагучи.

— Что бы не говорили вокруг люди, магия иногда бывает абсолютно бездушной, — задумчиво проговорила та, внимательно наблюдая за тем, чтобы пряди плелись равномерно.

— Почему? — без особого интереса спросила Хейг.

— Когда человек делает что-то руками, он получает совершенно другие ощущения, чем если бы то же самое он сделал взмахом палочки, — сказала брюнетка. — Магия облегчает жизнь, но её избыток лишает радости от простых и незначительных мелочей. И, полагаю, человек становится скупым.

Ева не ответила, но мысленно согласилась с одногруппницей.

— С магией человек становится жестоким, — глубоко уходила Аяно в размышления, и её тон изменился. — С магией человек может делать то, что без неё наверняка сделать бы не смог. Прямо как тогда… когда тот, что пытал меня заклятиями, потеряв палочку, не смог делать того же самое с моей катаной в руках. «Круциатус», смертоносное заклинание… Оно невидимо, неосязаемо, и человеку кажется лёгким лишать жизни вот так, а когда даёшь ему в руки нож, сомневается в себе, потому что ощущения от убийства собственными руками совершенно отличается от взмаха волшебной палочки…

Блондинка, заслушавшись, невольно вспомнила о магах, которым убивать руками было бы так же легко, как взмахом палочки.

— Поэтому, если уж убивать, то с уважением и осознанием. Чувствуя утекающую жизнь сквозь пальцы, а не испаряющуюся в воздухе от какого-то там заклинания…

— И именно так бабушка устранила того, кто пытал тебя, — бездумно заметила Хейг. — И теперь я понимаю, за что ты так сильно её уважаешь.

— Я не только с уважением отношусь к ней, — сказала однокурсница, постепенно подходя к завершению плетения. — Моё отношение — благодарность. И когда-нибудь я отдам свой долг.

— За столько лет заботы обо мне ты уже сполна его отплатила. — Слизеринка очень не любила, когда Аяно говорила о своём долге перед Лирой Блэк. — Ты поклялась защищать меня от напастей, но до сих пор добровольно отдаёшься в рабство. Мне не нужны слуги или подданные.

Ева почувствовала, как Кавагучи прекратила движение по волосам, и это не было хорошим знаком.

— Думаешь, я помогаю тебе, общаюсь с тобой и вообще нахожусь рядом только лишь потому, что должна миссис Блэк?

Та ничего не ответила, ведь всё это время именно так и считала.

— Что бы ты там не думала, я хочу, чтобы ты знала. Если бы всё было действительно так, как ты думаешь, то, поверь, наши взаимоотношения были бы совершенно другими. Но ты моя единственная и настоящая подруга, вне зависимости от того, как сама ко мне относишься. Запомни это.

Блондинка почувствовала, как резинкой та скрепила косу. Услышанные слова поразили до глубины души, и девушка впервые подумала, что всё это время абсолютно неверно оценивала свою однокурсницу. И обернувшись, столкнулась со взглядом. Японка улыбнулась, после чего махнула рукой и покинула купе, оставив слизеринку наедине со своими мыслями.

Время в дороге пролетело слишком незаметно. Ева не помнила, как брала вещи, сходила с поезда или проходила через волшебную арку, разделяющую мир волшебства, принесший много страданий, и мир маглов, простых людей, в котором она не видела ничего родного или утешающего.

Блондинка сделала всего несколько шагов и остановилась, придерживая рядом чемоданы.

Впереди в ожидании остановились знакомые люди — бабушка, «Грозный глаз» Грюм, профессор Люпин, Тонкс, мистер и миссис Уизли, Фред и… Джордж.

Последний уже заметил её и улыбнулся.

Губы девушки задрожали, и она, держась изо всех сил, сделала ещё несколько шагов и, не обращая ни на кого внимания, обняла его. Он не смутился и ответил на объятия, тихо посмеиваясь — не потому, что она казалась ему забавной, а просто от удовольствия. Она искала защиту и силу в нём, и это давало парню уверенности в том, что достать всё это для неё ему не составит труда.

— Не кисни, Хейг! — сказал он, не отпуская её. — Я уже знаю, что на этих каникулах тебе скучать не придётся!

Блондинка ничего не сказала в ответ, но рыжий почувствовал, как она сильнее сжала пальцами его новую кожаную куртку. Это непременно был хороший знак!

Солнце неспешно уходило в свою ночную гавань, однако в руках слизеринки покоилось особое, куда более горячее и доброе солнце. Впервые за долгое время она почувствовала спокойствие и умиротворение, чего не ощущала давным-давно; эти объятия напомнили о том, как Сириус обнимал её в последний раз, в той забытой комнате в Отделе тайн, когда на них стеклянными глазами смотрел её родной отец.