– Мужчина, вы рыбу брать будете? Не задерживайте других!

– Мне переодеться нужно и деньги сдать, – наконец еле слышно пробормотала она.

– Только быстро. Я жду.

На возмущенные голоса покупателей вышел хозяин торговой палатки. Среднего роста мужик, плотный, густо заросший темной растительностью на голове и лице.

– Алена, рабочий день, куда ты?

– Азат, за мной приехали.

– Э-э! Кто приехал? У тебя работа! Алена! Я тебе плачу, и хорошо плачу!

– Ты в курсе, что ей только четырнадцать исполнилось? – грозно спросил его Вадим.

– Э-э! Какой четырнадцать? Ей шестнадцать давно. Зачем говоришь так? Она у меня год торгует, семью кормит. Мать пьет, и отчим не работает. Она всех одна тянет. Ты ей платить будешь? Да? – возмутился Азат.

Алена от его слов смутилась до слез и вжала голову в плечи.

– Это мое дело. Работать она у тебя больше не будет, – сухо бросил Вяземский, смерив работодателя Алены спокойным и твердым взглядом.

– Вот! Зачем так грубо? Зарплата маленькая? Я прибавлю ей. Она мне выручку хорошую делает. Сколько хочешь? – Азат все больше распалялся. Его мясистые губы были растянуты в улыбке, а черные глаза сверкали праведным гневом.

Алена тем временем переоделась в новый пуховик, аккуратно сложив старый в пакет, и вышла из палатки. Она отдала выручку Азату и, дожидаясь, пока он пересчитает купюры, встала возле Вадима.

– Готова? Пойдем в машину.

– Алена, я буду ждать. Ты хорошо работаешь. Приходи, когда сможешь, – крикнул он девочке на прощание.

В машине Вадим продолжал ее отчитывать, но потом запал угас, и он спокойно решил прояснить для себя:

– Я не понял, у тебя времени свободного много? – Он оглянулся и строго посмотрел на нее. – Я найду, чем тебе заняться. Поехали в школу искусств, – сказал он водителю. – На Парадной, где мы были на той неделе.

– Я уже по возрасту опоздала туда…

– Ничего, – не оборачиваясь, пробормотал Вяземский. – Это частная школа. Индивидуальные педагоги. Я узнавал.

В здание школы они вошли вдвоем. Не спрашивая ее согласия, он записал ее в студию обучения игре на фортепиано. Алена хотела возразить, но, увидев выражение его лица, благоразумно промолчала. Они молчали и всю обратную дорогу до дома. Алену высадили возле подъезда, и она стояла на тротуаре, глядя вслед удаляющейся машине, до тех пор, пока джип не скрылся за соседним домом. Потом девочка обреченно вздохнула и вошла в подъезд. Только сейчас Алена почувствовала, как сильно устала и замерзла, а тут еще начали отходить замерзшие на морозе руки, и она сморщилась от боли. Она привычно потерла их друг о друга и, сжав в кулачки, поднесла к губам. Пальцы плохо слушались, с трудом удерживая ключ. Наконец-то она попала в благословенное тепло дома. До вечера она успела отдохнуть, сделать уроки и приготовить ужин.

Услышав мелодичную трель дверного звонка, Алена подошла и открыла замок. Вадим вошел, и по выражению его лица было непонятно, будет он ее и дальше воспитывать или нет.

– Привет! Как дела? – бодро спросил он как ни в чем не бывало.

– Нормально. Уроки сделала. Ужин готов, – отрапортовала Алена, не поднимая глаз.

– Молодец! Можешь накрывать на стол, я пока в душ.

Усаживаясь на свое место за столом, он с удивлением вперил свой взгляд в тарелку:

– Это что?

– Форель, запеченная в духовке под сырным соусом, – терпеливо пояснила она и села напротив него. – Вы же сами сказали, что вам нравится запеченная форель.

– Сказал. Но я уж не думал, что ты воспримешь все так буквально. Спасибо.

Он посмотрел на нее и, накрыв ее руку своей рукой, проговорил, волнуясь:

– Ален, должен тебе сказать… Прости. Я был с тобой груб сегодня. Вел себя как болван и деспот. Наговорил тебе всего, а потом сам переживал весь день, – проникновенно произнес он. – Ты тоже должна меня понять, тем более, у меня есть некоторые извиняющие обстоятельства.

Она посмотрела на него и тепло улыбнулась:

– Я поняла и не обиделась.

– Выслушай меня. Я, как твой опекун, переживаю за тебя и несу определенное бремя ответственности. Я должен тебя воспитывать и предоставить нормальные условия для жизни. Думаешь, я ничего не понимаю? Я признаю, что у нормального четырнадцатилетнего подростка идет активный процесс сепарации, он хочет все решать сам и ему нужно давать такую возможность, за исключением вопросов жизни и здоровья.

– Хорошо, я все поняла. Только воспитывайте, пожалуйста, без фанатизма.

– Согласен. – Он усмехнулся, вспоминая советы психолога, которому звонил днем. – Не хочу, чтобы ты так бездарно тратила свое здоровье. После пневмонии тебе следует поберечься. Тебе учиться нужно. Читай, смотри фильмы. Наверстывай то, что упустила.

Он помолчал и начал с аппетитом есть, потом ему в голову неожиданно пришла очевидная мысль, и он, положив приборы в тарелку в знак «паузы», поинтересовался:

– Подожди, может, тебе нужно больше карманных денег, чем я даю, и ты поэтому опять пошла на рынок?

– Нет. Мне хватает.

– Ален, может, тебе нужны какие-то вещи, так ты скажи… Поедем и купим, в чем проблема? – Он кинул на нее внимательный взгляд и, слегка наклонив голову, приготовился выслушать ее.

– Вадим! Да столько вещей, сколько вы мне купили, у меня никогда не было. Просто… Просто те деньги, что зарабатываю на рынке, я отдаю маме, – несмело добавила она, виновато глядя на него.

– Твоя мама может работать сама, но она предпочитает пить.

– Все не совсем так. – Пара слезинок, скатившихся по ее лицу, упали в тарелку. – Просто она больна. Это сильнее ее. Я знаю.

Вадим положил подбородок на согнутые в локтях руки.

– Ты часто ходишь туда?

– Раз или два в неделю. – Она увидела недовольный взгляд Вадима и предприняла отчаянную попытку оправдаться: – Вадим, я только готовлю им и сразу ухожу. Если не будет еды, они совсем пропадут.

– Твою мать нужно лечить. Поговори с ней. Я договорюсь с платной клиникой, оплачу лечение. – Он дотронулся до ее руки.

– Нет. Она не соглашается. Я пробовала уже говорить об этом, но все заканчивается бранью, слезами… – Она безнадежно махнула рукой.

– Значит, остается только принудительное лечение. Я подумаю, что можно сделать.

– Вадим, давайте потом… Иначе она обидится на меня окончательно. – Алена умоляюще смотрела на него.

– Как ты не поймешь, сама она не остановится. Ее не остановила даже возможность лишиться родительских прав. Если бы твой отец не оформил опекунство, ты бы давно жила в детском доме, – терпеливо пытался объяснить он.

– Я знаю, – прошептала она. – Только и отцу я не нужна. У него другие дети, другая жена, которых он любит.

– Не расстраивайся. Тебе просто не хватает материнской любви. Мне тоже этого не хватает, но я же живу. Теперь нас двое таких. Мы с тобой одной крови, помнишь, как в мультике?

– «Маугли». – Она несмело улыбнулась.

– Будем заботиться друг о друге. Я буду зарабатывать деньги, а ты будешь готовить нам еду. По-моему, равноценно! Выживем! – Он неожиданно поймал себя на мысли, что больше не связывает свое будущее с Жанной. Он задумался.

– Вадим, а ваша семья где живет? – Она смахнула слезинки с ресниц.

– Семья? – очнулся он. – Родители давно развелись, когда мы с братом были еще маленькими, и поделили нас.

– Как это? – удивилась Алена.

– Ну как? – переспросил он, вооружаясь столовыми приборами. – Я остался с отцом, а младшего брата забрала мать. Отец так и не женился, но с нами жила бабушка. Она была замечательной женщиной. Отца нет, он давно умер, и бабушки уже нет. Мать живет в Москве с младшим братом. Она так любит его и балует, что ей не до меня. Ей всю жизнь было не до меня. Я помогаю им деньгами, потому что они оба не работают. Каждый месяц. Но никаких других отношений, кроме денежных, между нами нет. Я давно понял: людям опасно доверять. Сегодня они клянутся в верности и честности, а завтра тебе в спину летит нож. И нисколько не удивляет, что этот самый нож всадит тебе твой самый родной человек. Потому что он знает, где тебе больнее всего… Вообще, Ален, давай закроем эту тему. Я не хочу говорить больше об этом. Может, потому, что еще не отболело? Наверное, с годами я посмотрю на эту ситуацию с другой стороны. – Он снова принялся за еду.