Что предпринять? Увести колонну из двухсот человек в глубь леса и попытаться найти другую дорогу? Но где гарантия успеха? Костин подал команду «Вперед» и сам занял место в голове колонны. Суходолов и Копелев задержались, чтобы разъяснить курсантам, как следует соблюдать тишину.

Возле дороги в поле расположилось десятка два танков. Курсанты проходили рядом с ними. Вражеские танкисты, вероятно, спали, даже не выставив охранения. Проходя рядом с танком, Костин подумал: «А что, если кто-нибудь из курсантов забудет про осторожность и швырнет в него гранату?» И тут же он услышал шепот: «Не смей! Погубишь всех!..» Костин остановился как вкопанный. К счастью, многие командиры чересчур горячих курсантов не выпускали из поля зрения, сдерживали.

Утром подходили к Малоярославцу. Встретили красноармейца на коне, который сказал: «В Ярославце наших частей нет, а дивизия окапывается за рекой Мочей». Чувство облегчения охватило всех. Вот они рядом, наши войска. Решили сделать привал в кустарнике на склоне бугра. Справа как на ладони был виден город с пустыми улицами. Внизу небольшая река поблескивала на солнце льдом.

Настроение у всех было приподнятое. Даже раненые, несколько суток не менявшие бинтов, и те приободрились. Появился Гиммельфарб и возбужденно доложил:

— Товарищ полковник! Направо от нас из леса выходит колонна фашистов! Направляется в город!

— Их не больше батальона! Вот бы ударить!

Там и тут слышалось лязганье затворов автоматов, винтовок.

Появились майор Копелев, лейтенант Никольский и другие командиры.

— Товарищ полковник! Давайте ударим в последний раз, по-курсантски!

— Приготовиться к атаке! — скомандовал Костин. — Без сигнала не стрелять! — еще раз предупредил полковник.

На опушке леса показались цепи фашистов. Двигались одна за другой, словно на параде. Офицеры впереди. Это, очевидно, была какая-то новая часть, прибывшая из тыла. Не хватало только оркестра. Костин уже прикидывал, что цепи будут проходить своим флангом, примерно в километре отсюда.

Огляделся и вдруг увидел выползавшие из леса справа и сзади, всего в полукилометре, вражеские танки.

Многие курсанты уже высматривали для себя цели, и поданную команду могли понять неправильно, броситься в атаку. Полковник Костин поднялся во весь рост и стал руками показывать в сторону танков. Внимание бойцов приковал вначале шум моторов, затем они увидели и сами танки. Так удалось предотвратить катастрофу.

Танки, стреляя по противоположному берегу реки, обогнали свою пехоту и приблизились к городу.

Лейтенант Никольский сообщил, что справа к реке движется вражеская пехота.

Выход был один: быстро преодолеть реку, берега которой густо поросли кустарником. Разведчики ринулись в воду. После недолгих поисков они обнаружили брод до полутора метров глубиной. Полковник приказал всем раздеться и с оружием над головой начал переправу. Лед был не толстый и, раздвигая его руками, курсанты один за другим выходили на противоположный берег в расположение занявших оборону войск.

Мало осталось курсантов подольских училищ, героически защищавших Москву в трудные октябрьские дни 1941 года.

Многие эпизоды этого подвига остаются еще нераскрытыми. И каждая встреча автора этих строк, Ивана Семеновича Стрельбицкого, с участниками боев на ильинском рубеже — это новая страница…

Даже через толщу лет, прошедших после окончания войны, чувствовалось ее горячее дыхание. Это можно было заметить и на лицах, и в интонации голоса участников боев на ильинском рубеже. Особенно обращал на себя внимание Александр Иванович Оношко — бывший курсант Подольского пехотного училища. Взгляд его больших, выразительных глаз был взволнованным, лицо нервно подергивалось.

Направляемся к рубежу обороны. Миновав мост через речку Выпрейку у села Ильинское, мы оказались возле пулеметного железобетонного дота. На нем еще сохранились следы вражеских снарядов и бомб. Слушаем взволнованный рассказ Оношко.

— Я родился в двадцатом, в бронепоезде на Туркестанском фронте. Командиром и комиссаром поезда был отец. Мать служила там же медицинской сестрой. Рос я среди военных и еще мальчишкой мечтал стать военным. — Он на минуту остановился и снова продолжал: — В начале войны нас, нескольких бойцов, окончивших полковую школу, направили в Подольское пехотное училище. Пятого октября сорок первого с пулеметной установкой мы выехали на фронт. Нас привели к этому бетонному доту и объявили: «Ваша боевая задача — не допустить фашистов к мосту и прикрывать своим огнем расположенный слева орудийный дот».

Оношко осмотрелся по сторонам, как бы уточняя местность, затем быстро поднялся на боевое покрытие дота.

— Тогда здесь было открытое поле. Лес, который шумит сейчас, вырос позднее. Взяв с собой несколько коробок с патронами, мы разместились в доте, установили пулемет «максим». Дот был замаскирован под стог сена. Я был командиром пулеметного отделения, в расчете — пять курсантов, из них четверо из Коми АССР. Вскоре начались ежедневные бомбардировки. Тогда мы не догадывались, что вражеские летчики стремились сорвать маскировку и тем самым обнаружить железобетонные огневые точки. Вдруг мы увидели, как прямым попаданием бомбы разметало сарай над орудийным дотом. Во все стороны разлетались комья земли, обломки досок, и обнажились его светло-серые бетонные стены.

— А как же с артиллеристами? — спросил кто-то из ветеранов.

— Мы сразу же бросились к ним на помощь. К счастью, бомба не пробила метровую толщу боевого покрытия, по пушкарям досталось: амбразура дота была широкой, и осколки залетели в каземат, ранив двух курсантов. Кстати, и нам доставалось. Броневой заслонки на амбразуре тоже не было. Залетали осколки, проникала гарь. А налеты с каждым днем усиливались.

С ребятами из орудийного дота мы быстро подружились. Это были курсанты Подольского артиллерийского училища, комсомольцы. Душа радовалась, глядя, как они били фашистские танки перед мостом. Мы тоже не терялись и пулеметным огнем пришивали вражескую пехоту к земле! — Оношко размахивал руками, глаза его горели. Он снова переживал радость боевых успехов.

— Когда гитлеровцы убедились, что в лоб нас не возьмешь, они перешли к ночным действиям, стали засылать к нам диверсантов. Ночью то справа, то слева слышались автоматные очереди, взрывы ручных гранат. А утром нам сообщили, что гитлеровцам удалось пробраться к одному из наших дотов и забросать гарнизон ручными гранатами.

Артиллеристов в орудийном доте было больше, чем нас, — десять курсантов и два командира. Особенно запомнился лейтенант, кавказец. Это был настоящий герой. Он не мог усидеть на месте и все придумывал, как бы больше уничтожить фашистов. Жаль, фамилию его забыл!

— А если я покажу вам фотографии артиллеристов — узнаете?

— Да, конечно!

Среди десяти фотографий Оношко сразу указал на карточку лейтенанта Деремяна и радостно воскликнул: «Вот, вот он!» И продолжал свой рассказ:

— Как-то под вечер пришел к нам лейтенант Деремян и говорит:

— Пехоты у нас осталось мало. Давайте на ночь устроим засаду у самой речки. Фашисты хотят забросать наши доты гранатами, а мы перехватим их.

Лейтенант мне нравился, и я согласился. Оставил за себя одного бойца, а сам с ручным пулеметом поступил в его распоряжение. С наступлением темноты мы укрылись в кустарнике у самой речки. Холодно, зуб на зуб не попадает. Ждали долго. Но вот послышался шорох, показались силуэты ползущих фашистов. Много ли их? — мелькнула мысль. А лейтенант шепчет: «Не стрелять, пока не переправятся через речку. Нам их автоматы нужны!»

Как так не стрелять? Он почувствовал мое нетерпение и снова шепчет: «Спокойно, дарагой, шашлык будет первый сорт!» Его шутка меня успокоила.

Без шума гитлеровцы переправились на наш берег. «Ползут прямо на нас, видимо, наш дот их интересует», — подумал я. Гитлеровец улегся в одном шаге от меня. Слышно его прерывистое дыхание, вот он отвинчивает пробку на фляге и, стуча зубами, жадно пьет. «Пора!» — думаю, делая движение, но лейтенант молча сжимает мой локоть. Лежу не дышу, кажется, сердце разорвется, ведь сейчас немец перестанет пить и услышит мое дыхание. Не помню, по команде или так мы открыли огонь из пулеметов в упор. Что произошло — трудно передать! Даже сейчас волнуюсь, когда вспоминаю: ни один из них и выстрела не сделал. Кто уцелел, сразу плюхнулся в воду.