Алексей Леонов так вспоминает о подготовке к выходу в космос: «Нашему полету с Павлом Ивановичем Беляевым предшествовала большая напряженная подготовка, которой живо интересовался Сергей Павлович. Главным в программе полета, естественно, он считал выход в космическое пространство. Надо было испытать скафандр, автономную систему жизнеобеспечения. Надо было узнать, как сказывается перепад температур от -130 до +140°, как влияет на человека вакуум. Надо было проверить, может ли человек вообще что-либо делать в открытом космосе. Ведь в будущем придется заниматься сборкой орбитальных станций, монтажом всевозможных конструкций.
Что представлял собой мой скафандр? Это целый космический корабль, только маленький, уменьшенный до величины человеческого тела.
Операции по выходу мы отрабатывали и в невесомости — в полетах на ТУ-104, где помещался корабль, шлюзовое устройство. Невесомость, как известно, на самолете получается непродолжительная — 40–50 секунд. А затем наступает перегрузка, 3—4-кратиая. И не раз получалось так: невесомость пропадает и космонавт во всем снаряжении грохается на пол.
Шлюзование — более сложный способ, но менее опасный, а выход с разгерметизацией кабины менее сложен, но зато более опасен, ибо в этом случае в вакууме оказываются все члены экипажа и все оборудование корабля. Поэтому мы понимали, что наибольшее распространение получит первый способ. Так будет при монтаже крупных орбитальных станций. Так будет и при выполнении множества больших и малых работ в открытом космосе. И, несмотря на то что установка шлюза на корабле „Восход“ была сопряжена с определенными трудностями, специалисты во главе с С. П. Королевым пошли на это.
Шлюз (это весьма сложное инженерное сооружение) был выполнен в виде складывающейся конструкции. В сложенном виде он занимал объем в четыре раза меньший, чем в развернутом. В этом проявилась большая сметка и большой талант наших конструкторов и инженеров.
Во время подготовки эксперимента мы ни на минуту не забывали требование Сергея Павловича Королева действовать в тесном контакте с разработчиками. Вместе думали о компоновке пультов, конструкции замков на скафандре, устройстве фала. Мы предложили изменить форму среза шлюза, установить поручни. Словом, работали дружно».
Был в полете и эксперимент, не предусмотренный программой. Алексей Леонов вспоминает о нем не без смущения:
«О холодной сварке в космосе мы не располагали тогда достаточными сведениями, и некоторые специалисты выражали опасение, что металлические детали, соприкасающиеся друг с другом, могут подвергнуться такой сварке. Подумали, как избежать этой неприятности. Все металлические поверхности шлюза покрыли экранно-вакуумной изоляцией. А чтобы проверить возможность холодной сварки в космосе, я на свой страх и риск провел такой опыт. Еще до полета изготовил три металлические пластинки — железную, латунную и алюминиевую и соединил их болтами. При выходе в космос положил их в наружный карман скафандра. Так они оказались в открытом космосе. После полета выяснилось, что никакой сварки не произошло. Тогда я с видом победителя вручил пластинки Сергею Павловичу. Он хитро прищурился и сказал:
— Тоже мне экспериментатор-самоучка! Они и не могли свариться: соединять-то их надо было не на земле, а в космосе, к тому же в кармане у тебя не ахти какой был вакуум — сам скафандр хоть и немного, но газит».
Сергей Павлович в одной из своих статей так оценил полет «Восхода-2»: «Полет Юрия Гагарина открыл эпоху космической навигации. А эпоха работы человека в свободном космосе началась в истекшем 1965 году, в тот мартовский день, когда Алексей Леонов шагнул из шлюза в открытое пространство и свободно поплыл в нем.
Перед экипажем… была поставлена труднейшая, качественно иная, чем в предыдущих полетах, задача. От ее успешного решения зависело дальнейшее развитие космонавтики, пожалуй, не в меньшей степени, чем от успеха первого космического полета. Павел Беляев и Алексей Леонов справились с ней, и значение этого подвига трудно переоценить: их полет показал, что человек может жить в свободном космосе, выходить из корабля, не чувствовать себя ограниченным его стенами, он может работать всюду так, как это окажется необходимым.
Без такой возможности нельзя было бы думать о прокладывании новых путей в космосе».
Особенно отметил Сергей Павлович методику выхода Алексея Леонова в космос. Как известно, Леонов выходил в свободный космос через шлюзовую камеру, без разгерметизации всего корабля. Павел Беляев находился все время в герметической кабине в отличных условиях, поддерживал связь с Землей, следил за передвижением и действиями товарища и производил операции по управлению полетом.
«Такая программа эксперимента, — делал вывод Сергей Павлович, — единственно правильна и обоснована методически… Разгерметизация корабля, несомненно, затруднит все работы.
Конечно, выход в свободный космос через специальный шлюз осуществить технически сложнее, и главное — для этого нужно предусмотреть на борту довольно значительный запас веса. Но только этот путь полностью решает задачу, ради которой, собственно, и делается выход в свободный космос».
Сергей Павлович перешел к новым делам. Встретив космонавтов 23 марта в Москве, он в начале апреля опять улетел в командировку. Вернулся накануне Дня космонавтики. Вечером 11-го был в Звездном городке на торжественном собрании, потом зашел к Гагариным на чашку чая.
В мае 1965-го руководил запуском станции «Луна-5». Она достигла Селены в районе Моря облаков.
Если бы воспроизвести маршруты всех поездок по стране Сергея Павловича, карта покрылась бы густой сеткой. Недаром его, налетавшего свыше миллиона километров, руководители Гражданского воздушного флота наградили двумя памятными знаками: «За налет миллиона километров» и «За безаварийный налет».
…Начало июня 1965 года. Сергей Павлович снова на космодроме. Предстоит запуск станции «Луна-6». Несмотря на напряженную работу, он часто пишет домой. Вот одно из его писем:
«4.6.65. Байконур… Здесь у меня все идет нормально, по графику. Даже жара и та по графику: было +36°, вчера +37°, а сегодня обещают +40° в тени. Как говорится, в среднем я переношу тепловой заряд довольно хорошо».
8 июня «Луна-6» отправилась в свой путь. Поначалу она тоже шла по графику. 8 и 9 июня состоялось 12 сеансов связи. В конце дня 9 июня во время проведения коррекции траектории автоматы осуществили ориентацию станции. Станция прошла в 160 тысячах километров от Луны. И все же этот эксперимент приблизил решение проблемы мягкой посадки на Луну автоматической станции…
Те, кто работал с Сергеем Павловичем, дивились точности его предвидения. Когда начали проектировать станцию для мягкой посадки на Луну, конструкторы выспрашивали его, как делать станцию, чтобы она не зарылась в лунную пыль, о которой так много тогда, говорилось и писалось. Сергей Павлович прищурился, словно хотел что- то рассмотреть вдали, и негромко, но твердо сказал:
— Пыль посадке не помеха…
Заслуженный летчик-испытатель М. Л. Галлай рассказывает любопытный эпизод. На одном из совещаний снова остро встал вопрос о том, какой характер имеет поверхность Луны. «Твердая она», — повторил свое мнение Королев. Но скептики, присутствовавшие на совещании, не унимались. Смысл их высказываний можно выразить примерно так: «Это хорошо, что Сергей Павлович уверен в твердости поверхности Луны, но ведь официально об этом нигде ничего не сказано». Тогда Королев вырвал из блокнота листок и на нем размашисто вывел: «Луна твердая. С. Королев». И протянул листок тому, кто говорил о необходимости официального документа.
Да, Королев умел предвидеть и умел брать ответственность на себя за достоверность своего научного прогноза. И запущенная уже после его смерти станция «Луна-9» подтвердила его прогноз…
Б. В. Раушенбах и Ю. В. Бирюков, выступая на XIII Международном конгрессе по истории науки, подчеркивали умение С. П. Королева предвидеть и его неутолимое стремление создавать все новые и новые конструкции. Под его руководством, как уже было сказано, создавались спутники — от первых до «Электрона» и «Молнии-1», первые станции «Луна», «Марс», «Венера», корабли «Восток» и «Восход». И он не только руководил их проектированием, постройкой, испытанием, но и вносил в конструкцию основных систем на этих аппаратах свой личный творческий вклад.
