Очень были рады, получив Ваше письмо. Очень рады за Вас, что все потихоньку проходит. Мы здесь отдыхаем хорошо, правда, вместе было бы интереснее и, наверно, лучше. Правда, здесь есть знакомые товарищи по нашей совместной работе, и мы с ними вместе встречались. Они очень просили передать Вам привет.

Но наш отдых подходит к концу. Сегодня мы улетаем. На несколько дней решили заехать в Оренбург к Валиным родным. Отдохнули мы хорошо. Солнца было много, вода теплая. Купались, загорали, ловили рыбу, ездили в гости в Форос.

Девчонки наши загорели, поправились, особенно мы волновались за Лену. Ведь она в прошлом году почти все лето болела. Сейчас выглядит хорошо, крепенькая девочка, купалась со мной в море. А Галя, та вообще как колобок. Больше в ширину, чем в высоту. Девчонки хорошие, послушные.

Валя здесь почему-то чувствует себя не очень хорошо. Несколько понижено давление, временами слабость. Я ее пытался уже и в море дольше купать, больше ходить с ней гулять. Вместе ездили на рыбалку, она этим очень увлеклась, сейчас себя чувствует лучше.

Несколько раз были в гостях у ребят (космонавтов. — П. А.), они тоже приезжали к нам. Я их возил в заповедник, на форелевое хозяйство. Там есть замечательная площадка — тишина, спокойствие. Варили чудесную уху и жарили шашлыки. Нам там очень понравилось, очень жаль, что Вас не было вместе с нами…

В Оренбург летим через Куйбышев и там будем ночевать.

Из Вашего письма все понял, очень жду встречи в Москве. Я туда прилечу числа 15-го. Мы все очень Вам желаем хорошо отдохнуть, поправить здоровье, так чтобы подобного вообще никогда больше не случалось. Я с Ниной Ивановной хочу посоревноваться. Какой загар лучше: крымский или кавказский?

Желаем Вам всего самого, самого доброго, главное — хорошо отдохнуть. До свидания, до встречи в Москве.

Искренне уважающие Вас Юра, Валя, Лена и Галя.

8.10.62 г.».

Оба они начинали свой путь в жизни в профессиональных школах. Сергей Павлович учился на черепичника, Юрий Алексеевич — на литейщика. И нередко при разговоре они вспоминали об этом.

Вернувшись из поездки в Чехословакию, Юрий Гагарин рассказал Сергею Павловичу, что чешские металлисты преподнесли ему бронзовую фигуру литейщика. «Этот подарок, — рассказывал Юрий, — живо напомнил мне начало трудовой жизни. И я сказал рабочим: „Куда бы ни довелось мне еще полететь на космическом корабле — к Луне, Марсу или какой-нибудь другой планете, — я в душе всегда останусь рабочим…“ Сергей Павлович выслушал рассказ Гагарина с большим одобрением. „Всегда останусь рабочим“, — с удовольствием повторил он слова Юрия Алексеевича, видимо имея в виду и свою рабочую молодость.

Когда Сергей Павлович однажды заболел и лежал в больнице, его навестили Гагарин и Николаев. Тут же была и Нина Ивановна. Сергей Павлович, обращаясь к ней, попросил:

— Принеси мне другие часы. Эти стали.

— Хорошо, — пообещала жена.

Юрий Алексеевич немедленно снял с руки свои часы и протянул Королеву.

— Возьмите мои, пожалуйста.

Сергей Павлович отказывался, но Юрий Алексеевич настоял на своем.

— Считайте это моим подарком.

— Тогда надо на них что-то написать, — согласился наконец Королев.

— И напишу, напишу, — горячо обещал Гагарин. — В память о первом полете.

Сергею Павловичу Королеву и Юрию Алексеевичу Гагарину выпала большая честь — стать первооткрывателями космоса. И они оказались достойными выпавшей им чести. В летопись мировых событий навеки вписаны их дела и имена».

Но вернемся к маю 1961 года. В те дни Сергей Павлович был весел, возбужден, двигался бодро, молодцевато, хотя и подчеркивал, что ему уже пятьдесят четыре года.

Была у Сергея Павловича заметна любовь применить к случаю крылатое присловье, процитировать стихи. Это отметил и первый командир группы космонавтов Е. А. Карпов. Он вспоминал, как Главный Конструктор читал первооткрывателям космоса лермонтовские стихи:

Была еще заметна оригинальность взгляда Сергея Павловича на привычные вещи, обыденные явления. Как-то он спросил космонавтов: а умеете ли вы учиться? Никто из них, оказывается, и не задумывался об этом. Королев пояснил, что речь идет не о том, освоят они космический корабль или нет. Освоят, в этом нет сомнения. Ну а дальше? Главное — не допускать остановки, все время «пополнять свои конспекты». Поучитесь в инженерной академия, и после нее опять придется «пополнять конспекты», все глубже проникать в самую суть того необъятного предмета, которым мы занимаемся. «Только постоянно учась, можно творить новое», — закончил разговор Сергей Павлович.

В другой раз он посоветовал космонавтам «не разрывать того, что делается на земле, с тем, что завтра будет делаться в космосе, самим включаться в научно-исследовательские и испытательские работы». И призвал их: не зазнаваться. Гагарин, присутствовавший при разговоре вместе с товарищами, от своего и от их имени заверил: «Это полностью исключается!»

Сергей Павлович ярко говорил о перспективах освоения космоса: «Космос в будущем — это, во-первых, транспорт. Сейчас до Австралии 12 часов лету. А через космос — тридцать минут. Ну пусть не тридцать минут, а час. Учтем взлет и торможение без особых перегрузок. Во-вторых, космос в ближайшем будущем — это трансляция телепередач. Спутники — это навигация самолетов и кораблей. А предсказание погоды? Солнечную радиацию изучать с Земли — кустарно. Надо поднять один специальный спутник в направлении к Меркурию. Он бы изучал радиацию и сообщал нам необходимые данные».

«Недавно, — сказал Сергей Павлович, — мы отдыхали в Кисловодске. Гневышев пригласил нас побывать в высокогорной обсерватории, понаблюдать, что происходит на Солнце. Видели взрывы. Но все это через атмосферу, а со спутника можно без препятствий. А вспомните предложение Циолковского организовать заатмосферные оранжереи для выращивания пшеницы и кукурузы. Когда я напомнил об этой идее в ЦК, мне попало. И правильно сказали: „Не отвлекай. На земле еще не все использовано“».

У К. Э. Циолковского тоже спрашивали, когда человек полетит в космос. Константин Эдуардович так ответил тому, кто задавал этот вопрос:

— Ни вы не полетите, ни я не полечу.

Потом назначил срок определеннее:

— Вот комсомол полетит.

Он говорил о тогдашнем поколении комсомольцев.

Если Циолковский и ошибся, то лет на десять. Может, и в прогнозы Королева история внесет поправку на оптимизм?

Еще в Сочи, на отдыхе, Сергею Павловичу не давала покоя мысль о предстоящем новом полете человека в космос. Главный вопрос — на сколько витков рассчитывать полет?

Медики и некоторые другие специалисты сходились на том, что должно быть сделано три витка. Почему? После первых трех витков посадка приходилась на нашу территорию. Чем больше брать число витков, тем дальше будет место посадки. От 8-го до 13-го витка посадка приходится на Атлантический океан. Только через сутки вновь возникает возможность садиться дома. Но такую длительность полета никто тогда не брал в расчет.

Н. П. Каманин и видный медик В. И. Яздовский выехали в Сочи с предложением врачей: быть второму полету из трех витков.

Встретились с Сергеем Павловичем у моря. Шумно налетала волна на берег, майское небо хмурилось, уже падали редкие капли дождя. Но собеседники, возбужденные разговором, не уходили. Королев решительно сказал: «Летать будем сутки. Нужна глубокая проба, чтобы космонавт не просто мелькнул в космосе, но и жил там, работал. Тогда только можно сказать, что мы прочно стали на орбите». Его слегка загоревшее лицо отражало непреклонность.

Павел Попович вспоминает, что из наблюдений за поведением животных в космических полетах было известно, что через 6–7 витков они начали вести себя беспокойно. Почему? Никто не знал. Эту загадку можно было разгадать лишь в длительном полете человека.