«В дни запуска первого спутника, — вспоминает академик Благонравов, — я находился в Соединенных Штатах Америки. Меня ученые там буквально засыпали вопросами. Как это СССР опередил США? Значит, межконтинентальная баллистическая ракета у вас — не блеф? Не вкралась ли опечатка в цифру веса вашего спутника — 83 килограмма, ведь наш первенец будет весить всего несколько фунтов?

Как мог, я разъяснял заблуждения американских коллег. Нет, опечаток не было. Более того, уже готовится второй спутник весом в полтонны…»

Когда Сергей Павлович вернулся в КБ, он ознакомился с тем, что писали за рубежом о первом спутнике. «Оказывается, не только в политике, но и в технике есть твердолобые!» — шутил он по поводу тех зарубежных специалистов, которые продолжали утверждать, что Советский Союз значительно отстает от Соединенных Штатов в создании межконтинентальной баллистической ракеты.

Полет искусственного спутника Земли, казалось бы, совсем исключил возможность для таких высказываний.

Но «твердолобые» и тут нашлись. Один американский генерал после запуска советского спутника заявил: «Ерунда, это просто кусок железа, мы тоже можем осуществить такой запуск, просто не хотим».

«Просто не хотим», — иронизировал Сергей Павлович. Он знал, что громадное большинство людей Земли думало иначе. Запуск спутника поразил их воображение, зажег сердца восторгом.

При закладке памятника К. Э. Циолковскому в Калуге 15 сентября 1957 года.

Журнал «Пари-матч»: «5 октября 1957 года Вашингтон был потрясен циклоном, который срывал вывески, сваливал столбы, вырывал с корнями деревья, поднимал к небу тучи опавших листьев и в конечном счете обрушил на столицу наводнение. Но поспешно собравшиеся ученые, специалисты и политические деятели думали о другой буре — о буре, которая поднималась в общественном мнении. Русские только что достигли того, что американцы столь часто и преждевременно описывали: запустили первый искусственный спутник Земли. Это было чудо… Рухнула догма о техническом превосходстве Соединенных Штатов».

Газета «Нью-Йорк таймс»: «Американские туристы в СССР заразились своеобразной болезнью — спутникоманией. У них было глубокое ощущение своей неполноценности, основанное на предположении, что коль советские ракеты лучше американских, то и все советское должно быть уже сейчас или в ближайшем будущем лучше всего нашего».

Знаменательным было признание другой американской газеты: «Широкое использование на Западе русского слова „спутник“ вместо тяжеловесного американского термина „искусственный сателлит Земли“ является, между прочим, пусть не главным, но тем не менее важным свидетельством того приоритета, который Советы имеют в освоении космоса».

Английский журнал «Трибюн»: «Как сумели советские люди так уйти вперед в освоении космоса? Как удалось им подготовить необходимые кадры ученых, техников и инженеров для этого колоссального технического достижения? Ответ следует искать не только в русской традиции, которая восходит к отцу русской космической науки К. Э. Циолковскому, и не в тесной связи науки с правительством, но также в системе просвещения. Советский коммунизм применяет иные методы просвещения, нежели мы».

Первый же практический шаг космонавтики сделал эту отрасль науки и техники исключительно популярной во всем мире. Именно по ней стали судить о научно-техническом прогрессе самых развитых стран мира.

Удачный полет первого спутника позволил Сергею Павловичу внести поправки в прежние планы. До этого существовало три проекта спутников. Живое существо планировалось отправить в космос лишь после двух пусков. После полета простейшего спутника Сергей Павлович круто изменил замыслы. Он решил не медлить больше с запуском животного — «вынуть», как он выразился, его из третьего проекта и объединить его кабину с простейшим спутником. Так родилась новая идея второго спутника, запущенного через месяц после первого.

Новый спутник должен ответить на вековой вопроса можно ли существовать за пределами атмосферы? Работа закипела…

Сотрудники КБ вспоминают, что каждое утро в сборочном цехе Сергей Павлович проводил оперативки. Досконально и придирчиво проверял выполнение суточных заданий, расписанных в почасовых графиках. Разговор всегда был коротким, напряженным и предельно ясным. Повторно, как правило, никто не вызывался. Во всем угадывалась железная рука и воля Сергея Павловича.

По его идее второй спутник состоял из радиосистемы первого спутника и герметической кабины для собаки. В кабине имелись система кондиционирования воздуха, запас пищи и кислорода на семь суток, приборы для измерения температуры и давления в контейнере. Датчики, укрепленные на теле животного, позволяли регистрировать частоту пульса и дыхания, кровяное давление, биопотенциалы и движения. Аппаратура для передачи телеметрической информации о самочувствии собаки размещалась на последней ступени ракеты-носителя. Это означает, что кабина с собакой и контейнер с аппаратурой не отделялись от этой ступени после выхода на орбиту.

На спутнике размещалась аппаратура для исследования космических лучей и ультрафиолетового и рентгеновского излучения Солнца. Общий вес второго спутника достигал полтонны.

Медики под руководством В. И. Яздовского и О. Г. Газенко отбирали «кандидатов» в полет. Среди них была Альбина, совершившая уже два подъема на ракетах на высоту в сотни километров. Но ее пожалели за прежние заслуги — ведь вернуть животное из космоса люди еще не могли. Выбор пал на Лайку. И Лайка не подвела. Она хорошо перенесла переезд на старт, находясь в герметической кабине. Днем 3 ноября 1957 года Сергей Павлович с товарищами провожал ее в полет. Последний раз ей дали попить водички, так как в невесомости ей воды не полагалось: вода могла попасть на аппаратуру. Лайка питалась в полете космической пищей, содержавшей в себе воду в нужном количестве и приправленной для возбуждения аппетита вкусно пахнувшей колбасой.

Прогрохотала стартующая ракета — и первое живое существо ринулось в неизвестность. Телеметрическая информация сообщила: Лайка живет, перенесла взлет, но погубила ее и невесомость.

С борта спутника получена первая информация об интересном геофизическом явлении. Речь идет о «волноводах», образованных верхними слоями ионосферы. Попадая в них, радиоволны распространялись на значительные расстояния. Волноводный эффект приводил и к появлению «сигнала-предшественника», возникающего примерно за 30 секунд до основного времени приема. При некоторых условиях сигналы спутника принимались и тогда, когда сам он находился на противоположной стороне Земли. Все это говорило о гораздо большей степени ионизации ионосферы, чем предполагалось до запуска спутников.

В последний день 1957 года, ознаменовавшего начало космической эры, Сергею Павловичу в Свердловском зале Кремля вручалась Ленинская премия. Взволнованный высокой наградой, Королев сказал:

— Позвольте мне принести глубокую благодарность нашей родной Коммунистической партии и правительству за высокую награду. Волей партии сейчас осуществлена дерзновенная мечта человечества о вылете в космическое пространство. Эта мечта много столетий занимала лучшие умы человечества. Сейчас, запущенные могучей рукой советского народа, два первых в мире советских спутника, две светлые звезды Мира, совершают свой стремительный полет вокруг нашей планеты.

В это крупнейшее достижение современности вложен созидательный труд многих поколений советских людей, создавших нужную промышленность, энергетику, развивавших науку и культуру в нашей стране. Вложен большой труд всех наших коллективов. Нам выпало великое счастье трудиться в одной из самых увлекательных и новых областей современной науки и техники. Вместе с тем на всех нас лежит огромная ответственность перед нашей Родиной за успешное развитие и продолжение начатых работ.