«Мне зачастую трудно, о многом думаю и раздумываю, спросить не у кого. Но настроение тоже неплохое, верю в наш труд, знания и нашу счастливую звезду».

Приближались решающие сроки пусков ракет. Сергей Павлович писал: «Мне сейчас очень трудно здесь, близятся самые наши горячие денечки…»

И эти «горячие денечки» начались с 17 октября. За несколько минут до пуска ракет он сделал небольшую запись простым карандашом:

«Пишу наспех, в нашу первую боевую ночь… Дни мои проходят с большой загрузкой и напряжением, но настроение хорошее. Спешим, чтобы тут долго не задерживаться».

В исключительно короткий срок в период празднования 30-летия Октября конструкторы и испытатели произвели 11 пусков ракет и завершили цикл испытаний. 2 ноября Сергей Павлович писал:

«Мы работали последние двое суток без перерыва…»

Закончились первые испытания больших баллистических ракет. Конечно, эти испытания рассматривались учеными и конструкторами не как завершение работы, а как первый этап в создании будущих конструкций — более мощных, более грузоподъемных, более дальнобойных. Испытания подтвердили, что начало положено верное, многообещающее.

При участии Сергея Павловича была разработана и методика испытания ракет: как лучше готовиться к старту? Как добиться безотказности всех систем?

Сергей Павлович предупреждал стартовиков: не упускать мелочей. Он всегда помнил, как строг в этом отношении был Циолковский. Однажды ученого пригласили в Москву на полет аэростата и прислали фотографию летательного аппарата. Он посмотрел фотографию и сказал гостям, приехавшим к нему в Калугу, что полет не состоится. «У них, — пояснил он, — веревка запутается. В нашем деле всегда так — думаешь о главном, а веревку забудешь, а она окажется самым главным, когда запутается». Действительно, в день пуска из Москвы сообщили, что аэростат не полетел: запутались тросы во время наполнения аппарата водородом.

Думая о главном, не забывай о деталях — это была первая заповедь, завещанная ему Циолковским.

На стартовой площадке нужен идеальный порядок, каждый должен знать свое место. Один из участников первых испытаний вспоминает: «Когда приступили к подготовке первой ракеты к старту, то все маленькие и большие начальники считали своим долгом быть там, заглядывать, куда надо и не надо.

Появился Сергей Павлович, многие даже не заметили этого. А он залез в бункер, посмотрел в перископ и объявил по громкоговорящей сети:

— Товарищ Васильев, отойдите от машины.

Васильев удивился, но отошел. Остальные продолжали топтаться на площадке.

— Вы что думаете, я одному Васильеву сказал? — раздался строгий голос в динамике.

Он был требователен и строг. Но эти черты Сергея Павловича сочетались в нем с добротой и внимательностью к товарищам по работе. Как-то он увидел на старте инженера в легкой курточке, хотя на ноябрьском степном ветру и в меховом комбинезоне было нежарко. Этот инженер рассказывал впоследствии, что мерз он в своей курточке изрядно и вечерами, чтобы согреться в вагончике, где жил, пораньше ложился спать. Как-то вечером, когда он прилег и уже засыпал, его разбудил незнакомый мужчина со свертком в руках.

— Чего нужно? — буркнул он спросонья.

— Теплую одежду принес. Я завхоз у Сергея Павловича. Велел одеть тебя в меховую куртку и брюки.

„Утепленный“ Сергеем Павловичем инженер позже попал к нему в КБ с деловой бумагой. У Главного Конструктора шло совещание. „Может, напрасно ждать, не примет?“ — спросил инженер у секретаря. „Раз сказал ждать, значит, примет“, — последовал ответ. Действительно, в двенадцать ночи гостя пригласили пройти в кабинет. Сергей Павлович сразу узнал знакомого по старту и пошутил:

— Тогда мерз, сейчас перегрелся. Ну ничего. Доктора говорят: лучше пять раз вспотеть, чем один раз замерзнуть. Давай бумагу.

Он быстро ее просмотрел и характерным почерком вывел: „Согласен. С. Королев“. А затем, радостно потирая руки, сказал:

— Хорошо, что дождался. Как раз на совещании решился этот вопрос. Завтра с утра дело закрутим!

„Закручивать дела“ он любил. А от неудач страдал, можно сказать, физически. Говорил даже, что ощущает боль в теле. В такие моменты бывал он и вспыльчив, и даже резок. „Нашумит, выгонит, — вспоминают его сотрудники. — И все потому, что неудачу в технических вопросах воспринимал как личную. Физику не отделял от психологии. Если дело шло плохо, не мог жить спокойно. Говорил: „Нельзя забыть, придя домой, о том, что неладно с техникой““.

Не было благодушия и зазнайства. Все вперед, все об одном — ракеты могут быть лучше!»

После испытаний первых ракет вернулся он домой. С появлением Нины Ивановны потеплело в бывшей холостяцкой комнате. Любовь и семейный лад прибавляли сил.

Хотя работа по-прежнему оставалась очень напряженной, Сергей Павлович надумал еще и учиться. Ему хотелось пополнить знания в общественных науках. И в 1948 году он стал слушателем вечернего университета марксизма-ленинизма при горкоме КПСС. Так видный конструктор, член-корреспондент Академии артиллерийских наук снова сел за парту, а через два года отлично закончил университет.

После первого успешного шага наши баллистические ракеты стали стремительно подниматься вверх.

На базе новых возможностей коллектив под руководством С. П. Королева в содружестве с другими коллективами построил второй образец ракеты — вдвое большего радиуса действия, чем первый. А за вторым образцом после нескольких лет упорного труда был создан и третий, позволивший перешагнуть тысячекилометровый барьер дальности.

Сергей Павлович говорил: «Ракетная техника — дело не двадцати, даже не пятидесяти человек, это дело всей страны». Все новое в ракетной технике создавалось им совместно с главными конструкторами двигателей, систем управления, комплекса наземного оборудования и других бортовых и наземных систем. В результате дружных усилий конструкторов различных систем и тесного контакта их с научно-исследовательскими институтами промышленности и Академии наук СССР были созданы и внедрены в производство замечательные образцы ракетной техники.

Сергей Павлович и его товарищи работали также в творческом контакте с учеными-атомщиками, и в первую очередь с Игорем Васильевичем Курчатовым. Совместными усилиями они соединили ракету с атомным зарядом. Так впервые получилось ракетно-ядерное оружие.

В одном из своих выступлений И. В. Курчатов с удовлетворением говорил об успешной совместной работе советских ученых — атомщиков и ракетчиков. «Советские атомщики, — отмечал Игорь Васильевич, — по заданию партии и правительства много лет упорно и беззаветно трудились сначала над созданием, а затем над совершенствованием атомного и водородного оружия… Свой долг перед страной советские ученые и инженеры- атомщики выполнили».

«Блестяще сделали свое дело, — отметил он, — советские конструкторы ракет и других носителей ядерного оружия. Народ может быть спокоен. Оборона Родины теперь надежно обеспечена».

Примечательно, что первая ракета с термоядерным зарядом — самое могучее оружие современности — была создана в СССР. Об этом также в одном из своих выступлений рассказал Игорь Васильевич. Он дал отповедь тем американским деятелям, которые приписывали первенство в этом отношении себе.

«Обратимся, — говорил Игорь Васильевич Курчатов, — к некоторым датам. В ноябре 1952 года в атолле Эниветок, в Тихом океане, Соединенные Штаты Америки произвели опытный взрыв термоядерного устройства под условным наименованием „Майк“. Известный американский журналист Стюарт Олсоп дал образную характеристику „Майка“. Он писал: „Майк“ представлял собой чудовищно большое приспособление, превышающее по своим размерам большой дом; невозможно запустить в космос нечто столь большое, как дом; проблема заключается в том, чтобы уменьшить размеры „Майка“, так чтобы водородный заряд, достаточно маленький для того, чтобы его можно было поместить в баллистическую ракету, мог нанести мощный удар порядка миллиона тонн».