— Не то чтобы не ладят, это долгая история.
Ким заметил, что взгляд друга стал подавленным, но вовремя натянутая Хосоком улыбка отвлекла его от подобных мыслей, заставляя полностью погрузиться в этот неловкий смех и какую-то очередную историю из жизни Чона.
— Я хочу сходить с тобой на свидание.
Резко наступившая тишина резала уши, а удивлённый взгляд напротив сильно смущал. Намджун даже не успел подумать перед тем, как озвучить свои мысли.
— Я хочу, вернее, хотел бы, если бы ты был девушкой, — усмехнувшись, он продолжал смотреть в широко раскрытые глаза. — Что за реакция? Ты просто похож на мой тип, — пожав плечами, он отвёл взгляд. Вся эта ситуация очень смущала, но нельзя было этого показывать, ведь иначе Чон может понять, что он действительно хочет сходить с ним в тот же самый Лотти Ворлд, который, вроде, сейчас был очень популярен у парочек.
— Ну, я, конечно, не девушка, но сходить мы туда можем. — отойдя от шока, Хосок широко улыбнулся, глядя на слегка удивлённого младшего. — Как только ты выпишешься, мы обязательно сходим. Не на свидание, а просто погулять, — рассмеявшись, он потянулся за соком, спешно притягивая бутылку к губам и делая маленькие глотки.
Хосок не знал почему, но его с самой первой встречи как магнитом тянуло к этому парню, который старался не рассказывать о себе абсолютно ничего, ссылаясь на то, что его жизнь всегда однообразна и скучна. Он не понимал, почему каждый раз как угорелый несётся в больницу, надеясь, что Мин ещё спит, и у него будет возможность пообщаться с Кимом наедине. Это было так странно, что хотелось убежать, закрыться где-нибудь и разобраться со всеми этими эмоциями, которые как калейдоскоп сменяют друг друга, стоит только Джуну улыбнуться или чуть смутиться, замешкаться, сделать хоть что-то. Это было странно, хотелось убежать, но ещё больше хотелось вновь прийти и увидеть до безумия привлекательные глаза, услышать глубокий хрипловатый голос, узнать что-то новое из рассказов Кима, просто побыть рядом хоть минуту.
Чон Хосок не хотел признавать этого, но ему начал нравиться парень, к которому он изначально ревновал лучшего друга. Ему начал нравиться тот, кто въелся под кожу как наркотик, заставляя думать о себе ежесекундно. Ему начал нравиться тот, у кого почти не было шанса дожить до конца этого года, и это было невыносимо больно.
Комментарий к Неизменный хозяин триста двенадцатой палаты
Эм, я не очень разбираюсь в медицине (вообще не разбираюсь), поэтому вполне возможно, что это всё будет выглядеть далеко не реалистично, но, надеюсь, сильно уж глаза резать не будет. Воть.
========== У каждого своя мелодия ==========
Чимин, сидя рядом с кроватью Мина, не мог отвести взгляда от его умиротворённого лица. Да, Юнги был бледным, но он всегда был таким, поэтому причин для переживаний особо не было. Это радовало. Пак не мог не заметить, как за эти дни изменился старший. Он стал выглядеть более здоровым, даже чуть поправился, хотя до нормального состояния всё равно было далеко. Светлые волосы Юнги, хаотично раскиданные по подушке, слишком чёрные, чуть подрагивающие ресницы, розоватые пересохшие губы и тишина, нарушаемая лишь тихим сопением Мина, стали столь привычными, что Пак даже начал забывать, как звучит голос старшего. Но это не пугало — скоро, когда Мин выпишется, Чимин вновь будет слышать его чуть шепелявую речь, состоящую в основном из оскорблений и саркастичных фразочек.
Пак неоднократно выслушивал укоры от друзей, ведь все они замечали, как Юнги каждый долбанный день вглядывается в дверь, когда они приходят. Мин хотел, пусть и не признавал этого, чтобы хоть раз Чимин пришёл к нему, посидел рядом. Ему нужно было увидеть его, ведь все мысли Юнги с самого первого дня в больнице были заняты им. Это бесило. Мину нужно было разобраться во всей этой каше чувств и желаний, что с каждой минутой поглощали всё сильнее. Но Пак не приходил, каждый раз заставляя старшего испытывать противно ноющую боль где-то в районе груди.
Повинуясь мимолётному порыву, Чимин накрывает бледную холодную руку своей, всегда тёплой, почти горячей. Чуть улыбнувшись резкому контрасту их кожи, он почти невесомо начинает поглаживать большим пальцем худые жилистые пальцы, что чуть ли не в два раза больше его. Это было странно, но Пак больше предпочитал сидеть вот так, рядом со спящим Мином, нежели в компании других друзей, которые вечно без умолку болтают. Пак всегда мечтал видеть вот такого Юнги, в какой-то степени домашнего, снявшего всё это множество ненужных масок, уязвимого и почему-то родного. Чимин знает, что по большей части сам виноват в том, что их отношения находятся в такой неопределённости, но всё равно, даже спустя столько времени, он не мог выбросить из головы мысли о том, что всё могло сложиться по-другому. Это злило настолько, что хотелось плакать от этой безвыходности.
Сжав кулаки, он зажмурился, пытаясь прогнать незваные слёзы, что противной пеленой застелили глаза. Пак так и просидел бы с опущенной головой и спутавшимися мыслями, если бы не внезапная, почти не ощутимая хватка на запястье. Удивлённо раскрыв глаза, он мгновенно перевёл взгляд на блондина, пристально вглядывавшегося в него.
— Ты опоздал, — прошептав, Мин с силой дёрнул младшего на себя, заставляя упасть на кровать, в его грубые холодные объятья.
Чимин не понимал, что происходит: почему руки Юнги покоятся на его спине, и почему он плачет. Мин, вслушиваясь во всхлипы, тонувшие где-то в его пижамной кофте, наконец почувствовал то, что так долго ждал. Теперь всё было так, как нужно. Это было так непривычно, но так приятно, что хотелось забыть о существовании всего мира и просто лежать вот так до скончания веков. Ведь именно сейчас не было ноющей боли, противного чувства неполноценности. Сейчас было лишь тепло и потребность, вечная потребность в Чимине. Ведь это так приятно, когда к твоей груди прижимается маленький рыжий котёнок, когда он, отбросив весь тот ненужный страх выглядеть глупо, ищет твоей защиты, утешения. Мин не понимал, как смог причинить боль этому всё ещё ребёнку. Где-то внутри уже давно зародилось неукротимое желание врезать себе, отпинать до потери сознания и нагадить в душу так, чтобы потом жить не мог.
Зарывшись пальцами в неестественно яркие волосы, Юнги небрежно начал перебирать пряди, радуясь их мягкости. Свежий воздух из приоткрытого окна, запах ванильного геля для душа или шампуня, которым пользовался Чимин, погружали в липкую, вязкую негу наслаждения. Закрывая глаза, Мин ближе прижал его к себе, полушёпотом говоря то, что должен был сказать уже давным-давно:
— Я самый настоящий идиот.
***
Юнги не заметил, как тихий вечер в честь его выписки плавно перерос в пьяный поход в клуб. Сидя на одном из множества диванчиков, он наблюдал за весьма весёлым и в стельку пьяным Тэхёном, ни на секунду не отлипающим от Чимина, Чонгуком, неотрывно следящим за братом, и Паком, что, откинувшись на спинку в объятья Кима, что-то кричал тому на ухо. Вся сложившаяся картина была просто замечательной, ведь они наконец вместе вырвались куда-то, могут повеселиться и забыть об учёбе, полностью утопая в алкоголе. Только вот было одно «но». Юнги, в честь которого и была вся эта вечеринка, сидел в сторонке и в отличие от остальных просто пил сок, довольствуясь запахом сигарет, алкоголя и пота, что полностью поглотили это небольшое помещение. Возможно, он был бы в лучшем настроении, если Хосок соизволил бы выделить час своего драгоценного времени и побыть с ними, но чоновская задница теперь каждую минуту проводила в больнице или дома за прочтением очередной книги — а он отродясь не читал — благодаря которой за очередной посиделкой с Намджуном ему будет, о чём поговорить.
Но всё же Мина больше всего злило то, что чёртов Ким Тэхён так нагло обнимает рыжика и, касаясь порой его уха и щеки губами, что-то нашёптывает ему. Последней каплей терпения становится то, что этот засранец зарывается своими пальцами в волосы Чимина — в чертовски мягкие и просто прекрасные волосы — притягивая его голову ещё ближе к своей, соприкасаясь лбами.