— Может, он оскорбил Господа при хранителях веры? — начал Майкл размышлять про себя. — - Нет, Фокс не мог. Он ходил в церковь почти каждый день, читал священное писание с той же частотой. Не мог. Возможно, он узнал то, чего не стоило? Но Фокс же обычный инженер, что он мог узнать? Кейт говорила, что он рвал волосы, когда смотрел на какие-то бумаги! Кейт, нужно у неё спросить! — после этих умозаключений, Майкл резко встал и быстрым шагом пошёл в убежище.

Из-за компактности города, которая проявлялась в коротких и узких улочках, а также в близком расположение всех зданий, он уже через пару минут был у места назначения. Майкл постучался и зашёл в высокое и широкое убежище, которое разительно отличалось в размерах от всех ближайших бараков и палаток. Там его встретила одна добродушная учительница и дюжина детей, которые ошарашенно смотрели на Майкла.

— Кейт! Кейт, ты где! — стал кричать он. — А да, здравствуйте мисс…

— Мисс Элисон, ваша дочка сейчас придёт. — нежный и спокойный голос, который доносился из-под шарфа, успокоил Майкла. После этого Кейт, торопясь, выбежала из-за двери, что вела к спальне, и, с распростёртыми объятиями, понеслась к отцу.

— Пап! Привет, а ты чего пришёл? — обнимая и радуясь, спрашивала Кейт.

— У меня есть вопрос. Мисс Элисон, можно мы выйдем прогуляться? — обращаясь к худой учительнице, говорил Майкл.

— Конечно, но недолго, а то мы скоро с ребятами идём в мастерскую, у них ещё урок сегодня.

— Хорошо, хорошо. Скоро будем. Буквально пару секунд. — выходя из убежища, проговорил он.

Они вышли на морозную улицу, где начинал подниматься завывающий ветер.

— Кейт, скажи, пожалуйста, что ты вчера видела в мастерской? Может какие-то необычные чертежи? — наклонившись к дочери, спокойно вопрошал он у неё.

— Там были рисунки шахт, маяка и пары домов… — почёсывая голову, говорила Кейт.

— Нет, неоообычные… — протяжно сказал он последнее слово.

— Нууу… такие, не видела. Только обычные.

— А что было в бумагах Фокса. Может, что-то странное?

— Цифры, много цифр, столбцы, какие-то кривые линии, в столбцах, всё.

— А что за числа, что за линии? — взволновано и тревожно говорил Майкл.

— Да откуда я знаю? Там букв не было! — рассерженно надув губы, ответила Кейт.

— Ладно, ладно… я понял, ну, пошли к мисс Элисон? — Майкл вытер лицо руками и, успокоившись, направился к убежищу.

Его голова стала болезненно пульсировать, и сильные головные боли наполнили его лоб. Майкл уселся прямо на землю и стал руками растирать виски. Ему не приходило больше никаких мыслей. Он склонил голову к земле. Мрачности его лица не было предела. И злоба, и отчаяние, и печаль наполнили сознание. Вдруг перед ним начали проходить священники, которые вновь зазывали на службу. И, в отчаянном бессилии, Майкл решил, что других вариантов, куда ему направиться, нет.

Вскоре он узрел перед собой часовню, цвета которой потускнели, и белая краска, что стала больше бежевой, на стыках досок начала отпадать. И даже радужные витражи, что небрежно вставлены в оконные проёмы, начали омрачаться от вечного снега и сильного ветра. Но один из них продолжал сиять как новенький. Он изображал, как капитан принимает священное писание, которое некто спускает с небес. Этот образ изображал либо ангела, либо самого Господа, точно понять невозможно, но суть картины сразу ясна.

Майкл приоткрыл высокую дверь и зашёл в заледенённое здание, освещаемое странным тусклым светом. Всё внутри было будто холодным: тёмные краски икон, мрачные лавочки и даже алтарь, сделанный из серого железа, дополняя этим морозный образ интерьера.

Как оказалось, церковь была совсем пуста. Только низкорослый старец, одетый только в тёмную мантию до пола, продолжал мыть деревянный и зловонный пол. Майкл сел на одну из лавочек и стал вспоминать все молитвы, которые знал. Он быстро шептал их себе под нос, положив кулак в ладонь, и крепко сжал его. Наклонил голову к полу, будто боясь посмотреть в глаза ангела, что так грозно смотрел с потолка. Он надолго ушёл в себя, просто сидя и читая мольбы к Господу. Ничего его не волновало в тот момент, и лишь просьбы о здравии и благополучии своей семьи согревали ему душу. Возможно, это было умиротворение, которое многие ищут, но всех их попытки были тщетными. А может, это столь удручающее бессилие, которое доводит до суицида. И даже головные боли отошли на задний план. Лишь запах горящего воска от свеч, которые зажигал старик, напоминал о том, что он ещё в реальном мире.

Вдруг его бесконечные молитвы прервал хриплый и низкий голос, который так благосклонно обращался к Майклу:

— Сын божий, скажи мне, что случилось? Не таи печали в душе, ведь в них зарождается демон, что однажды пожрёт твою душу в грехе. — это был тот самый старик. Он присел рядом с Майклом и положил руки на свои колени.

— Я не знаю… не знаю, что мне делать. Одного из моих знакомых… — он вдруг прервался и не хотел больше говорить. Испуг наполнил его разум. Ему казалось, что этот старец может подумать о Майкле как о заговорщике и донести на него. Семьянин начал быстро собираться, и только он хотел встать и убежать, как старик положил руку ему плечо и посадил его обратно.

— Я не один из священников. Мне ты можешь доверять. Даже больше скажу, мне известно, что с твоим знакомым и почему ты здесь. Мне жаль… — старец посмотрел в глаза Майкла так, будто проник в саму душу. Его морщинистые веки стали дрожать, а на глазах стали собираться слёзы, которые были как утренняя роса. — Он незаслуженно погиб. Но ты должен быть сильным! Ты, должно быть, каждый день смотришь на свой шрам. — после этого старик прикоснулся к лицу Майкла и провёл пальцами по красному пятну, что проходило через всё лицо. Семьянин же расслабился и снова спокойно сидел на лавочке, которая уже согрелась.

— Ты должен помнить, как этот человек погиб. Это как этот шрам, только остался он у тебя на душе. Ведь раны помогают нам стать сильнее. Эта утрата сделала тебя сильнее. Но тебе ещё следует многое пережить… — вдруг старец закрыл глаза руками, после чего вытер слёзы, стряхнув их с очей. — Иди домой, скоро конец рабочего дня, и тебя будут ждать. Не ищи другого счастья, не ищи суетливые ответы. Все ответы здесь. — старик легко ткнул своим дрожащим пальцем в центр груди Майкла, а после положил руку на плечо мужчины.

— Твоя семья и ты сам, вот твоё счастье. Иди же домой. И помни, что пока мы верим в Господа… — а потом они сказали в унисон.

— Пока мы верим в Господа, Он нас никогда не бросит. — на лице Майкла проступила лёгкая улыбка, которая так радостно отражалась в глазах старца.

Дедуля стал медленно подниматься, опираясь на швабру, а Майкл, подперев его за руку, помог ему. Потом мужчина собрался уходить из церкви, которая уже не казалась столь мрачной. И даже потускневшие витражи налились новым цветом, когда их начало озарять заходившее солнце. Майкл легко открыл высокую дверь, но, в последний момент, обернулся, осматривая здание в поисках старца. Но в церкви уже никого не было, осталась только та самая старая швабра, которой совсем недавно старик мыл полы.

========== Глава четвёртая ==========

Поздняя ночь. Несколько масляных фонарей и один паровой центр слабо освещали домик охотников. Ветер, который не прекращался с самого вечера, колышет иссохшие шкуры зверей, что небрежно навешаны на лачугу. Несколько людей бегают вокруг пары небольших дирижаблей, на которые загружают разнообразные припасы и патроны. Все индивиды не отличаются особой внешностью или одеждой: толстые кафтаны, бежевые ушанки и несколько старых штанов. А на лицо, все, как один, — мужики, с парой шрамов и жёсткой щетиной. И даже Майкл, который также таскал припасы в корабли, не отличался от этой массы, ведь он тоже «обычный работяга».

Но, всё же, один из них разительно выделялся от других. Этому мужчине лет сорок, судя по его морщинам на лице и невзрачному взгляду глаз. Он одет не в обычный тулуп или шубу, а в выцветший синий мундир, что носят офицеры в дни парада. На нём множество разнообразных нашивок и наград: звёзды, ленты, а также рапиры. Также на мундире было множество заплаток, потому что, как хороший солдат, он до последнего защищает целостность этого костюма. Но самое примечательное в этом человеке — это его левая нога, а точнее её отсутствие. Вместо неё лишь железный протез, из-за чего «офицер» вечно хромал. Он явно здесь главный, ведь в тот момент, когда все собирали вещи, «офицер» стоял, оперевшись на самодельную трость из старой палки, и курил трубку, которая так обильно дымила.