Более постоянными и важными для будущего были поселения в Центральной Америке на побережье перешейка, который Колумб открыл во время своего четвертого плавания и где позднее семья Колумба имела свое единственное земельное владение на материке – маленькое герцогство Верагуа. Берега Дарьенского залива посетил в 1501 году Родриго Бастидас вместе со старым лоцманом и картографом Колумба в его втором плавании Хуаном Ла Коса, а в 1504 году Ла Коса провел более тщательное исследование. К тому времени в Европе было уже широко принято считать, что был открыт доселе неизвестный континент, являвшийся препятствием (для всех, за исключением португальцев, нежелательным препятствием) между Европой и Азией. Тем не менее этот континент был по-своему привлекателен, и сообщения Хуана Ла Косы склонили королевскую власть в пользу организации на нем поселений. Несмотря на протесты Диего Колумба, были выданы две лицензии: одна – Диего де Никуэсе на заселение Верагуа, а другая – Алонсо де Охеде на заселение территории, которая в настоящее время является северным побережьем Колумбии. Две экспедиции, которые отплыли в конце 1509 года, насчитывали вместе свыше тысячи человек, но голод, болезни и отравленные стрелы вскоре убили всех, за исключением нескольких десятков человек. Это была самая серьезная потеря, которую испанцы понесли в Америке до этого момента; и одной из первых жертв стал Хуан де Ла Коса, без которого Испания не могла обойтись. Со временем прибыло подкрепление под командованием вельможи с Эспаньолы – Мартина Фернандеса де Энсисо, позднее известного как автора бесценной географии Вест-Индии. Энсисо был не в своей тарелке среди голодных головорезов, и реальное руководство с общего согласия перешло в руки известного храбреца и авантюриста Васко Нуньеса де Бальбоа. Бальбоа имел преимущество – он знал эти места, так как плавал здесь вместе с Бастидасом в 1501 году. Он был решительным, неразборчивым в средствах и беспристрастным человеком. Он отправил Энсисо назад на Эспаньолу (Охеда к этому времени уже уехал), бросил Никуэсу на произвол судьбы, предоставив ему возможность утонуть[21], и взял на себя командование всем предприятием. Бальбоа был первым великим конкистадором на Американском континенте. Он основал город Дарьен, добился власти над индейцами перешейка, сочетая силу, террор, умиротворение и дипломатию. Он забрал у них большое количество продовольствия и золота и в то же время вынуждал своих собственных людей думать о будущем: строить дома и выращивать разные культуры. Поселения, возникшие под его руководством, оказались способными к развитию и просуществовали долго. Через несколько лет перешеек стал играть такую важную роль в колониальной торговле Испании, что заработал название Кастилья-де-Оро – «Золотая Кастилия». Но самое важное то, что в 1513 году, прислушавшись к рассказу одного индейца, Бальбоа возглавил экспедицию через леса перешейка к берегу Тихого океана.
Экспедиция Бальбоа не только открыла для европейцев существование «Южного моря»; она также выявила, насколько узка та полоска земли, которая разделяла два океана, и тем самым стала новым стимулом для тех, кто надеялся найти пролив через Центральную Америку и западный морской путь на Восток. Отчасти именно эта надежда подтолкнула к исследованиям карибского побережья перешейка, а по окончании строительства кораблей – и тихоокеанского. Таким образом, завоевание Центральной Америки было в каком-то смысле случайным в состязании между испанцами и португальцами, кто быстрее достигнет Востока. В том же году (1513), когда Бальбоа пересек перешеек, первые португальские корабли достигли Молуккских островов. В том (1519) году, когда Кортес высадился в Мексике, Магеллан вышел в плавание[22], в ходе которого были открыты и истинный западный путь на Восток, и пугающие размеры Тихого океана. Плавание Магеллана также показало, что испанцы проиграли в состязании за «острова пряностей», но в Центральной Америке они получили награду иного рода: хотя им не удалось найти пролив, они нашли великую империю.
Глава 2. Севилья и Карибское море
Империями, как бы они ни были обретены, нужно управлять. Самые ближайшие задачи: отправка экспедиций, иногда очень больших, через Атлантику; снаряжение и снабжение продовольствием далеких поселений первопроходцев; прием и размещение идущих обратно в Испанию грузов, включая существенное количество золота – все это требовало наличия организованной домашней базы и централизованного руководства. Приблизительно до конца XV века выбор порта отплытия и возвращения экспедиции в «Индию» находился в основном в руках капитана; правительству не было до этого почти никакого дела. Было естественно, что Колумб изначально выбрал тот уголок Испании, который был ему знаком лучше всего и где благодаря его друзьям-францисканцам в Ла-Рабиде у него были обширные и полезные связи. Из всех портов, находящихся в этом регионе, он, возможно, должен был предпочесть Кадис; но гавань Кадиса в 1492 году задыхалась от перевозок, согласно королевскому указу, депортируемых из Испании евреев. Из небольших гаваней в устьях рек Одьель и Рио-Тинто – Палоса, Могера, Уэльвы – выбор был небольшой. Во всех из них имелись небольшие флотилии рыбопромысловых судов и каравелл для каботажного судоходства; все они были родиной моряков, имевших опыт плавания в Атлантике. Однако Палос недавно совершил проступок, за который город был оштрафован – лишен двух каравелл на 12 месяцев; и Палос был выбран портом отплытия.
Палос был и есть скромный небольшой городок, слишком маленький, чтобы ухватиться за возможности, которые ему предоставил Колумб. Его вторая экспедиция отплыла из Кадиса, но руководящий штаб предприятия находился в Севилье и, вероятно, большая часть работы по снаряжению кораблей проходила там. Третья экспедиция Колумба вышла из Санлукар-де-Баррамеды в устье реки Гвадалквивир; четвертая – из самой Севильи, но с короткими остановками в Санлукаре и Кадисе, чтобы забрать дополнительные припасы. Первые экспедиции, совершенные уже под командованием не Колумба, а Охеды в 1499 году, отплыли из Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, расположенного на другом берегу бухты у Кадиса. Палос и Могер продолжали отправлять экспедиции по крайней мере до конца века. Висенте Яньес Пинсон отплыл из Палоса в 1499 году – он там родился. Первая экспедиция Герры (штурмана Педро Алонсо Ниньо) была снаряжена в Могере. Но это были небольшие флотилии, состоявшие из двух-трех каравелл[23], в которых не было больших кораблей. К 1500 году порты в устье Рио-Тинто уже почти не использовались. Огромная флотилия Овандо вышла из Кадиса, и снова вся связанная с ней административная работа и большая часть оснащения и снабжения продовольствием были выполнены в Севилье. Во всех этих переменах можно увидеть растущее центростремительное притяжение крупного порта на реке Гвадалквивир и, несомненно, влияние этого неутомимого, но не вызывавшего симпатии чиновника из Арагона Фонсеки.
Кадис сильно сопротивлялся влиянию Севильи, и в течение первых десяти лет после открытия Колумба первенство среди андалусийских портов в торговле с Вест-Индией оставалось под сомнением. Но с назначением Овандо и ускорением вслед за этим заселения Вест-Индии нужно было принимать решение. В 1503 году королевским указом в Севилье был создан первый орган колониального управления (Севильская торговая палата) для активизации и регулирования торговли и плаваний в Новый Свет. На протяжении многих последующих лет корабли в Вест-Индию за редким исключением по полученному разрешению должны были выходить из Севильи; и все караваны кораблей из Вест-Индии без исключения должны были в нее возвращаться. Для торговли с Вест-Индией Кадис должен был стать всего лишь портом захода, хотя и важным. У Севильи были свои недостатки. Она расположена в 70 милях вверх по течению извилистой мутной реки. В последующие годы задержки в речном судоходстве и опасности наносной песчаной отмели у Санлукара в устье реки, не говоря уже о бюрократизме Севильской торговой палаты, серьезно ухудшили результативность торговли с Вест-Индией. На монополию Севильи часто ссылались как на пример равнодушия Испании к коммерческой прибыли, пример предпочтения бюрократических правил в ущерб экономическому предпринимательству. На самом деле королевская власть просто официально одобряла выбор, уже сделанный большинством капитанов, набравшихся опыта в плаваниях в Вест-Индию. Корабли, которые в то время использовались в торговле, не были достаточно большими, чтобы рисковать сесть на мель у Санлукара, и их не было достаточно много, чтобы слишком перегрузить причалы Севильской гавани. Ни одна из возможных альтернатив Севилье не подходила. Порты в устье Рио-Тинто были слишком маленькими, слишком далеко расположенными от основных центров и слишком близко – к границе. Короли не хотели, чтобы тяжело доставшееся золото из Вест-Индии было контрабандой переправлено в Португалию, где оно было крайне необходимо для финансирования недавно открытой торговли с Индией. У Кадиса была гораздо более удобная гавань, чем у Севильи, но более открытая штормам и – как покажут события, произошедшие позднее в этом веке, – вражеским нападениям. Но еще серьезнее было то, что она была изолирована. Расположенный на скалистом полуострове город не имел соответствующей территории, расположенной вглубь от прибрежной полосы. За припасами для кораблей в Кадисе нужно было добираться по воде с риском потерь и проволочек. Санлукар был небольшим населенным пунктом на открытой дороге безо всяких специальных сооружений, просто вспомогательным портом, расположенным вниз по течению реки от Севильи. Что же касается других кастильских портов вдали от нее, то вопрос об их участии в торговле с Вест-Индией в эти начальные годы едва ли поднимался. Кроме королевской заинтересованности в создании управляемой монополии, никакая другая часть Кастилии не пользовалась никакими естественными преимуществами атлантического побережья Андалусии. Главные средиземноморские гавани Кастилии – Малага и Картахена почти всю свою торговую активность ориентировали на Италию и Северную Африку. Даже если бы их торговые сообщества пожелали торговать по ту сторону Атлантики, их кораблям пришлось бы, преодолевая трудности, проходить через Гибралтарский пролив с его переменчивыми ветрами и обратным течением и подвергаться нападениям пиратов в каждом плавании. На северном побережье Галисии и Бискайского залива было много оживленных портов, которые, имея легкий доступ к подходящей древесине, строили свои собственные корабли, которые были зачастую больше и лучше тех, которые спускались на воду в Севилье. Флагманский корабль Колумба, если вспомнить, был построен в Галисии, и в более поздние годы северные корабельные верфи поставили много хороших кораблей для плаваний в Индии. Но чтобы доплыть до пассата, который один только обеспечивал быстрое плавание в Вест-Индию, корабль из Ла-Коруньи или Бильбао должен был проплыть вдоль всего португальского побережья, всегда опасного и иногда враждебного, в связи с чем путь должен был быть длиннее и, следовательно, дороже. Фактически в первые годы заселения Вест-Индии никакой другой регион Испании не проявил сколько-нибудь серьезного желания оспорить монополию Западной Андалусии и никакая другая гавань в Западной Андалусии не могла реально оспаривать превосходство Севильи.