Халифат Омейядской династии просуществовал чуть более ста лет. Его последний великий правитель аль-Мансур (Победоносный) сам не был членом династии, но по крайней мере номинально был ее высокопоставленным чиновником. После его смерти начался распад халифата: местные губернаторы объявили себя независимыми правителями, и Аль-Андалус распалась на 20 или 30 государств-наследников, или taifas. Князья в этих taifas были разного происхождения – арабы, берберы или принявшие ислам испанцы – и постоянно воевали друг с другом. Со временем более сильные taifas, такие как арабское княжество Севилья и берберское государство Гранада, начали поглощать своих более слабых соседей. Мусульманская культура Андалусии продолжала процветать в этих независимых городах-государствах, несмотря на политическую неопределенность, и более сильные taifas сохранили характерные черты халифата: отлаженную городскую жизнь, высокоразвитые ремесла, продуктивное сельское хозяйство, основанное на орошении и принудительном труде, и высокоорганизованную аристократию. Однако ни один правитель taifas не обладал такой военной силой, как Абд ар-Рахман или аль-Мансур. Taifas были неодолимым искушением для захватчиков, будь они с христианского Севера или из Марокко. Их правители, как и христианские короли на Севере, стремились заключать союзы, когда это было возможно, которые часто выходили за рамки религиозных границ. Некоторые из них, чтобы обеспечить себе поддержку или защиту от набегов, платили союзникам-христианам суммы денег, которые согласно широко распространенному балансу сил можно было рассматривать либо как дань, либо как денежные ассигнования наемникам. Но когда требования этих агрессивных и алчных союзников становились слишком обременительными, князья taifas иногда приглашали вместо них воинственных вождей из Северной Африки. Так, аль-Мутамид в Севилье отверг требования Альфонсо VI, заявив, что он «скорее будет ухаживать за верблюдами альморавидов, чем пасти свиней в Кастилии». Полководцы берберов были такими же чужаками для испанских правителей taifas во всех отношениях, кроме религии, какими были для них и христианские короли, но они были грозными воинами. Халифат Аль-Андалус дважды восстанавливался такими захватчиками из Африки, объявлявшими священную войну, династиями и государствами Альморавидов в конце XI – начале XII века (1050–1146) и Альмохадов в XII веке (1121–1169). Каждая династия успешно изгоняла из Аль-Андалуса вторгшихся христианских правителей и вела против них боевые действия, пока те не убирались к себе на Север. Однако оба берберских государства просуществовали относительно недолгое время. Каждый раз после их развала к ним на смену приходили новые taifas и новые союзы. Именно в такой обстановке между началом XIII века и концом XV северные королевства завершили завоевание Испании силой христианского оружия[4].
Среди христианских королевств Северной Испании самое упорное сопротивление Альморавидам, а позднее самую агрессивную экспансию повело не древнее королевство Леон, а недавно появившееся королевство Кастилия, правителям которого в X веке сначала удалось создать отдельное наследное государство, а при Фердинанде III в XIII веке – включить Леон в свои владения как второстепенное королевство в объединенном королевстве. Кастилия во всех аспектах своей жизни демонстрировала резкий контраст с развитыми государствами мусульманского юга. С самого своего появления это было пограничное королевство, жители которого, движимые воинственностью, нехваткой земли и религиозным пылом, стремились к экспансии и завоеваниям для удовлетворения своих амбиций. Его неплодородная земля и засушливый климат, обширные и однообразные ландшафты с повторяющимися вкраплениями обнаженных рыжевато-коричневых горных пород – все это побуждало людей к движению, вселяло неудовлетворенность оседлой трудовой жизнью на полях. За исключением Старой Кастилии – региона давних крестьянских поселений вокруг Бургоса – хозяйство на плато было преимущественно пастушеским; это была единственная преимущественно пастушеская экономика в Западной Европе. Она основывалась на выпасе огромных стад овец, свиней и полудикого крупного рогатого скота. Такая экономика хорошо согласовывалась с политикой передвигания границ и бесконечных сражений. Выпас большого количества скота в полузасушливых условиях обязательно означал перегон скота с зимних пастбищ на летние, что было сопряжено с покрытием больших расстояний по открытой местности. Стада паслись в южной части плоскогорья и в Эстремадуре зимой и перебирались на летние пастбища в северных горах. Их миграционный цикл совпадал с чередованием мира зимой и войны летом. Хозяин стад прекрасно вписывался в такую неспокойную картину. Крестьянин же, наоборот, был привязан к своей земле и был экономически уязвим и презираем в обществе.
Подобно экономике, общественное устройство Кастилии отличалось от общественного устройства на остальной территории Западной Европы. На всей территории Кастилии на каждом подходящем утесе высился замок – либо цитадель могущественного человека, либо небольшой укрепленный монастырь какого-нибудь военного церковного ордена – все они были главным образом крепостями. В большинстве своем они не были административными центрами местных феодальных поместий, так как их богатства были в постоянном движении. Феодальные связи были слабыми и основывались больше на личной верности, чем на территориальной зависимости или юрисдикции. Дворянин изначально не был человеком, который владел землей, доставшейся ему по наследству. Он был человеком, который имел в собственности коня и был готов отправиться на нем сражаться, чтобы поддержать своего феодала. Его конь не меньше, чем его меч, отличал дворянина от крестьянина, связанного с землей: это был символ его мобильности, гордости и независимости как военного человека. Отсюда и любовь к лошадям и чувство товарищества с ними, характерные для класса воинов, мелкой знати Кастилии. Великий народный герой средневекового кастильского эпоса Сид[5] принадлежал к этому классу, классу infanzonía. Его родовое имение было небольшим, а его личный авторитет – огромным. Его конь Бабьека был почти таким же знаменитым, как и сам герой. Такой человек признавал долг верности и повиновения своему королю или сюзерену, но он ожидал от короля, что тот будет уважать его личное достоинство и советоваться с ним при принятии важных решений. Дисциплинированная сдержанность, удачно сочетающаяся с воинской храбростью и придающая благородство характеру Сида, не имела ничего общего со страхом или надеждой на покровительство.
Королевство Кастилия было крепким, жизнерадостным и хищническим. Ее рыцари считали богатые княжества Юга своей законной добычей. Сдача Толедо королю Альфонсо VI в 1085 году была великим поворотным пунктом в истории экспансии Кастилии. В следующем веке кастильцы уже уверенно обсуждали на переговорах с другими христианскими государствами вопрос об установлении границ их будущих завоеваний не только на полуострове, но и в Северной Африке. Волна войн вздымалась и опадала несколько раз после падения Толедо, но Кастилия со своими крепостями и конницей успешно отражала нападения Альморавидов и Альмохадов и в XIII веке вступила в войну, которая расширила ее территорию до южного побережья Испании. Мурсия была взята в 1243 году, а король Арагона, сам уже завладевший Валенсией, признал право Кастилии на это новое приобретение. Ибн аль-Ахмар, правитель Гранады, купил ограниченную независимость, предложив платить дань и оказывать содействие в борьбе против Севильи. Благодаря этому Гранада выстояла еще 200 лет как единственный мусульманский taifa, связанный с Северной Африкой узеньким плацдармом на Гибралтаре и в Альхесирасе[6]. Севилья сдалась Фердинанду III Святому (р. 1199, умер в 1252, король Кастилии с 1217 и король Леона с 1230 г.) в 1248 году. Трудно преувеличить важность этого события. Самая богатая, плодородная и цивилизованная территория во всей Испании, самый крупный и трудолюбивый город, процветающий порт, который впоследствии станет вратами атлантической торговли и открытий, вошли в состав Кастилии – самого воинственного, могущественного, а с точки зрения экономики и общественного устройства самого отсталого королевства в Испании. Целый арсенал нового оружия был вложен в руки преемников Сида.
