Хотя Дучесс проторчала битых полчаса на дороге, о девушке не было, естественно, ни слуху ни духу, и ни одна всадница за это время не отъехала от «Спрингса».

Печально повернула она Понедельницу мордой к дороге и, нагнув голову навстречу ветру, плотно запахнула дождевик, готовясь к долгой поездке сквозь ливень.

Однако она чувствовала приятное удовлетворение от встречи с Синди и представившейся внезапно кратковременной возможности обменяться взглядами с человеком, разделяющим её точку зрения. Но не было рядом, увы, красоты Синди. Вдруг вспыхнула она перед ней в ужасный миг её жизни и тут же исчезла. Она потеряла её, и это был самый печальный итог дня, гораздо хуже перенесённых совсем недавно с таким трудом оскорблений. Дучесс собрала все свои беды и несчастья в единый комок и переплавила их в горячее желание сорвать злобу и бешенство на взрослых женщинах, на храбрых людях, на тех, кто может с достоинством постоять за себя.

Она стремилась ввязаться в тяжкую, неравную борьбу и смести все преграды на пути к счастью с помощью своего изумительного мастерства владения револьвером. Она застонала от невыразимого желания, и Понедельница, поняв хозяйку, взяла в карьер, правда слегка заржала от страха, когда ушей её достиг стон седока.

Но ведь теперь она связана по меньшей мере тремя месяцами нудной работы на одиноко стоящей ферме! Опять уловив мысли хозяйки, Понедельница остановилась на вершине холма, который был чуть выше соседних. С его верхушки Дучесс осмотрела ранчо Гвен.

Давно она не бывала здесь, но места эти крепко засели в её памяти. В старые добрые времена, ещё до того как её отправили отбывать наказание, владельцами этого ранчо были Блекуотеры, но мало что изменилось здесь за время хозяйничанья Гвен.

Ветер расчистил место посреди неба, и в прогалине не преминула немедленно появиться полная луна, старательно осветившая пейзаж. В центре располагалась группа поношенных, если так можно сказать, зданий, образующих главный штаб ранчо. Хотя на дворе стоял июль, повсюду громоздились копны сена. Суровая, должно быть, в этих местах зима; был бы январь, вместо тёплого, сильного и относительно ласкового дождя сыпался бы с небес ужасный снег и метель перекрыла бы намертво все дороги и тропинки…

Пребывая в таком грустном настроении, Дучесс признала, что место для жилых строений ранчо было выбрано в принципе хорошо. Река Линдсей, что нередко разливалась самым бессовестным образом, унося вниз по течению громадные количества земли, смытой с горных склонов, расположила в этом месте свои истоки: непонятный узенький петляющий ручеёк, едва-едва набирая силу, протекал по всхолмлённой равнине. В конце долины поперёк течения ручейка встала прочная, непреодолимая скала, в результате чего поток превращался в узкое и глубокое озеро.

Невдалеке от озера, рядом со скалой, образовавшей естественную прочную плотину, стоял главный дом ранчо, и сквозь высаженные не так давно пинии в лунном свете белели его стены. За домом простирались хозяйственные постройки и стога сена, вплоть до лесной вырубки, на которой, однако, буйно произрастали молодые деревца, прекрасно чувствующие себя на здешней плодородной почве.

Печаль всё больше и больше охватывала душу Дучесс. Если и суждено было провести здесь целых три месяца, то вряд ли кто сумел бы найти место, более подходящее для полной изоляции.<<Да, - размышляла она, - теперь не остаётся ничего другого, как начать новый образ жизни, а именно: встать на борьбу с миром, на борьбу с законом и его защитниками>>. На балу ей была брошена перчатка, и она покажет им, что в состоянии принять и этот жестокий вызов — одна против всех.

Не успев додумать как следует эту мысль, она вновь рассмеялась своим прежним знаменитым смехом и пустила сивую галопом с холма прямо к дому.

Когда она добралась до дома, темнота стала непроницаемой, так как минул час пополуночи.

Поскольку Дучесс не хотелось будить хозяйку, она прямиком отправилась к конюшне, чтобы найти в ней место для сивой, а может быть, и для себя. Удалось ей и то и другое. В одной из конюшен, в самом конце строя дремлющих ковбойских лошадей, она поставила свою Понедельницу.

Она обеспечила свою кобылу хорошей охапкой душистого сена — для овса было ещё жарковато — и оставила её ночевать в конюшне, а сама забралась в ближайший стог, но вскоре передумала и перебралась на сеновал, наполненный свежайшим пахучим сеном.

Ах, как этот запах напоминал прекрасные летние луга, как пьянил он молодую женщину!

И сон сморил её…

========== 10. В Дучесс сомневаются ==========

Она очнулась от тяжёлого сна, потому что закашлялась и расчихалась: лёгкая сенная пыль забила нос и губы. Отчихавшись и откашлявшись, она села и с облегчением вздохнула. Нежный свет зари уже побеждал ночную тьму, и хотя она ещё не набрала полной утренней силы, лучи солнца начинали потихоньку одолевать серые, невзрачные сумерки. Уже можно было различить могучие стропила сеновала. Его окошко превратилось в светлый квадрат, и рядом с постройкой разорался петух. Тем самым с ночью было покончено. Где-то вдалеке крикнул ещё один петух, и вновь воцарилась тишина.

Дучесс спустилась с сеновала. Короткого тревожного сна ей вполне хватило, чтобы дать отдых мышцам. Она была готова ко всему, что могло ожидать её на этой земле. Но прежде не мешало бы стряхнуть жалкие остатки дремоты.

Она подбежала к берегу озера, сбросила одежду и нырнула.

Оделась она ещё до того, как утренняя заря явилась в полной красе и сиянии. Горизонт над горными вершинами всё больше и больше набирал розовый цвет. Весь юго-восток выглядел просто восхитительно. Вслед за небом хорошела и сама долина. У подножий холмов, вдоль реки, простирались обработанные поля, засеянные хлебом, зеленели заливные луга. На склонах высоких холмов, заросших сочной травой, там и сям паслись стада. Среди коров были индивидуалистки, явно предпочитавшие пастись в одиночку. Да, нетрудно было представить себе, как они раскормятся на этих благодатных землях! В самом деле, в этой долине ничего не стоило быстренько сколотить богатство, и потому выражение истощённого, худого лица Гвен как-то не вязалось с картиной всеобщего плодородия.

Эта мысль заставила Дучесс кинуть взгляд на северо-восток. Там поднимались Чёрные горы.

Да, лучшего имя не придумаешь! Огромные массы зеленоватой вулканической породы, извергнутые некогда из недр земли и отданные во власть ветров и дождей, превратились в нечто неприятно чёрное. Правда, кое-где скалы пронизывали жилы железной руды, и потому тяжеленные пирамиды железных и каменных скал, футов в двести в основании и в два раза выше ростом, напоминали невероятные металлические цветы. Солидное расстояние несколько смягчало диковатый вид Чёрных гор, однако трудно было представить себе, что живая душа может поселиться там, даже если эта душа скрывается от жестоких преследователей. Действительно, кто поверит, что там вообще может жить человек! Но Гвен пламенно заверила шерифу, что тот человек, поставивший себя вне закона, живёт именно там.

Хотя, если разобраться, идея этого человека — спрятаться в Чёрных горах — была совсем неплоха: кто найдёт её в лабиринтах беспорядочного нагромождения скал? А ведь из этой естественной крепости так удобно ради

собственной корысти грабить трудолюбивый народ! Неприметная и удобная пещера вполне могла служить грабителю надёжным убежищем. Глаза Дучесс сверкнули. Если настанет час — а она в этом была почти уверена, — когда общество решит раз и навсегда изгнать её и тем самым окончательно превратить в отшельницу, она последует примеру загадочной беглянки, что слоняется по Чёрным горам, словно неприкаянная.

Собачий лай заставил её повернуться в новом направлении, и в тот момент, когда на востоке появился над горизонтом край солнца, Дучесс сразу обнаружила место, где гавкали собаки.

Они располагались в очень удобной псарне, переоборудованной из старой кузницы. Только почерневшие от дыма балки напоминали о том, что когда-то здесь звенели по тяжёлым наковальням молоты и чадил раскалёнными угольями горн. В строении собак держали в непогоду, а сейчас они вольготно расположились во дворе псарни — собаки самых разных пород и размеров.