Эта мысль отрезвила её, и она отступила назад, к стенке, где лицо её скрывала тень хоров, а заодно и прятала от бездельниц, топчущихся в вестибюле.

— Синди, — произнесла она, — я должна рассказать вам, кто я такая. Вы никогда не слышали о Дучесс? В этом зале её знает каждый. И все они знают, что именно сегодня я вернулась из каторжной женской тюрьмы. Они все отвернулись от меня. Девушки, с которыми я когда-то танцевала, не желают замечать меня. Синди, если вы войдёте со мной в зал и мы начнём танцевать, все они остановятся и уставятся на вас, они будут жалеть вас…

— Они не отважатся! — отрезала Синди. — Они — жалеть меня! — Она стукнула ножкой в пол и высоко подняла голову. — Буду ли я танцевать с вами? — крикнула она. — Конечно, буду!

— Даже после того, как вы узнаете, за что меня посадили?

— Это меня не волнует. Я думаю — мне самой решать, стоит ли танцевать с вами или нет.

— Меня посадили, потому что я застрелила человека!

— Он сам виноват в том, что не опередил вас, — произнесла она, явно издеваясь над законом.

— Меня обвинили в том, что я стреляла ей в спину.

Она опять подняла голову; глаза её сияли ещё ярче.

Вдруг девушка кивнула головой:

— Кажется, они и в самом деле кретины и идиотки.

— Спасибо вам, — проговорила Дучесс. — Похоже, самое время начинать танец. И да благословит вас Господь, Синди!

Она повела её вперёд. Ещё несколько бездельниц, сгруппировавшихся у дверей танцевального зала, жадно глотали табачный дым, спеша вернуться в зал. Но как только мимо них прошли Дучесс и Синди, девушки забыли и про сигареты, и про бал. Глаза у них побелели, что бывает с людьми только в минуты сильнейшей паники. Пока парочка шествовала мимо них, они даже рта не могли раскрыть. И только минуту спустя раздалось быстрое бормотание, напоминающее шум воды в кильватере большого парохода.

И вот они прошли в зал! О, как запаниковали эти добрые законопослушные граждане городов и городишек от Хвилер-Сити до Чёрных гор! Какой ужас охватил этих приличных девушек, которые отважно восстали в защиту закона и порядка, обдавая мужественным презрением ужасную преступницу, вернувшуюся домой! Забыв о своей изумительной красоте, они превратились в сущих мегер. И чем дольше таращились они на Дучесс с девушкой, тем хуже им становилось.

Красота Синди казалась им необозримой. Но тем не менее она осмелилась войти в зал с этой изгойкой общества!

— Они пришли в ужас, глядя на вас! — сказала Дучесс. — Они не в состоянии найти изъяна в вашем платье. Посмотрите, какие они бледные — они проиграли вам!

Она повернула голову, небрежно скользнула взглядом по окаменелым лицам и опять повернулась к Дучесс.

— Разве я должна считаться с ними? — спросила она, несколько обидевшись. — Сейчас я хочу только танцевать!

Ей показалось, будто яркое сияние вспыхнуло над её головой, и пока ритмы вальса несли их по залу, сияние это не покидало девушку.

Дучесс не замечала ничего вокруг — для неё существовало только её лицо. Это были минуты счастья. Музыкант, игравшая на банджо с такой оглушительной силой, уже устала от однообразных усилий. Сейчас она отдыхала, вступая только время от времени, чтобы подчеркнуть любимый пассаж мелодии.

Барабанщица, похоже, начала впадать в спячку, потому что несколько раз забыла ударить щёточками по тарелкам, но зато четыре раза нажала невпопад педаль большого барабана.

Да и кларнет уже утратил пронзительность звука. Впервые за весь вечер стали по-настоящему слышны рояль и скрипка. Но вихрь вальса в зале не утихал. Бал незаметно вошёл в кровь и плоть танцующих.

И вдруг, как гром среди ясного неба, настала тишина. Танцоры бросились к стульям, расставленным вдоль стен зала. Музыка отнесла Синди и Дучесс далеко от входных дверей, и, когда центр зала опустел, все уставились на них.

Дучесс почудилось, будто голос девушки стегнул её кнутом:

— А теперь уведите меня отсюда!

— О нет! Мы ведь ещё и не начинали!

— Если вы не уведёте меня, я уйду сама.

— Что ж, пойдёмте, но…

Они пошли через зал.

— Если вы хоть чуточку нахмуритесь, — весело обратилась она к Дучесс, — они подумают, что мы с вами разругались. И мне кажется, это понравится публике!

Она кивнула головой в знак согласия. Да, она в самом деле стала ей настоящим союзником — пусть хоть всего на несколько минут.

— Они даже языки проглотили от ненависти, — уверяла Дучесс девушку. — Если бы мы остались ещё хотя бы на пару минут, эти дамы разорвали бы и вас, и меня. А парни…

— Я не могу остаться, — решительно сказала она.

— Вас кто-то ждёт?

— Нет. Если я останусь, кое-кто может догадаться…

— О чём? — спросила она.

Синди посмотрела на неё, и Дучесс заметила в её взгляде лёгкую панику.

— Ни о чём! — ответила девушка.

Дучесс была настолько взволнована, что даже не заметила, как они вошли в вестибюль. Она в каком-то бессознательном состоянии подала ей накидку, заботливо укрыла дождевиком и в том же трансе вышла с ней во двор. Чего боялась она, кто были эти «кто-то», о чём они могут догадаться?

— Куда отвести вас? — спросила Дучесс, когда они оказались на улице, во власти ветра и дождя.

— Прошу вас, отвернитесь и не поворачивайтесь, пока я не зайду за угол…

— Вы не хотите, чтобы я видела?..

— Именно так.

— Когда же я опять увижу вас, Синди?

— Больше никогда.

— Неужели вы говорите это серьёзно?

— Я думаю, что да.

— Синди, я должна вас снова увидеть! Почему…

— Мне некогда! — решительно оборвала она.

— Но когда вы скроетесь, можно мне будет пойти по вашему следу?

— Попытайтесь, если получится.

— Тогда спокойной ночи, — произнесла Дучесс.

— Прощайте! — крикнула Синди, пока она печально отворачивалась от неё.

========== 9. На ранчо Гвен ==========

Ветер заглушил её легкие шаги, но Дучесс знала — она чувствовала! — что та побежала налево и свернула за угол дома. Она прождала достаточно долго, чтобы позволить ей оторваться, после чего развернулась на каблуках и бросилась в погоню. Стрелой она влетела в единственный переулок, куда та просто не могла не войти. Её нигде не было!

Она на огромной скорости обежала всё кругом.

Пробежала вдоль фасада танцевального зала — на этот раз в противоположном направлении.

Но и там никого не было. Не было её и за зданием. Либо растворилась в прозрачном сыром воздухе, либо вернулась на бал, либо умчалась куда-то с такой скоростью, какой позавидует любая здоровая женщина.

Кратковременное её пребывание в танцевальном зале можно было в какой-то степени объяснить тем, что она тайком наблюдала с хоров за происходящим там. Но почему она боялась появляться в обществе?

Что пугало её? О чём «кое-кто» мог узнать, если бы она осталась на балу ещё немного?

Она поспешила к навесу и принялась седлать Понедельницу. Затягивая подпругу, Дучесс объявила самой себе, что в этой стычке с законом и порядком она вышла победительницей. Она атаковала их и побила противника на его собственной территория. Она выдержала их издевательский смех и более чем холодную встречу — и покинула зал непобеждённой.

Этого было достаточно, чтобы на душе у недавней каторжницы потеплело. Да, своим неведением эти люди отказались от былой с ней дружбы, но теперь Дучесс поняла, что выдержит. Она могла небрежно пожать плечами, могла послать к чёрту это надутое общество, потому что очаровательный трепет, вызванный появлением Синди, занял все её мысли.

Она мигом вскочила в седло и поскакала вдоль ограды. Если Синди решила — независимо от причины — спрятаться в одном из окрестных домов, например в отеле, тогда Дучесс следовало отказаться от дальнейших поисков.

Но что-то подсказывало ей, что её здесь нет.

Это чуть опалённое солнцем лицо, это дерзкое, с вызовом поведение, этот прямой взгляд — всё говорило за то, что она приехала издалека, что большая часть её жизни проходит под чистым небом. Она решила, что с бала её увело желание вернуться в дикую страну, откуда была родом она сама.