Но в этой компании Катька еще держалась по трем причинам: первая причина – у нее было достаточное количество встреч, на которые она добиралась не на метро, а на их довольно сносном такси, к тому же встречи для Катьки были интересны, потому что на них она знакомилась с разными людьми. Вторая причина вытекала, собственно, из первой, одна встреча в Москве занимала полдня, целую половину дня ты на воле, а не в тюремной камере с компьютером и телефонами.

Катьке нравилось встречаться с людьми, слушать их, наблюдать за ними, разгадывать их. Девушка одновременно представляла какие эти люди в жизни, в сексе, в быту и ей очень хотелось узнать – права ли она, не ошиблась ли? В эти моменты Катька очень сожалела, что нет у нее в сумке того заветного сборника задач с правильными ответами в конце. И еще, конечно же, Катька любила говорить, она упивалась своим красивым голосом и правильным, сложным русским языком. Вот уж где она могла выгулять свою филологическую ущемленность и невостребованность на всю катушку.

И третья, основная причина «не бегства» из этой абсолютно не престижной, не громкой, не перспективной, не пафосной, не наукоемкой компании то, что Катьку никто не доебывал в самом прекрасном смысле этого слова. Катька была предоставлена сама себе, ни зачастую бесполезных многочасовых, выносящих мозг из-за самодурства директора или коллег, планерок, ни доскональной системы контроля рабочего дня, ни отчетов о проделанной работе, которые обычно никто не читает. У Катьки был только план, сколько денег она должна принести, если Катька его выполняла, она получала порядка семидесяти пяти – восьмидесяти тысяч. Но на следующий месяц план ставили выше, почти на сто процентов, Катька его не выполняла и получала пятьдесят, на другой месяц план опять снижали, боясь, что Катька уйдет, план выполнялся, а на следующий месяц его вновь повышали, видимо, беспокоясь, чтобы сотрудница не надела корону и не поехала сыром по маслу на семьдесят пять-то тысяч рублей в Москве, живя на съемной квартире. Но такая синусоида плана и зарплаты и «недоеб» руководства Катьку вполне устраивали, это было гораздо лучше, чем первое время ее пребывания в столице, когда она за два месяца получила двадцать пять тысяч рублей и немного пошатнувшуюся нервную систему. Моники Белуччи тогда еще не было и в помине. Тогда Москва жила своей роскошной и сытой энергией миллионов жизнью, закутавшись потеплее в меха, так как наступил декабрь. Москва ездила в каретах, запряженных сильными красивыми рысаками, изредка бросая на Катьку комья снега из-под колес и распахивая порывами ветра тонкое весеннее пальто с проженной подкладкой.

Катька познакомилась с Верой еще будучи студенткой филологического факультета, окрестившегося как факультет «одиноких девиц». Девушка училась на пятом курсе и пришла за первым, после официантки, заработком в казино, каким-то чудом закончив курсы крупье. Вера работала на тот момент в казино кассиром. Катька хорошо помнила их первую встречу с Верой, которой на тот момент было лет двадцать шесть. Стройная длинноногая блондинка сидела на высоком стуле у бара, хотя по регламенту не должна была выходить из кассы вообще. Вера сидела на высоком крутящемся стуле, гордо вытянув одну ногу, а вторую подогнув под попу, курила и громко смеялась, даже не смеялась, а ржала. Вера была красивой, острой на слово и очень независимой, ей было абсолютно все равно, что о ней подумают и что с ней будет дальше, по сути ей было все по хрену.

Катька проходила через бар в стаф, чтобы переодеться, и Вера, окинув ее взглядом, достаточно громко произнесла: «Ого! Какие сиськи! Хорошие, блин!»

Катька, тогда еще скромная медалистка и вот-вот без года полноценный учитель русского языка и литературы, очень смутилась, подумав: «Что за пошлая девица у бара, какой ужас!» Она старалась избегать Веры, Катьку раздражал ее громкий смех, грубый голос с хрипотцой, и девушка немного боялась Веры, потому что не знала, как на нее реагировать. Но однажды разгневанный проигрышами игрок на рулетке, плеснул на Катьку горячий чай, еще дымящийся, только что принесенный официанткой, со словами: «Иди отсюда, сука, пока я тебя вообще здесь не поджег!» Катька схватилась за обоженное место, подскочили охранники и менеджер зала, схватили и увели девушку в стаф. Игрока не тронули, потому что крыша игрока была сильнее крыши владельца казино, только менеджер тихо и, как бы извиняясь, бросил:

– Карен, давай полегче.

– Нет, ну а чо она, сука, тварюга, сотку за двадцать минут! Ты видел, Валера?! Ты видел?! Я восемь обкладываю, а она, сука, двадцать три, я три раза на черное, а она три раза красное! Я тебе говорил убирай эту тварь!

В стафе все склонились над Катькой с расспросами что случилось. Девушка ревела белугой и ничего не могла сказать, но ревела она не от боли, а больше от обиды, от несправедливости. И тут ворвалась Вера с пакетом льда и полотенцем, одним движением она стянула с Катьки облитую чаем блузку и приложила полотенце со льдом к ожогу. – На, держи вот так! Не реви, сама же видишь, что придурок, здесь все такие. – успокаивала Вера Катьку. – Сиди так пока, я сейчас.

Через пять минут Вера ворвалась в стаф с чистой белой блузкой и бокалом коньяка.

– На, выпей! Легче станет! Эй, челядь, дайте шоколадку кто-нибудь или сока стакан! – обратилась Вера к ребятам-крупье, таким же студентам как и Катька. Со всех сторон посунулись пестрые шоколадки, кто-то протягивал сок.

Катька отпила глоток и закусила первым попавшимся кусочком шоколадки. Приятное ароматное тепло стало разливаться по телу, неся с собой успокоение и мир, нежно окутывая янтарной пахучей вуалью красные оголенные нервы.

– Коньяк?! После кипятка? – спокойно и с улыбкой как бы уточнила Ольга, самая старшая и опытная из крупье, только что вошедшая в стаф после смены. – Детка, так нельзя, тебе сейчас надо минимум два стакана воды и только воды.

– Оля, хорош! – встряла Вера. – Ты что не видишь? Книжные советы оставь деканам своей медакадемии.

– Хорошо, я поняла – так же спокойно ответила степенная Ольга, осматривая обожженное место – Кать, купи тогда себе «Пантенол» или «Мефенат», смазывай утром и вечером, за три дня все снимет. До свадьбы заживет. – договорила Ольга и расплылась в широкой белозубой улыбке. Никто тогда еще не знал, что до Катькиной свадьбы было ой как далеко, что Ольга, закончив медакадемию провинциального городка, отправится покорять Москву, поступит в аспирантуру, будет работать официанткой в «Му-му», а через десять лет станет доктором наук, ведущим кардиологом столицы и будет слушать сердечко самого Владимира Владимировича. Никто ничего не знал, и в маленьком прокуренном стафе продолжилась своя маленькая жизнь: у кого из книжек и чая, у кого из нард и шахмат, а кого-то из сна урывками.

Вера хотела стать актрисой. Яркой, взбалмошной, дурной, но безгранично талантливой и красивой. В школе и затем в медицинском училище, которое она закончила с горем пополам на шестом месяце беременности, Вера была звездой. Высокая яркая блондинка играла красавиц и роковых женщин в доморощенных спектаклях, активно участвовала в студенческой жизни и направо и налево разбивала мужские сердца. Потом залетела от двадцатилетнего зубного техника.

– Да потому что дура была, Кать! Дура дурой! Смотреть нужно было немного и на наследственность тоже, у него отец алкаш, дед алкаш. Три года с ним промучилась, сколько слез я с ним пролила, целое море! Поэтому Андрей у меня такой нервный, потому что всю беременность за этим алкоголиком пробегала. Говорила мне мать: «Делай аборт!» Не знаю…Я, конечно, люблю Андрюшку, но в тот момент мне ребенок совсем не нужен был, тем более от такого папаши.

Отсидев год в декрете, Вера устроилась медсестрой в гинекологическое отделение, работала там по сменам, работала в казино и еще подрабатывала массажисткой. Жили они втроем, с мамой и малышом, потому что от отца алкоголика, да еще и гулящего, Верка ушла. Денег лишних в семье не водилось, помощи никакой не было, нужно было надеяться только на себя.